Femme fatale выходит замуж
Шрифт:
– А ты почему мне не звонила? – ехидно спросил старик и опять мизинцем почесал затылок. – Тоже мне, родное дитя… Вспомнила об отце, дождался я наконец…
– Ты… – пробормотала Жанна в замешательстве. – Ты просто… я же была маленькой! Почему…
– Ну ладно, ты была маленькой. А потом-то что? Ты уж вон сколько лет как взрослая! Сколько тебе там сейчас?.. – задумался старик. – Двадцать семь, двадцать восемь… Тебе ж почти тридцать!
– Папа, мне тридцать три скоро исполнится! – завопила Жанна. – Ты хоть помнишь, когда у меня день рождения?.. Скажи, скажи… Когда?
–
– Что? Ты меня еще и обвиняешь?.. Тебе же на меня наплевать было! Ты, наверное, до сих пор мне простить не можешь алименты, которые платил…
– Тоже по суду, между прочим, – удовлетворенно кивнул Геннадий Сергеевич. – Ксюха, по большому счету, могла прекрасно обойтись без моих копеек – они, артисты, миллионы лопатами гребут, но у нее, видишь ли, принципы были… Так вот – у меня тоже принципы! Я в прошлом году ногу сломал, сидел дома целую зиму как сыч… Вот тогда бы ты обо мне вспомнила, дочка!
– Мне очень жаль тебя, папа… – пробормотала Жанна. – Если бы ты не бросил меня тогда, в детстве, я бы пришла к тебе на помощь – сама, без всяких просьб и напоминаний. Ты отказался от меня – и вот получил…
– Бесовские рассуждения, – заключил Геннадий Сергеевич. – Если бы да кабы… Я тебе жизнь дал, между прочим.
– Ты просто старый эгоист. Старый, никому не нужный… Если бы ты обнял меня, когда я вошла, если бы сказал хоть одно ласковое слово… – Она всхлипнула, но сумела сдержать слезы. – Я бы тебе все отдала. Все, что у меня есть. Но ты…
– Язычница, – аргументировал Геннадий Сергеевич с логикой, понятной только ему. – Ишь, как разоделась, туфельки вон какие, сумочка… Требовать от меня родительской любви пришла… Ее заслужить надо, между прочим! Я вот что думаю… – сделал он многозначительную паузу. – Ты потому пришла, что подумала: «Отец уже старый, скоро помрет… Пусть он мне свою жилплощадь завещает!»
– Тьфу на тебя, – в сердцах ответила Жанна. – Зачем мне твоя жилплощадь? У меня у самой трехкомнатная квартира…
– Вот именно… – закатил глаза тот. – Аппетит приходит во время еды, как говорится. Отец не дурак, отец все рассчитал – если ты попытаешься квартиру у меня отнять, то я на тебя в суд подам. Вот так…
– Ты ошибаешься. Почему ты так плохо обо мне думаешь?.. Ты же меня совсем не знаешь… О боге говоришь, Библию вон читаешь… – она кивнула на стол.
– Еще пост соблюдаю, – поспешно и строго добавил Геннадий Сергеевич.
– Ты форму только соблюдаешь! – завопила Жанна. – Ты только на словах… А на самом деле ты эгоист, старый эгоист, вот ты кто! Фарисей! Ханжа и лицемер! Нет в тебе ни любви, ни милосердия, ни доброты… Я же все детство и юность была одна! В буквальном и переносном смысле! Я пришла для того, чтобы ты меня пожалел! Хотя бы раз в жизни!!!
Геннадий Сергеевич насупился и опять мизинцем почесал затылок.
Жанна несколько мгновений смотрела на него, дрожа от ярости, а потом выскочила вон
– Дурак!.. – с отчаянием закричала она и стукнула кулаком в захлопнувшуюся дверь. – Дурак!
Ноги едва держали ее – цепляясь за перила, она спустилась вниз по лестнице, совсем забыв о лифте. Потом, уже сидя в своей машине, дрожащими руками прикурила сигарету.
«Нет, это я дура… Жалость мне вдруг понадобилась!» – подумала она и засмеялась – совсем невесело.
Но была в словах отца странная правда, та правда, которой она упорно избегала уже столько времени. Может быть, ее не понимали потому, что она сама не хотела никого понять? Ждала счастья от кого-то, но сама никого счастливым сделать не могла?..
– Старик просто впал в маразм… – пробормотала Жанна, откинувшись на сиденье и выдыхая дым в потолок. – А я на него всерьез принялась злиться… Действительно, глупо!
А потом подумала – что бы было, если б она действительно стала отдавать четверть своей зарплаты Геннадию Сергеевичу?.. Сумма внушительная, во многих тратах пришлось бы себя ограничить… Не купила бы себе лишних туфелек, лишней сумочки, не сидела бы в дорогих кафешках, а выбирала бы чего попроще… Убила бы старика своим благородством – и причем безо всякого обращения с его стороны в суд! Тогда бы он стал относиться к ней по-другому?
«Нет, не стал, – сама ответила себе Жанна. – Он воспринял бы это как данность. Что так и должно быть… Деньгами бы моими пользоваться все равно не стал, а прилежно складывал бы их на сберкнижку – помнится, мама упоминала о его скупердяйстве, да и сам он с тоской вспоминает о том, что платил алименты… Только жадные люди долго жалеют о потраченном! А я бы осталась без туфелек, без сумочки, и вообще у меня никакой радости в жизни не осталось бы… Ну ладно, четверть – это много. Если посылать ему каждый месяц тыщу-две, то этого будет вполне достаточно… И наплевать на то, что он будет воспринимать это как данность! Пусть себе воспринимает – в конце концов, я же буду делать это для себя, а не для него…»
Как ни странно, но это решение принесло вдруг такое облегчение, что Жанна рассмеялась. Боже мой, деньги – это такая ерунда!
Она смеялась, а слезы текли у нее по щекам. Как все просто, как все просто…
Потом затушила сигарету и достала из сумочки свой сотовый. Помнится, все последние дни она так и не смогла толком поговорить с Васей.
Набрала его номер.
– Алло! – немедленно отозвался тот. – Жанна, привет!
– Васенька, – произнесла она торжественно. – Васенька, я приехала.
– Ты в Москве? – встрепенулся он. – Слушай, это же гениально…
– Разве ты соскучился? – попыталась она изобразить недоумение.
– Немного… – засмеялся он. – Слушай, сейчас совсем не поздно – давай встретимся, а?
Этого Жанна и ждала. Если бы Ремизов не сказал сейчас ей именно этих слов, она бы просто умерла. Прямо на месте, под окнами своего сварливого папаши…
– А если мы опять поссоримся?
– Ну и ладно… – беспечно ответил тот. – Подумаешь, испугала! Я уже привык, между прочим. Махнем куда-нибудь?