Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
Завязался разговор с начальником армейского штаба, который с не меньшим интересом разглядывал плевенские укрепления:
— Артур Адамович, турки опять подновляют свои редуты. Видите их землекопов?
— Вижу, ваше высочество. Но лениво они работают. Больше бродят у редута, чем кидают землю лопатами.
— Но странно всё-таки они себя ведут. Место, где мы стоим у них на виду, простреливается из ружей. И они не стреляют?
— Пленные в один голос говорят, что боеприпасов у них осталось мало, ваше высочество.
— Пусть мало. Но на генеральскую свиту могли бы потратить
— Как, ваше высочество?
— А вот так. Возьмём да и выйдем всей свитой на гребень батарейного бруствера, чем вызовем огонь на себя.
— Это опасная игра...
— На войне риск всегда риск. Должен же я знать силу их ружейного огня...
При этих словах великий князь Николай Николаевич-Старший преспокойно уселся на гребень бруствера батареи, собрав вокруг себя свиту. И стал заслушивать батарейного командира, каким образом его орудийные расчёты находятся в зоне действенного ружейного огня осаждённых.
Тягостные минуты томительного ожидания шли одна за другой. Но ружейной и пушечной стрельбы со стороны турок так и не последовало. Главнокомандующий на обратном пути с батареи сказал сопровождающим:
— Теперь я верю, что Осман-паша бережёт не только ружейные патроны, но и орудийные заряды...
Собрав военачальников осадных войск, Николай Николаевич объявил о том, что генерал Тотлебен будет «помощником» князя Карла Румынского, номинального начальника всего Западного отряда.
На военном совете решался вопрос, как вести осаду крепости, во второй раз за войну продемонстрировавшей свою силу. Командир 4-го армейского корпуса генерал-лейтенант Золотов сделал такое предложение:
— Ваше высочество, турки слабеют, о чём говорят пленные. Пора подействовать на самого Осман-паши.
— Вы предлагаете послать к нему парламентёра?
— Разумеется. У меня есть способный исполнитель дипломатической миссии юнкер Татищев из Мариупольского гусарского полка. Мой лихой ординарец.
— Этот тот Татищев, что добровольцем попросился на войну из нашего посольства в Вене?
— Он самый, ваше высочество.
— Тогда составьте совместно с моим начальником штаба текст с предложением почётной капитуляции. Но перед этим отправьте к Осман-паше своего дипломата с письмом, в котором спросите турка о том, согласен ли он принять нашего парламентёра.
— Будет исполнено...
Юнкер Татищев выехал к турецким окопам с белым флагом и трубачом. Его остановили на передовых постах и дальше не пустили. Турецкий офицер сторожевой цепи взял у Татищева письмо и приказал подождать. Ответ от Осман-паши был привезён часа через два. Султанский полководец в вежливых словах отказывался принять русского парламентёра.
Николай Николаевич-Старший с ответным письмом ознакомился лично. Потом заметил:
— Осман-паша ещё не созрел для капитуляции. Надо ожидать прорыва турок из Плевны...
20 сентября главнокомандующий продолжил объезд осадных укреплений. С позиции второй осадной батареи он опять наблюдал за ходом фортификационных работ у турок: те с рассвета до рассвета усиливали свои редуты
Великий князь на этот раз приказал открыть по вражеским землекопам батарейный огонь. Но турки, презрев разрывы снарядов, продолжили свои работы. Обстрел продолжался почти полчаса, но результата не дал. Более того, на огонь русских отвечать турки не стали.
Николай Николаевич-Старший озабоченно спросил командира осадной батареи:
— Сколько выпустили снарядов?
— Тридцать, ваше высочество. Как было приказано.
— Сколько стоит такой получасовой огонь в рублях? Известно вам такое?
— Так точно. Почти четыре тысячи рублей.
— Можете своей батареей разрушить редут, что перед вами? Так, чтоб он перестал служить надёжным укреплением?
— Никак нет, ваше высочество.
— Почему?
— Редут мощный по толщине. От разрывов снарядов он только осыпается. После дневной бомбардировки турки за ночь его восстанавливают.
— А если проводить длительные огневые налёты? Стрелять и ночью. Что тогда?
— Такого массированного огня наши батареи вести пока не могут, ваше высочество.
— Из-за нехватки боезарядов?
— Точно так. И тяжёлой осадной артиллерии у нас до сих пор нет. А полевыми орудиями такие редуты нам не развалить.
— Что ж, вашей стрельбой сегодня я доволен. Меткие попадания были, и не раз. Объявите от меня благодарность орудийным расчётам...
После визуального осмотра Гривицкого редута главнокомандующий объехал тот осадный участок, который занимали румынские войска. Его сопровождал князь Карл. Возвратившись от румын, Николай Николаевич собрал начальников русских осадных сил и сделал им внушение за организацию осадного быта:
— Совестно было мне смотреть, насколько у них больше порядка, чем у нас. Бивачные места выбраны тщательно, устроены красиво и аккуратно. Внутренняя отделка землянок — на отличку. Везде чисто, порядливо и изящно. К траншеям для стрелков прорыты углублённые ходы...
Корпусные командиры отмалчивались, глядя перед собой. А великий князь продолжал:
— Даже для лошадей на коновязях румыны устроили соломенные навесы. А у нас этого нет даже для царских лошадей...
Карл Румынский пригласил главнокомандующего посетить его штаб в деревне Врбица, недалеко от Порадима, в котором союзный монарх прожил всю осаду. Обед закончился вручением румынских орденов «с мечами» русским гостям.
...Осада Плевны отвлекала на себя значительные силы русской и румынской армий. В середине сентября стало известно, что турки стянули в крепость Силистрию значительные силы и, по данным из Бухареста, собираются сделать «диверсию» на левый берег Дуная. Переправочных средств для этой цели у Силистрии имелось немало, то есть вызрела угроза тылам и коммуникациям осадных сил под Плевной.
Николая Николаевича-Старшего такие сведения не на шутку встревожили. Осман-паша вполне реально мог попытаться выйти из крепости, согласуя свои действия с силистринским гарнизоном. Великому князю пришлось немало времени провести в раздумьях над картой театра войны. Затем он отдал два приказа: