Фельдмаршал И.Ф. Паскевич и русская стратегия в 1848-1856 гг.
Шрифт:
Поскольку в соответствии с «Уставом» главнокомандующий наделялся над Действующей армией «властью Государя Императора», монарх получал право непосредственно распоряжаться войсками лишь после принятия на себя ответственности именным указом. При этом бывший главнокомандующий автоматически становился начальником штаба армии, а бывший начальник штаба, соответственно, генерал-квартирмейстером. До издания именного указа главнокомандующий сохранял все свои права, за исключением отдачи ему императорских почестей. Особое положение главнокомандующего подтверждалось тем, что дипломатические представители России за границей были обязаны направлять ему копии своих донесений, посылаемых в Министерство иностранных дел [154] .
154
ПСЗ II. Т. 21. Отд. 3. № 20670. §. 174–175.
В случае необходимости на базе Большой Действующей
В новом «Уставе» нашел отражение организационный опыт, накопленный русской армией в первой половине века. Именно на его основе в ходе Венгерского похода и Крымской войны осуществлялось управление сухопутными войсками империи.
Первая половина XIX столетия в армиях крупнейших европейских держав прошла под знаком возрастающей профессионализации штабной службы. Стремительный количественный рост сухопутных армий неизбежно повышал требования к уровню штабного управления войсками. Организация боевой работы больших войсковых масс на театре войны становилась невозможной без хорошо отлаженной интендантской и квартирмейстерской части.
Высокие требования, предъявляемые в новых условиях офицерам службы Генерального штаба, сделали необходимым создание специализированного учебного заведения, ответственного за их углубленную общеобразовательную и военно-теоретическую подготовку. Открытие в 1832 г. Военной Академии (будущей Академии Генерального штаба) стало важным событием в русской военной истории [155] . Академия создавалась по предложению и с участием Антуана-Анри Жомини – всемирно известного военного теоретика, перешедшего в 1813 г. на русскую службу.
155
Глиноецкий Н.П. Исторический очерк Николаевской академии Генерального штаба СПб., 1882. Его же. История русского Генерального штаба. Т. 2. 1826–1855. СПб., 1894. С. 77–138.
Классической моделью высшего военного управления, при которой Генеральный штаб вырастает в независимый военно-политический институт – орган стратегического планирования, приобретающий огромную, порой ведущую роль в формировании военной и внешней политики государства, считается прусско-германский Большой Генеральный штаб. Появление данной модели окажется возможным в результате войн второй половины XIX в., связанных с деятельностью Г. фон Мольтке Старшего. Синтез строевой практики, зрелой военной теории и высокой штабной культуры обеспечит прусско-германской военной машине профессиональное превосходство над каждой из ее соперниц.
Однако в период, предшествовавший приходу Мольтке на должность начальника Большого Генерального штаба в 1858 г., потенциал прусской Военной Академии как военно-учебного заведения в значительной степени оставался нереализованным. Сам же прусский Генеральный штаб являлся в те годы скорее учебным бюро, нежели органом стратегического планирования и подготовки мобилизации [156] .
В николаевской и особенно в пореформенной России наблюдались схожие по смыслу процессы, связанные с поиском Главным штабом места функции стратегического планирования в рамках высшего военного управления [157] и, как следствие, с определением роли Военной Академии в системе профессиональной подготовки офицерского корпуса [158] .
156
BucholzA. Moltke, Schlieffen and Prussian war planning. Oxford, 1993. P. 38.
157
См.: Айрапетов O.P. Забытая карьера русского Мольтке. Н.Н. Обручев (1830–1904). СПб., 1998.
158
См., например: Ганин А. В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917–1922 гг. Справочные материалы. М., 2009. С. 15–16.
