Феникс
Шрифт:
– Что это за временнАя категория такая - "быстро"? Цифру, цифру мне давай!
– теряет терпение Предводитель.
– Великий Залуспай, в сенкор успеем уложиться!
– рапортует бравый Бруксар, решив, что победителей в конце концов не осудят, а при поражении, не с кого и некому будет спросить.
– М-м?!
– выставив два пальца - большой и мизинец - рогами (знак восхищения), почти беззвучно обращается к нам Предводитель: слыхали, мол.
Он доволен ответом маршала-темника. Мы же напускаем на лица непроницаемость. И не отступаем от своих слов.
– Надеюсь, вы не откажетесь присутствовать на спектакле Императорского театра, который мы даем в вашу честь?
Мы соглашаемся, надеясь, что за время спектакля Главный Авторитет Нации подумает над нашими предложениями и даст положительный ответ.
4
В театре гадов собралось - не продохнуть. Нам с Андреем предоставили отдельную ложу и выдали старинные оптические бинокли - одна из традиций Императорского театра. Плащи попросили снять. Великий Залуспай лично явился нас проведать и узнать, хорошо ли мы устроились. Увидев на моей груди "георгий" джентри, поинтересовался, за что я его получил.
– За один поход, скорее научный, чем военный; поход, о котором Вы, сир, ничего не слышали, потому что он не столь велик и славен, как походы Вашего Высокопревосходительства, - любезно отвечаю я.
Предводитель поправляет свою железную медаль, будто она тяготит его шею, и просит разрешения удалиться, "готовиться", как он выразился.
– В пятом акте, Его Высокопревосходительство будут танцевать в балете, - шепчет мне на ухо болтливый камердинер, сопровождавший Высочайшую особу.
Представление открылось довольно приятным для слуха и глаз дивертисментом о великих деяниях Левиафана Трехликого с ораторией и балетом. Левиафана играли аж трое актеров, настолько сложной была эта роль. Предводитель был занят в трех ролях: изображал среднюю голову Трехликого, танцевал в массовом балете и играл роль второстепенного героя в спектакле.
Тут уместно сказать несколько слов о Левиафане Трехликом - легендарной личности гадского народа, который, так сказать, служит им светочем и маяком. Согласно книгам Великих Древних, он был - Прародителем, Учителем и первым царем гадов. Бытовало мнение, что Левиафан имел три головы, поскольку на всех канонических портретах народный гений изображен именно трехголовым. Правда, некоторые левиафанисты утверждали, что Левиафан - это псевдоним, под которым скрывались трое философов одной школы. Ревизионисты-исследователи ссылались на некие апокрифы, будто бы найденные в пустыне Шашурб, на месте развалин древнейшей столицы Империи - Кирдык-Мамлае. Там же, на поверхности материнской планете, сейчас разрушенной и сожженной, якобы были обнаружены три поясных портрета - огромные барельефы, вырубленные в теле скалы. Эти древнейшие изображения, несомненно, трех разных личностей, сохранились, мол, до сих пор.
Все это, конечно, несусветная ересь, полагают многие. Жизненный подвиг Левиафана Трехликого слишком хорошо изучен и закреплен в многочисленных документах и книгах, выпущенных за прошедшие три тысячи лет со дня кончины царя-философа. А трехголовость его объясняется божественной мутацией.
Потом начался собственно спектакль. Это была, как я понял из либретто, историческая драма. Некий Гаргонт - пастух-кочевник - пускается в погоню за ворами, которые украли его невесту и угнали его коз. Гаргонт, не пивший козьего молока уж бог знает сколько времени, исхудавший, износивший до дыр шкуру, снедаемый насекомыми (мерзкими, как окончание предыдущих слов), наконец, настигает своих врагов, в долгом сражении убивает их всех по порядку,
Вот тут-то, на свадьбе, среди прочих танцевальных номеров, еще раз выступал Его Высокопревосходительство. Он играл роль шафера на свадьбе друга. Был он в маске - блестящей и пышноперой, но узнать его все равно не составляло труда по особой грации в движениях тела, величественной постановке рук и головы.
Некоторых приближенных, как я заметил, шокировало такое участие Великого Залуспая в балагане. Но лично я, как художник, понимал: Его Высокопревосходительство тоже человек, то есть гад, и ничто гадское ему не чуждо. Если природа самовыражения просит музыки и танцев, глупо и опасно не следовать этой природе. В противном случае - нервные срывы, истерика, ипохондрия и депрессия вам обеспечены. Недаром многие великие не наступали на горло своей песне. Нерон читал стихи и пел со сцены, играл роли в спектаклях. Екатерина Великая писала пьесы, недурные, говорят, изданные под псевдонимом. Не то какой-то принц Уэльский, не то король шведский вязал коврики...
Коротко говоря, господа: вечерняя разрядка, нужна так же как и утренняя зарядка.
После спектакля состоялся праздничный ужин, который Великий Залуспай дал в нашу честь...
Глава сорок первая
ОКОНЧАНИЕ ПЕРЕГОВОРОВ, СУДЬЯ
1
После спектакля был роскошный ужин в большом трапезном зале. От множества великолепных золотых сосудов, чаш из нефрита, кувшинов, украшенных мозаичными узорами из перламутра и лазурита, пестрело в глазах. Не менее блистательным был и сам зал, чем-то напоминавший одно из шикарнейших помещений Лувра или Зимнего дворца в Петербурге. Повсюду высились статуи Великих Древних - полубогов, гигантов, не чета нынешним, с мощными крыльями. (Оказывается, предки гадов умели летать по воздуху! Если только это не миф, потому что рудиментарные крылышки современных гадов годятся только для того, что у землян называется, "хлопать в ладоши".)
Прекрасные изваяния, правда, были выполненные явно руками одного мастера. Но это уже детали.
Оглядывая все это великолепие, достойное лучших музеев мира, я подумал: "Черт возьми, если человек или гад, имеет это все, чего же ему еще надобно?" Не получив ответа на свой вопрос, я принялся дегустировать пищу, разложенную на тарелках и блюдах, украшенных фамильным имперским гербом - крылатым змеем с коронами и лентами. Пища высокопоставленных гадов выглядела довольно странно. Какие-то многоцветные и многослойные сооружения, вкусить которые, не испачкавшись по уши, было просто невозможно. Но надо признаться, что вкуса они были отменного. Я перепробовал их все, до которых мог дотянуться, не прибегая к сверхъестественным штучкам, дабы не шокировать публику.