Feel Good. Книга для хорошего самочувствия

Гунциг Томас

А потом, сразу после новогодних праздников, когда годовой доход бутика Бокаччи упал на двадцать процентов по сравнению с прошлым годом (по оценке мадам Моретти), мадам Моретти сообщила Алисе, что закрывает лавочку.

— Я слишком стара, пора и на покой. В любом случае я только теряю деньги, — сказала она Алисе.

По закону Алиса имела право отработать шесть месяцев. И эти шесть месяцев она продолжала работать в бутике, где царила мрачная атмосфера конца света. Все это время она искала новое место: ходила на интернет-сайты с предложениями работы. «Senior Accauntant / International Company», «Store Manager», «инженер по технике безопасности», «ведущий проекта HVAC», «Process Analyst», «Pricing Specialist», «Business Analyst for Tax reporting Solution»… В большинстве случаев Алиса даже не понимала, что за работа предлагается. А если и понимала, то не подходила по возрасту, была недостаточно квалифицированна, не владела

английским, не имела прав на вождение грузовика-тяжеловоза, да и вообще водительских прав не имела. В итоге через полгода, когда мадам Моретти вручила ей конверт, в котором были пятьсот евро (черным налом), и крепко обняла ее на прощание, Алиса так ничего и не нашла.

2. Арифметика бедных

Алиса встала на учет на бирже труда как безработная. Девушка в кабинете любезно объяснила ей, что, если через шесть месяцев она не найдет работу, пособие будет урезано. Уменьшение пособия по безработице рассчитано на год. В течение этого года, из квартала в квартал, из суммы пособия будет каждый раз вычитаться «пятая часть разницы между предыдущей суммой и общей суммой пособия». Алиса взяла бумагу, которую протянула ей девушка:

— Посмотрите, тут понятнее.

Алиса уставилась на столбики цифр.

— А если через год я не найду новую работу? — спросила она.

— Что ж, через год вы потеряете пособие по безработице, но по-прежнему будете иметь право на «интеграционный доход». Вы мать-одиночка с несовершеннолетним ребенком, значит, это будет… э-э… шестьсот восемьдесят евро в месяц. Но при этом вы должны оставаться в распоряжении рынка труда.

— Что это значит?

— Это значит, что вы должны доказывать, что активно ищете работу, показывать нам резюме, если будете их рассылать, объявления, на которые будете откликаться, но в то же время вы должны соглашаться на временную работу, которую мы будем вам предлагать.

Полное пособие по безработице на три месяца составляло шестьдесят процентов заработка Алисы. С 1500 ее доходы упали до 900 евро. Эта потеря 600 евро в месяц имела серьезные последствия как в жизни Ахилла, так и в жизни Алисы. Квартплата за квартирку на улице Пехоты выросла и составляла теперь 600 евро. На коммунальные услуги по-прежнему уходило 50 евро, счета за воду и газ выросли до 100 евро, цена за телефон и Интернет не изменилась (25 евро), а пособие на ребенка, которое она получала как мать-одиночка, составляло 140 евро. Одно, другое, третье, после получения пособий на ребенка и по безработице и оплаты счетов за квартиру и коммунальные услуги не оставалось ничего, ровным счетом ничего, ноль. И это при условии, что Алиса и Ахилл не ели, не одевались и никуда не ездили. Она крутила цифры в голове так и этак, но не видела, где, кроме квартплаты, можно сэкономить.

Она провела много часов на сайте недвижимости в поисках чего-нибудь за 400 евро. 350 евро было бы еще лучше, но, чтобы преодолеть рубеж 400 евро, надо было сменить район, к тому же переезд обошелся бы дорого, не говоря о том, что пришлось бы заблокировать квартплату за три месяца на банковском счету как «жилищную гарантию», а все это ей было не по средствам.

По совету девушки с биржи труда, Алиса записалась в компанию, предоставляющую временную работу. Она заполнила бумаги в кабинете компании под названием «Start People» (название Алисе не понравилось). Девушка, такая же молодая, как ее коллега с биржи труда, с гладкой, словно лепесток крокуса, кожей, с крошечными бриллиантиками на ногтях, записала ее образование, профессиональный опыт и возраст (она поморщилась, когда Алиса сказала: «Сорок шесть лет»).

Потом, опять же по совету девушки с биржи труда, она составила резюме, чтобы рассылать его «спонтанной кандидатурой» в места, которые могли ей подойти. Она прочла несколько образцов в Интернете и написала что-то похожее на эти образцы:

«В моем активе двадцать лет работы менеджером по продажам в элитном обувном магазине. Мне знакомы все тенденции, существующие в мире обуви. Мои качества: высокая адаптивность, организаторские способности. Я люблю работать в команде».

Она распечатала резюме, потратила несколько десятков евро на марки и конверты и разослала его во все обувные магазины в радиусе двадцати километров. Ответил ей только один. Но это был тот самый представитель «Пумы», который открыл свой магазин и просто хотел возобновить знакомство.

Опять же по совету девушки с биржи труда, она не отказывалась ни от какой временной работы (два отказа влекли за собой штрафные санкции вплоть до лишения пособия): компания «Тривалис», специализирующаяся на «внешних инвентаризациях», наняла ее на три месяца для инвентаризации в магазине «Сделай сам». В напарницы ей досталась женщина лет пятидесяти, которая мучилась радикулитом и жаловалась с утра до вечера на невезение, на мужчин, на

систему, на евреев и вообще на поганую жизнь. Вдвоем они пересчитывали упаковки гвоздей, упаковки болтов, бутылки с соляной кислотой, шпатели, наждак, пилы и напильники, гектолитры клея и древесно-стружечные доски с острыми, как бритва, краями. Было трудно считать точно, от усталости, замотанности и монотонности работы они часто ошибались: сто сорок три упаковки болтов для гипса или двести сорок три? Начальник велел им «ускориться», мол, «все равно без разницы, инвентаризация просто положена по закону, а всем плевать, сто сорок три или двести сорок три упаковки болтов». Плевать было проще, работу это облегчило, но в то же время повергло ее в депрессию. Затем одна клининговая компания внезапно испытала нехватку персонала для уборки помещений крупного банка. Банк находился в центре города. На месте надо было быть в пять часов утра, чтобы закончить работу до прихода служащих (в девять часов). Алиса дала ключи от своей квартиры соседкиной дочке, которая за 15 евро кормила Ахилла завтраком и отводила в школу. Но это значило, что с четырех утра до половины седьмого Ахилл оставался дома один. Алиса уходила как можно тише, чтобы не разбудить его, и обувалась только на лестничной клетке. Эта работа продолжалась десять дней: с командой из еще пяти женщин Алиса каждое утро убирала две тысячи квадратных метров опенспейса. Надо было выбрасывать мусор из корзин, иногда очистки и стаканчики из-под йогурта прилипали к дну, и приходилось оттирать. Еще надо было чистить туалеты (следы дерьма банковских служащих, брызги мочи банковских служащих), пылесосить, а на верхних этажах, где располагались кабинеты руководителей и большие залы заседаний, стирать пыль с полированных столов и клавиатур компьютеров. Уходя, она встречала первых служащих. Ни один с ней не здоровался. Как будто она была предметом мебели. В последний день, с бешено колотящимся сердцем, она украла пачку бумаги и целую пригоршню карандашей. Никто не обратил внимания. Это наполнило ее радостью, она отдала их Ахиллу и сказала: «Можешь рисовать, сколько хочешь». Он нарисовал пирамиды и попытался изобразить иероглифы, которые видел в книге. Потом одна работница химчистки родила, и Алису взяли на ее место гладильщицей. Алиса гладила рубашки, рубашки и еще рубашки, сотни рубашек. Ночами шипение вырывающегося из утюга пара снилось ей в кошмарных снах. Потом ее взяли кассиршей в супермаркет. Один день ушел на обучение, она выходила по скользящему графику две недели, но ее сочли слишком медлительной и вместо нее взяли восемнадцатилетнюю девушку, которая действительно работала вдвое быстрее. В том же магазине ее пригласили на обновление ассортимента в отделе предметов гигиены, но заведующий отделом ухитрился пристроить на это место свою племянницу. В том же магазине ее взяли наблюдать за самостоятельным сканированием, но она не смогла помочь англоговорящей покупательнице, та пожаловалась в службу клиентуры, и директор решил, что отныне «ассистент самостоятельного сканирования» должен как минимум знать два языка (было даже вывешено соответствующее объявление в комнате отдыха), Алисе разъяснили «императивы марки в части отношений с клиентурой», и больше из магазина ее не беспокоили.

Соглашаясь на все места, которые ей предлагали, проявляя исключительную гибкость, не пасуя ни перед скользящим графиком, ни перед ночными часами, ни перед самой неблагодарной работой, ни перед настроениями начальников на всех местах, ни перед абсурдностью иных задач, она сумела в какой-то мере компенсировать потерю зарплаты. Бывали месяцы, когда, сложив плоды своих временных работ и пособие по безработице, она получала почти прежние 1500 евро.

Но такое случалось редко.

Как правило, ей удавалось получить от 1000 до 1200 евро в месяц. Достаточно, чтобы платить за квартиру, но недостаточно, чтобы жить.

И Алиса стала воровать.

Она воровала, и совесть ее ни капли не мучила. Ей хотелось, чтобы Ахилл ел фрукты, и овощи, и мясо. Чтобы он не страдал от недостатка «основных питательных веществ», упоминавшихся в статьях о питании детей, которые она читала в Фейсбуке. Нет уж, она хотела, чтобы он рос и стал крепким и здоровым мужчиной. Ей попалась, к примеру, статья о том, что иммунная система и костный и мышечный потенциал определяются в процессе роста. Она ничего не хотела оставлять на волю случая.

И поэтому воровала.

Воровать было несложно, достаточно быть осторожной и избегать предметов роскоши, на которых стояли жучки. За винными отделами наблюдали охранники, за отделами одежды и электротоваров тоже. На отдел фруктов и овощей, как правило, всем было плевать. Мясной — когда как.

И Ахилл каждый день получал свой рацион фруктов и овощей.

Но несмотря ни на что — на пособие, на временные работы, на воровство в магазинах, — ей все равно не хватало. Деньги, которые всегда были головной болью, стали наваждением, а жизнь превратилась в непрерывный подсчет.