За 25 лет было осуществлено полное перевооружение сухопутных войск. В начале царствования Николая I армия по-прежнему была вооружена различными вариантами гладкоствольного кремневого мушкета образца 1808 г., который, в свою очередь, являлся версией знаменитого французского Шарлевильского мушкета 1777 г. Разнотипность и разнокалиберность оружия отрицательно сказывалась на огневой производительности русской пехоты в годы Наполеоновских войн. На Бородинском поле встречались полки, использовавшие ружья до 20 различных типов и калибров. Проблема стандартизации и унификации стрелкового вооружения в первые годы николаевского царствования продолжала оставаться неразрешенной. В 1826–1828 гг. ствол ставшего для армии основным ружья образца 1808 г. с целью облегчения был несколько укорочен [159] .
159
Фёдоров
Окончательная стандартизация кремневых ружей была осуществлена лишь в 1839 г. [160]
Однако вскоре была развернута массовая переделка кремневых ружей в ударные капсюльные, которые стали именоваться «образец 1844 г.» [161] . Поскольку переделка кремневых ружей не удовлетворяла потребность армии в современном скорострельном гладкоствольном вооружении, уже в 1845 г. был начат выпуск нового капсюльного ружья. Русское ружье образца 1845 г. калибром 7,1 линии создавалось на основе французского [162] и было одним из самых удачных на фоне современных ему европейских капсюльных ружей. Оно полностью отвечало общепринятым в Европе того времени тактическим представлениям о применении линейной пехоты в маневренной войне, которые провозглашали приоритет скорострельности ружья над его дальнобойностью [163] .
160
Фёдоров В. Г. Вооружение русской армии за XIX столетие. СПб., 1911. С. 52.
161
Там же. С. 56.
162
Там же. С. 57–58.
163
War in the age of technology: Myriad faces of modern armed conflict. N.Y.; Ц 2001. P. 23–27; Свечин A.A. Эволюция военного искусства с древнейших времен до наших дней. Т. 2. М.; Л., 1928. С. 25.
Крупнейшие сражения Польской кампании 1831 г. подтвердили решающее тактическое значение сомкнутой батальонной колонны, проявившееся на полях сражений Наполеоновских войн. Достаточно низкие возможности стрелкового оружия того времени делали ее малочувствительной к огневому воздействию противника. В ходе штурма варшавских укреплений русская пехота брала редуты в основном в штыки, хотя максимальный тактический эффект достигался при тесном взаимодействии сомкнутых колонн с передовой цепью застрельщиков [164] .
164
Окунев Н.А. История второй половины Польской войны 1831 года. СПб., 1835. С. 118.
Для действий в рассыпном строю в русской армии с 1834 г. стали создавать отдельные стрелковые батальоны корпусного подчинения. Номера их соответствовали номеру пехотного корпуса. Поначалу гладкоствольные ударные ружья поступали именно на их вооружение [165] .
С 1842 г. стрелковые батальоны и застрельщики в линейной пехоте стали получать нарезные штуцера. В 1840-е гг. основным оружием такого типа стал так называемый Литтихский штуцер калибром 17,78 мм образца 1843 г., его дополняли штуцера системы Гартунга и Эрнрота, соответственно, образцов 1848 и 1851 г. [166]
165
Мещеряков Г. П. Русская военная мысль в XIX в. М., 1973. С. 124.
166
Фёдоров В. Г. Эволюция стрелкового оружия: в 2 т. М., 1938. Т. 1. С. 37–45.
Если говорить об общей численности войск, которые Россия по завершении боевого развертывания Действующей армии могла выставить в поле на первом этапе возможной войны на западе, то цифра, по меркам того времени, оказывалась внушительной – около 400 000 чел.
Так, например, зимой 1839 г. в обстановке военной тревоги, связанной с бельгийским кризисом, развернувшимся вокруг проблемы международного признания Бельгии и территориальных претензий со стороны Франции, на 25 февраля ведомость о состоянии действующих войск Гвардейского, Гренадерского, I, II, III, IV пехотных, а также I и III резервных кавалерийских корпусов показывала по штатам военного времени 390831 чел. Из них налицо имелось 303 346 чел. С учетом подготовленных пополнений в виде рекрут и бессрочноотпускных некомплект значительно сокращался и составлял всего 23425 чел. [167] В полевой артиллерии предполагалось развернуть около 800 орудий.
167
РГВИА. Ф. 38. Оп. 4. Д. 359. Я. 171–190.