Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
— Нашим сапёрным молодцам неприятель завидовал под Плевной. Вы только почитайте его мемуары...
Великий князь не засиживался в столице. Так, в 1871 году он предпринял «служебное путешествие» по российскому Югу, инспектируя крепостной пограничный пояс. То есть побывал там, где Россия имела опасных по своим устремлениям соседей — Оттоманскую Порту и Австро-Венгерскую империю.
В том же году генерал-инспектор кавалерии совершил поездку в Область войска Донского, поскольку состоял по должности «покровителем» донского коннозаводства.
— Я знаю, что ваши лучшие коннозаводчики живут в степях по Манычу.
— Да, ваше высочество, вы осведомлены верно. Там у донских калмыков летние и зимние кочевья. Царство конных табунов. Пастбища — глазами не обмерить.
— Мне хотелось бы своими глазами увидеть это царство донских скакунов.
— Как прикажете, ваше высочество...
Николай Николаевич-Старший питал к лошадям особенную любовь. Не случайно он слыл большим знатоком конного дела без всякой на то натяжки. Поэтому, не задерживаясь в понравившемся ему казачьем городе Новочеркасске, он отправился в сопровождении небольшой свиты в Манычскую степь. Там находились зимники Донского казачьего войска, калмыцкие кочевья.
Великий князь сразу нашёл общий «профессиональный язык» со степной знатью, владевшей тысячными конскими табунами. Он запросто заходил в юрты калмыков, принимал от них угощение. Беседы за чашкой кумыса велись, естественно, на любимую тему — о лошадях.
Появление брата императора в Манычской степи, да ещё с инспекционной поездкой, стало делом памятным для донского казачества, почти десятую часть численности которого составляли калмыки, прирождённые наездники. По такому случаю в степи был устроен большой праздник, в котором приняли участие многие тысячи людей.
Калмыки пригнали на праздник более полутора тысяч лошадей и устроили скачки. Призы победителям были определены от имени великого князя. Одна скачка устраивалась для мужчин, другая — для женщин. Вернувшись в столицу, во время одного из вечеров в Зимнем дворце Николай Николаевич рассказывал об увиденном на берегах Маныча:
— Удивительное было зрелище. По степи несутся сотни всадников, кони стелются над землёй, как луговые птицы под Красным Селом. Красотища.
— И что, очень ловки эти донские калмыки?
— Не то слово. С младенчества на коне. Всадник и конь смотрится как единое целое, как мифический кентавр.
— А как скачки в степи по сравнению с манежной выездкой?
— Степь — не манеж. В манеже кирасир или гусар своего коня выучивает для строя. А в степи выучка иная, легкоконная.
— Но всё же казак и калмык не регулярный кавалерист.
— Верно. Только казачья конница с калмыками да башкирами гнала Наполеона до реки Березины. Париж удивлялся, своих драгун и конных егерей ему видеть было привычно. А тут сыны донских степей на бульваре Капуцинов. Вот это зрелище было для парижан!
— Значит, степные всадники вас поразили на скачках?
— И не только одни мужчины.
— А
— Женщины-калмычки. Вторые скачки степные ханы устроили только для них.
— И как они смотрелись?
— Как степные амазонки. Зрелище для дворцового жителя было от начала до конца просто поразительное.
— Значит, вы довольны поездкой на Дон?
— Ещё как! Своими глазами увидел, что для русской кавалерии скакунов там не перечесть.
— А как же наши губернские конные заводы? Владимирские и орловские скакуны? Подмосковные лошадки?
— Чего за них волноваться-то? Нам не только для регулярной кавалерии, а для пешей и конной артиллерии десятки и десятки тысяч лошадей тоже нужны. Здесь одними степными коннозаводчиками не обойдёшься.
В следующем, 1872 году великий князь Николай Николаевич испросил у государя вполне заслуженный отпуск, который из-за занятости по службе не испрашивался уже много лет. Император поинтересовался у брата:
— Куда ты, Николай, вознамерился отправиться?
— В заграничное путешествие, ваше величество. С пользой для военного державного дела.
— Понимаю. В Европу или на Восток?
— На Восток. Хочу посмотреть на султанское государство османов и посетить Святую Землю.
— И арабских иноходцев заодно поглядеть?
— А как же, ваше величество. Привезу домой, надеюсь, не одну бедуинскую лошадку...
В путешествии по Ближнему Востоку и Малой Азии великого князя сопровождала небольшая свита. Впрочем, он и не собирался афишировать свой фамильный статус. Но российское посольство в Константинополе дало понять турецким властям, что прибывающий путешественник есть лицо не простое, и потому Николаю Николаевичу-Старшему всюду выказывалось соответствующее почтение.
Маршрут заграничной поездки был таков: Константинополь, Смирна, Александретта, Галипполи, Бейрут, Дамаск, Назарет, Иерусалим, Каир, другие древние города. То есть великому князю довелось увидеть земли современной Турции и Сирии, Ливана и Иордании, Израиля и Палестины, а также Египта.
В Святой Земле путешественники посетили Священный город Иерусалим, прикоснулись к христианским святыням, многое узнали о жизни местного православного духовенства. Виделись и с паломниками из России, среди которых было немало обитателей мужских и женских монастырей.
На местах Николая Николаевича чисто профессионально интересовала турецкая армия, крепостные укрепления. Он отмечал, что это уже не те султанские аскеры, которых ему довелось видеть под осаждённым Севастополем. По всему чувствовалось, что европейские военные инструкторы на службе Стамбула своё высокое жалованье отрабатывают сполна. Но каждый раз, покидая очередной турецкий город, великий князь говорил своим спутникам:
— Всё же турки не европейская армия. Им у нашей есть чему поучиться...