Feel Good. Книга для хорошего самочувствия
Шрифт:
В ее квартире на улице Пехоты была только одна спальня, она отвела ее под детскую. На тридцать шестой неделе беременности она купила в «Икее» раскладной диван модели «Нихамн», антрацитового цвета, 299 евро. Она заказала доставку, пришлось заплатить 79 евро, но без машины выбора у нее не было. За 60 евро его могли также полностью собрать специалисты из «Икеи», но Алиса решила сэкономить эту сумму и потратила целый день, собирая диван сама; от усилий начались первые схватки.
Она родила неделю спустя. Воды отошли ночью. Алиса вызвала такси; когда машина подъехала, шофер согласился посадить ее при условии, что она подстелет мусорный мешок, чтобы не испортить сиденье. Она поднялась за мешком в кухню. Шофер спросил:
— А вашего мужа дома нет?
— У меня нет мужа, — отрезала она.
— Мальчик или
— Мальчик. Ахилл. Мой сын Ахилл!
— А… — сказал шофер, тормозя перед клиникой.
Ахилл был красивым младенцем. Чудесным младенцем. В первую ночь в палате родильного отделения, многоместной палате (чтобы не переплачивать за анестезию и гинеколога), где были кроме нее и другие мамочки, Алиса почти не спала. Она смотрела на Ахилла в кроватке из прозрачного пластика, он был невероятно красив, его маленькая грудка поднималась и опускалась в ритме частого дыхания, крошечные пальчики иногда шевелились, точно лепестки маргаритки, раскрываясь и закрываясь то резко, то медленно.
— Какой красавчик! — восхищалась мать.
Ахилл заплакал. Она дала ему грудь, как показывала ей медсестра. Когда он стал сосать, Алису захлестнула волна такой нежности, что закружилась голова: она думала, что «все для него сделает», что хочет, чтобы его жизнь была «чудесной, насколько это возможно», хочет, чтобы он «был счастлив». Ей вспомнилась песня Ким Уайлд «Kids in America», и она решила, что такого же хочет для своего сына: детства, которое было бы как праздник, детства, защищенного от всех испытаний, которые готовит ему мир, от смерти отца, от нехватки денег, от недель, месяцев и лет жизни в обрез, от страхов перед ударами судьбы и притаившимися за деревьями волками. Вспомнила она и Северину, эту картинку, никогда не покидавшую ее память: подруга детства ждет ее в дверях. Она вспомнила хрустальный запах «красивого дома» Северины, сад Северины, похожий на парк, комнату Северины, похожую на шоурум, пони Северины по имени Корица, семью Северины, живущую в радости, беззаботно и беспечно. Ахилл наелся и икал, она приложила его к плечу, икота прошла, она осторожно положила его обратно в прозрачную кроватку и прошептала: «Ну вот, все хорошо… все будет хорошо… я люблю тебя… мама тебя любит». И она уснула.
Ей очень повезло: она нашла место в яслях. Это были не частные ясли за бешеные деньги, а государственные, цена которых рассчитывалась, исходя из ее зарплаты матери-одиночки: семь евро за полный день. Это составляло порядка ста сорока евро в месяц (но могло слегка меняться). С ее зарплатой, которая составляла теперь (с индексацией) тысячу пятьсот евро в месяц, ясли были важной статьей в ее бюджете, тем более что в бюджете приходилось учитывать также квартплату (пятьсот пятьдесят евро в месяц), коммунальные услуги (пятьдесят евро), воду, газ и электричество (восемьдесят евро), телефон и Интернет (двадцать пять евро), а также ежегодные траты (страховка от пожара, дополнительная медицинская страховка, на которую она подписалась перед родами). Одно, другое, третье, и оставалось у нее чуть меньше шестисот евро, чтобы кормиться и одеваться и чтобы кормить и одевать Ахилла. Это было в обрез, но благодаря eBay и акциям в гипермаркетах она справлялась.
Впервые отнести Ахилла в ясли было мукой мученической. Три месяца Алиса прожила, не расставаясь с сыном, три месяца в пушистом коконе, в абсолютной нежности, это было счастье, это была гармония, это было восхитительно. Ахилл был младенцем тихим и ласковым, и каждый день Алиса восторгалась новым достижением сына: вот он посмотрел на нее внимательнее, вот улыбнулся шире, вот едва заметно изменился издаваемый им звук, вот он схватил игрушку, взял ее в рот, потянул к ней ручку…
А потом настал день, когда ей надо было выходить на работу, и гармонии наступил конец. Алисе пришлось разбудить Ахилла в половине седьмого утра, она положила его в сумку-кенгуру «Беби борн» (удачно купленную на eBay, тридцать пять евро) и первым автобусом поехала в ясли. В переполненном автобусе Ахилл, как будто о чем-то догадываясь, таращил глазки. Какая-то женщина задела его, Алиса ее возненавидела. Другая женщина кашляла, не прикрыв рот рукой, Алисе хотелось ее ударить. Она гладила сына по головке и шептала: «Вот увидишь, там хорошо, тебе будет весело». Она поняла, что впервые в жизни солгала. Разозлилась
Ясли назывались «Маленькие пони», они были залиты больничным неоновым светом и пропитаны запахом вареных овощей. Одинокий младенец, сидя на полу, отчаянно плакал, прижимая к себе плюшевого слона. Другой, бледный, с лысой головкой и широким лицом, ломал ударами кулачков пластмассовый грузовик. Алиса назвала свое имя, ее отметили в списке. Нянечке, которая унесла Ахилла, она сказала: «Когда он не может уснуть, я сижу с ним, глажу ему лобик, ему нравится», — но нянечка была уже далеко. Алиса покинула ясли, едва не теряя сознание, она не чувствовала под собой ног, а горло как будто сдавило крепкой веревкой. Ей снова вспомнилась Северина, доверенная на попечение Нидии, которая заботилась о ней, как о собственном ребенке. И она разозлилась на себя, что не родилась богатой.
В обеденный перерыв Алиса позвонила в ясли, какая-то женщина с восточноевропейским акцентом сказала ей, что «все хорошо, но он не хочет есть». В конце дня автобус, казалось ей, ехал невыносимо медленно, она чувствовала, что от ярости и нетерпения сейчас взорвется прямо в толпе. Выйдя, она побежала, запыхавшись добралась до яслей, увидела Ахилла, лежащего в шезлонге, издалека он показался ей странно неподвижным, как будто в летаргии, она вспомнила читанную когда-то статью о том, что если дети сильно плачут, то могут доплакаться до разрыва аорты и остаться калеками на всю жизнь, но, увидев ее, он заерзал, протянул к ней ручонки и тоненько запищал. Женщина в белом халате поставила в блокноте крестик против фамилии Алисы и принесла ей Ахилла.
— Он не поел, — сказала она.
— Какую смесь вы ему давали? — спросила Алиса.
— «Нестле Нидаль».
— У меня он ест «Кандию»… Наверно, поэтому.
— Если хотите, чтобы мы давали ему «Кандию», принесите ее завтра. Здесь у нас только «Нидаль».
Весь вечер Алиса прижимала Ахилла к груди. Он нервничал, она думала, что он, наверно, «как бы в шоке». Малыш никак не мог уснуть, и она взяла его к себе в кровать. Позже, когда он уже засыпал, она вспомнила статью на сайте psychologie.com, предостерегавшую от дурных привычек, которые могут приобрести дети, когда спят в постели родителей.
— Пошли они все со своими статьями! — сказала Алиса вслух.
Шло время.
Мода на обувь менялась мало: более или менее высокая танкетка, более или менее широкая пряжка, найковские кроссовки за подписью рэпера Snoop Dogg имели большой успех летом, несмотря на цену 249 евро. Прошла странная мода на сапожки для верховой езды, потом не менее странная на кроссовки с каблуками. Вернулись топсайдеры, но ненадолго. Непонятно почему на один сезон все захотели мефисто, после чего мефисто пришлось безжалостно уценить. На неделе высокой моды Виктория Бэкхем показалась в мокасинах с пайетками, и был год мокасин с пайетками. Перед осенними каникулами всегда приходилось обновлять ассортимент походной обуви от двадцать восьмого до тридцать пятого размера для толп скаутов, которые отправлялись в походы по тошнотворно раскисшим сельским дорогам. Магазин обуви для фитнеса открылся в трехстах метрах от бутика Бокаччи, и обувь для фитнеса постигла участь наполеоновской армии при Березине, потом в нескольких километрах открылся торговый центр, где были широко представлены марки Clarks, Dr. Martens, Donna Piu, Fred Perry, Geox, Ikks, Kicker, New Balance, No Name, RedSkins и Superga. Бутик потерял часть клиентов, в основном (по наблюдениям мадам Моретти) в диапазоне от шестнадцати до пятидесяти лет, но возрастная клиентура хранила верность и позволяла мадам Моретти удерживать «казну на зеленом уровне» (так она выражалась), хотя «лучшие годы были уже позади» (тоже ее слова).
Ахилл рос здоровым ребенком. Конечно, не обошлось без всех детских болезней: он перенес свинку, ангину, ветрянку, во время которой его кожа, обычно такая шелковистая, покрылась багровой сыпью. Когда Ахилл болел, Алисе приходилось обращаться в государственную службу поддержки. Ей присылали незнакомых женщин. Они являлись на рассвете, приезжали, как правило, издалека, одна даже добиралась поездом, и у всех был совершенно измотанный вид. Алиса передавала им Ахилла и убегала, стараясь не думать о страшных заметках в хронике происшествий про детей, которых мучают психически неуравновешенные няни.