Фельдмаршальский жезл. Николай Николаевич
Шрифт:
— Какого полка будешь?
— Архангелогородского, ваше... — Солдат замялся в титуле, который так у него и не вышел.
— А сколько тебе лет?
— 54, ваше императорское высочество, — отвечал он, уже оправившись и ясно выговорив титул великого князя.
— Ты какой губернии?
— Воронежской, ваше императорское высочество!
— А
— Тимковского.
— Я и не знаю, что есть такой уезд... Каким образом, скажи, голубчик, ты такого возраста на службу попал?
— Я помещиком сдан в 58-м году на 33-м году от рождения. Когда прошёл слух о воле, нас много кого сдали.
— А как тебя зовут?
— Герасим Пастырев.
Солдат почувствовал, что говорит не с начальником, а с «человеком», и потому ободрился.
— А ты слыхал, как ваши архангелогородцы, крепко дрались под Никополем и под Плевной? А под Плевной ваш полковой командир убит и вы много народу потеряли.
— Слыхал, ваше императорское высочество, нам казак рассказывал.
Николай Николаевич замолчал. А у солдата навернулись слёзы на глазах и лицо стало серьёзное, суровое.
— Вот я на тебя смотрю и вспоминаю Севастополь, — продолжал говорить великий князь. — Ваши архангелогордцы, да и вообще большая часть солдат, были совершенно такие, как ты. Знаешь, Пастырев, о Севастополе?
— Как не знать, ваше императорское высочество. Наши деревенские там тоже воевали...»
В сентябре месяце «передышка» в боевых действиях повлияла на поведение сторон довольно неожиданно. И под Плевной, и на Шипке стали зарываться в землю. Осаждённые турки день и ночь возводили всё новые и новые редуты. Осаждавшие их русские и подошедшие румынские войска рыли линии окопов, обустраивали походные лагеря и возводили новые батарейные позиции. Речь о третьем штурме пока не шла.
Схожая ситуация сложилась и на Шипке. Здесь турки возвели немало полевых укреплений на тот случай, если русские в атакующем порыве начнут спускаться с горного перевала. Сулейман-паша и его военачальники в это настолько уверовали, что жили с такой тревогой в душе всё «Шипкинское сидение». В конце концов они не ошиблись, хотя наступательный порыв противника и стал для них полной неожиданностью.
По решению главнокомандующего, утверждённого императором Александром II, начальником передовой Шипкинской позиция был назначен генерал-лейтенант Фёдор Фёдорович Радецкий. Под беспрестанным огнём неприятеля русские и болгарские ополченцы занялись фортификационными работами. Рылись, насколько это позволял горный грунт, окопы, линии траншей и ходы сообщений, возводились новые батареи и препятствия для атакующих снизу.
Масштаб инженерных работ на Шипкинском перевале впечатлял. С конца августа до середины ноября на позиции было доставлено 25
Радецкий разделил Шипкинскую позицию на четыре района, каждый из которых защищало до двух полков пехоты. Район делился на батальонные участки.
Великий князь сделал всё для того, чтобы войска, защищавшие горный проход, получили устойчивость на случай нового вражеского наступления. Сил Радецкому от армии было добавлено. К началу сентября на Шипке было 27 пехотных батальонов (в том числе 7 дружин Болгарского ополчения), 13 кавалерийских эскадронов и казачьих сотен) и 10 артиллерийских батарей. Каждая из батарей в системе обороны перевала получила свой порядковый номер. Всего Радецкий имел почти 20 тысяч человек при 79 орудиях.
Его противник Сулейман-паша имел более 26 тысяч человек при 51 орудии: 55 батальонов пехоты, 19 эскадронов конницы и 8 артиллерийских батарей. Это было всё, что осталось от Южной армии после шестидневного штурма Шипкинского перевала в августе месяце и подтягивания отставших частей.
В конце октября генерал-лейтенант Радецкий мог доложить главнокомандующему приятные новости:
— Ваше высочество, могу доложить: на этой неделе наши силы на Шипке почти сравнялись с турецкими под перевалом.
— Значит, последние батальоны и обозы 24-й пехотной дивизии к вам, Фёдор Фёдорович, прибыли?
— Точно так, ваше высочество. Вся дивизия на месте.
— Хорошо, коли так. А что с прибылью сил у Сулейман-паши?
— По нашим разведывательным данным и опросам пленных, константинопольских резервов он не получил. Правда, есть сведения, что по ту сторону Балкан «добирает» турецкое ополчение и приводит его под Шипку.
— Это уже интересно. Выходит, что султан отправит резервы из Константинополя в другое место.
— Вы думаете, что Абдул-Гамид перебросит их морем в Варну для Мехмет Али-паши?
— Это самое вероятное, на мой взгляд. А ваше мнение, Фёдор Фёдорович?
— По-моему, ваше высочество, султан оставит столичный гарнизон для защиты Константинополя.
— Вполне возможно. Время, как говорится, покажет. Как у Сулейман-паши дела с тылами? Что вам известно об этом?
— Когда мы в августе брали горные окопы турок, то немало удивлялись. И патронов в них находили полно, и провианта в избытке. Причём речь шла не о лепёшках.
— Ещё бы. Турки, наверное, ограбили всё болгарское население долины Марицы. Так что Сулейман-паше интендантство особых хлопот не доставляет.
— Да, ваше высочество, пленные на плохой паек у себя не жалуются. Но, думается, пока.
— Есть сведения о том, что Сулейман-паша снова кинется на перевал?
— Точных данных у нас о том нет.
— Всё равно ожидайте. Самое главное — не проворонить начало атаки. Ретивости и хитрости Сулейман-паше не занимать. Он тем и в Черногории прославился...