Феникс
Шрифт:
За спиной у меня раздался стук, но сначала я не сообразил, в чем дело. Обернувшись, я увидел Мелестава, лежащего лицом вниз на полу. Я отскочил в сторону, вытащил кинжал и огляделся, но не увидел ничего подозрительного. Вернулся Лойош и, с беспокойством озираясь по сторонам, опустился на мое плечо. Меня никто не атаковал.
Только тут я обратил внимание на то, что в руке Мелестава зажат кинжал, а по положению тела понял, что хотел сделать мой секретарь. Лишь несколько мгновений спустя я заметил Крейгара, который стоял над телом моего Мелестава.
— Дерьмо, —
— Он грамотно выбрал момент, Влад.
— Но не заметил тебя.
Я начал ругаться, и одновременно меня затрясло. Я был на волоске от смерти. Я посмотрел на тело Мелестава. Он не только не раз спасал меня, однажды он даже умер, делая это, — а теперь… Теперь он пытался меня убить. И ради чего? Денег? Власти?
Если пожелаете, можно сказать, что он попытался со мной покончить из-за того, что я угрожал представителю Дома Джарега во дворце, а потом и члену Совета Джарегов. Кто ж тут виноват, кроме меня самого. Я смотрел на тело до тех пор, пока Крейгар не сказал:
— Нет никакого смысла здесь стоять, Влад. Я обо всем позабочусь. Отправляйся туда, где безопасно.
Я молча последовал его совету.
Звоночек в магазине моего деда прозвенел тинга-линг, когда я отодвинул в сторону штору, которую дед использовал вместо двери.
— Заходи, Владимир. Чай?
— Спасибо, Нойш-па.
Я поцеловал деда в щеку, поприветствовал его друга — короткошерстого белого кота по имени Амбруш. Чай с легким лимонным вкусом был великолепен. Руки моего деда едва заметно подрагивали, когда он его разливал. Я сел на парусиновый стул, а Лойош и Ротса, поздоровавшись с Нойш-па, устроились рядом с Амбрушем и завели разговор, о содержании которого я едва ли мог догадываться.
— О чем ты думаешь, Владимир?
— Нойш-па, что они делают? Я имею в виду Империю и мятежников.
— Что они делают? И за ответом ты пришел к такому старому человеку, как я? — Но тут он улыбнулся, показав несколько оставшихся пожелтевших зубов, и откинулся на спинку стула. — Ладно. Эльфы намерены начать войну — зачем, мне не сообщили. Им нужны матросы для кораблей, поэтому они набирают молодых парней и девушек. Они посылают сюда отряды, которые хватают людей, не давая им даже возможности проститься с семьей, и доставляют на корабли, которые тут же уходят в море. Все расстроены, многие бросают камни в эльфов, которые хотят их забрать. А теперь эти форрадсиомарток говорят, что война всего лишь… я забыл слово. Уруги ?
— Предлог?
— Да, предлог, чтобы ввести сюда солдат. Форрадаломарток организовались против нас, и все твердят: «Да, да, мы будем сражаться», а потом эльфы арестовали Келли и теперь все вопят: «Отпустите его или мы разрушим город».
— Но все произошло так быстро.
— Так всегда бывает, Владимир. Ты видишь, как твои крестьяне сонно улыбаются и говорят: «Такова наша доля в этой жизни», а потом что-то происходит, и они вдруг заявляют:
— Наверное. Но я боюсь, Нойш-па. За них и за Коти.
— Да, она до сих пор связана с этими людьми. Ты правильно делаешь, что боишься.
— Они могут победить?
— Владимир, почему ты спрашиваешь меня? Если солдаты придут в мой магазин, я покажу им, как я стар. Но я постараюсь лишний раз не попадаться им на глаза. Я не имею ни малейшего представления о подобных вещах. Возможно, люди победят. А может быть, солдаты их раздавят. Или произойдет еще что-нибудь. Откуда мне знать?
— Я должен принять решение, Нойш-па.
— Да, Владимир. Но я ничем не могу тебе помочь.
Некоторое время мы потягивали чай.
— Не знаю, может быть, хорошо, что передо мной встала эта проблема. Теперь нет необходимости тревожиться о том, что произойдет потом.
Он не улыбнулся.
— Хорошо, что ты не тревожишься о том, что далеко. Но разве такое для тебя возможно?
— Нет, — ответил я и посмотрел на свои руки. — Я знаю, ты не одобряешь то, чем я занимаюсь. И я не уверен, одобряю ли это сам.
— Я уже тебе говорил, Владимир, убивать людей за деньги — малоподходящий способ зарабатывать себе на жизнь.
— Но, Нойш-па, я их так ненавижу. Когда-то я был одним из них, а потом подумал, что время все изменило, но это не так. Ненависть никуда не ушла. Всякий раз, когда я прихожу тебя навестить, я вижу отвратительный мусор на улицах, людей, потерявших зрение, или больных, чьи болезни можно вылечить при помощи простейших заклинаний, или людей, не знающих, как написать собственное имя, — я ненавижу тех, кто их такими сделал. И я не хочу все исправить, как Коти. У меня одно желание: убивать.
— У тебя есть друзья, Владимир?
— Хм-м? Да, конечно, есть. А какое это имеет отношение к теме нашего разговора?
— Кто твои друзья?
— Ну, среди них… О, я понимаю. Да, все они драгейриане. Но они другие.
— В самом деле?
— Я не знаю, Нойш-па. Правда не знаю. Я понимаю, о чем ты говоришь, но почему я до сих пор не могу излечиться от ненависти?
— Ненависть — это часть жизни, Владимир. Если ты не умеешь ненавидеть, не сможешь и любить. Но нельзя позволить ненависти к эльфам взять над тобой верх. Так нельзя жить.
— Я знаю, но… — Я замолчал, когда Амбруш с громким мяуканьем запрыгнул на колени Нойш-па.
Нойш-па нахмурился и прислушался к своему другу.
— Что случилось? — спросил я.
— Посиди тихо, Владимир. Я не знаю.
Лойош вернулся ко мне на плечо. Нойш-па встал и вышел в переднюю часть магазина. Я уже собрался последовать за ним, когда он вернулся с листом белого пергамента. Дед взял птичье перо, опустил его в чернильницу и несколькими быстрыми движениями нарисовал скошенный прямоугольник. Потом еще раз обмакнул перо в чернила и изобразил небрежные символы по углам. Я их не узнал.