Феникс, что в Аризоне

Алекси Шерман

– Ага, - сказал Виктор.
– Лучше, наверно, чтобы я вел машину.

– Наверно.

Томас Разжег Костер шел один по коридору школы в резервации. С ним никого не было, потому что кому охота оказаться рядом, когда он вдруг примется рассказывать свои бессчетные рассказы один за другим. Томас закрыл глаза, и на него накатило:

– Каждому дается одна мерка и одна цель, чтобы мерить и

направлять свою жизнь. У меня это рассказы, которые могут или не могут изменить мир - неважно, лишь бы я не переставал рассказывать. Мой отец погиб на Окинаве во второй мировой войне, погиб за страну, которая столько лет старалась его изничтожить . Моя мать умерла родами, давая мне жизнь, умерла, когда я еще был внутри нее, она вытолкнула меня в мир с последним вздохом. У меня нет братьев и сестер. А есть только мои рассказы, они пришли ко мне, когда я еще не знал слов, которыми их рассказывать. Я знал тысячу рассказов, еще не сделав в жизни тысячи шагов. Они - все, что у меня есть. Все, что я умею.

Томас Разжег Костер рассказывал их всем, кто готов был остановиться и послушать. Рассказывал даже тогда, когда все уже давно перестали слушать.

Виктор и Томас приехали в резервацию на восходе солнца. На земле начинался новый день, но в резервации было все то же.

– Доброе утро, - сказал Томас.

– Доброе утро.

Племя просыпалось, готовилось возобновить работу, завтракало, читало газеты

– как все люди. Виллина Лебрет вышла в палисадник в банном халате. Она помахала, когда Томас и Виктор проезжали мимо.

– Полоумные индейцы все-таки съездили и вернулись, - сказала она себе и снова занялась своими розами.

Виктор остановил пикап возле стандартного дома, в котором жил Томас Разжег Костер. Они оба зевнули, потянулись, стряхнули пыль.

– Устал я, - сказал Виктор.

– От всего, - добавил Томас.

Оба подыскивали слова для завершения поездки.

Виктору надо было поблагодарить Томаса за помощь и деньги и договориться об их возврате.

– Не беспокойся насчет денег, - сказал Томас.
– Все равно они ничего не меняют.

– Да, как бы не так.

– Не меняют.

Виктор знал, что Томас все равно так и останется полоумным вралем, который разговаривает с собаками и автомобилями

и слушает ветер и сосны.

Виктор знал, что все равно не будет дружить с Томасом, даже после всего, что было. Жестоко, но это реальность, как реален пепел его отца в коробках позади сидений.

– Я знаю, - сказал Томас, - ты все равно будешь со мной обходиться не лучше, чем прежде. Я знаю, что иначе твои дружки подняли бы тебя на смех.

Виктор устыдился. Что сталось с племенными узами, с чувством общности? Единственная общность у него с другими - это бутылка и порушенные сны. Он в долгу перед Томасом, надо его чем-то отблагодарить.

– Слушай, - сказал Виктор и передал Томасу картонку, в которой была половина его отца.
– Возьми от меня вот это.

Томас принял пепел и улыбнулся. Он закрыл глаза и рассказал вот что:

– Я отправлюсь в последний раз на водопад в Спокан и высыплю пепел твоего отца в воду. И твой отец взмоет вверх, как лосось, перепрыгнет через мост, перепрыгнет через меня и найдет дорогу домой. Это будет прекрасно. Его зубы будут блестеть, как серебро, как радуга. Он восстанет, Виктор, он воздвигнется.

Виктор улыбнулся.

– Я думал так же поступить со своей половиной, - сказал Виктор.
– но мне не пришло в голову, что мой отец будет похож на лосося. Мне это представлялось вроде расчистки чердака, когда расстаешься с тем, от чего больше нет прока.

– Так не бывает, - сказал Томас.
– Прок остается.

Томас Разжег Костер вылез из пикапа и пошел к своему дому. Виктор включил мотор и развернулся, чтобы ехать к себе.

– Постой!
– вдруг крикнул Томас с крыльца.
– Я хочу у тебя кое-что попросить.

Виктор остановил пикап, высунулся и крикнул:

– Чего тебе?

– Почему бы тебе как-нибудь один раз, когда я буду рассказывать, не остановиться да послушать?

– Только один раз?

– Только один раз.

Виктор вскинул руки в знак того, что уговор заключен. Все по-честному. Ведь Томасу ничего другого и не нужно от жизни. И Виктор спокойно поехал домой в отцовском пикапе, а Томас зашел в свой дом, закрыл за собой дверь, и потом ему в тишине явился новый рассказ.