Феникс
Шрифт:
– Оптимистично, - говорю я, закуривая предпоследнюю сигарету.
– Надеюсь, Чернобыля мы здесь не допустим...
Мы усаживаемся на кучу вывороченной земли и с наслаждением затягиваемся сигаретами. У Владлена тоже, как и у меня, сигареты почти кончились. По одной штучке мы оставим, чтобы покурить после ужина. И это все.
– Плохо дело, - подвожу итог я, пряча мятую пачку в карман куртки, - придется бросать эту дурную привычку - курить. Табачных плантаций здесь, кажется, не предвидится в ближайшее десятилетие.
– Да, - уныло вздыхает Владлен.
– Мне тут посоветовали обратиться к экстрасенше... Она лечит наложением
– Сами справимся, не маленькие, - отвечаю я, и с наслаждением приговоренного к казни смакую каждый глоток ароматного дыма.
ЧЕТВЕРТЫЙ ДЕНЬ 1 ГОДА Э. П.
Постепенно в нашем маленьком обществе складывается своя иерархия. Не строгая, но все более отчетливо просматриваемая пирамида власти. В самом верху - буквально и в переносном смысле - обитают в своих таинственных эмпириях джентри. Они редко показываются на глаза народу, но люди понимают: от их решений, их технологий зависит жизнь и смерть колонистов. Рангом ниже, но среди людей самые первые (среди равных), считаются инженеры-строители и инженеры-механики и ученые. Это своего рода элита нашего общества. Они получают указания от джентри и притворяют их в жизнь. Нижеследующий уровень занимают начальники отрядов. Наравне с ним стоит начальник охраны. Подчиненные ему рядовые охраны выполняют функции полиции. Следующую ступень на пути к основанию социальной пирамиды заняли механики, водители и пилоты, десятники. В основании пирамиды, как и полагается во всяком обществе, обретается его величество народ, для блага и процветания которого, собственно, и была построена вся эта иерархия.
Находясь на самом дне социума, я, естественно, испытывал недовольство. Но именно мое тщеславие должно стать прекрасным стимулом в новой жизни. Своими стараниями я должен исправить явную однобокость структуры нашего общества и стать родоначальником новой элиты - элиты искусства. Искусство необходимо народу, оно облагораживает человека. Что есть человек без искусства? Троглодит неотесанный!
Разумеется, у нас на корабле есть прекрасная библиотека, а также аудио- и видеотека. Каждый вечер после работы и ужина в большом и малом конференц-залах мы смотрим фильмы, привезенные с Земли, слушаем музыку, даже устраиваем танцы. Но через год-два остро станет вопрос о новизне впечатлений, что так высоко ценится во всех человеческих изолятах - будь это затерянное в дебрях селение или тюрьма. Когда все общество охватит эстетический авитаминоз, когда они полезут на стены от скуки, то спасти их сможет только одно - красота. Достоевский, как всегда, оказался прав. Но красота эта будет не просто какой-то абстрактной, но созданная самими членами изолята. Я уверен - скоро нас ожидает вспышка рождения талантов. У нас будут свои писатели, свои художники, музыканты и прочие люди искусства. А что касается меня лично, то я полагаю, мои картины, которые я намерен написать в свободное от ломовой работы время, пойдут нарасхват. Я в этом просто уверен. А через 5 лет у меня не будет отбоя от учеников. Это позволит мне занять высокое положение в обществе, а это так важно для душевного здоровья.
Глава шестнадцатая
ТРУДОВЫЕ БУДНИ
(Продолжение дневника Георгия К.)
Теперь ему за пятьдесят, но выглядит он и держится молодцом. Он энергично вскидывает распрямленные руки со странно короткими ладонями и заставляет нас повторять его движения. Вот, думаю я, человек уже вписался в новую жизнь. Уже нашел себя.
Поблажко никому не делал поблажек. "Стоять прямо, не горбиться. Держите осанку. Без осанки конь - корова. Бегом - марш! Раз-два!
– командует он, - Выше ноги. Быстрее, не отставать... Кто там тащится, как недоенные коровы?! Пять кругов - не такая уж большая дистанция. Я сделаю из вас спартанцев".
Из-за отсутствия свободного места вместе с нами занимаются гимнастикой и наше маленькое армейское подразделение - 200 человек молодых ребят в возрасте от 18 до 25 лет. После физкультуры нас ждет работа, а их муштра. Что ж, каждому свое.
Без войска не может существовать ни один уважающий себя народ. Тем более русский. Наконец мы бежим умываться, после чего завтракаем на открытом воздухе. Днем бывает изнуряюще жарко, но хорошо хоть воздух сухой, а то было бы еще тяжелее. Но утром благодать! И еще одно обстоятельство все отметили с большим удовольствием: не было мух, комаров, слепней и прочего летающего гнуса, которые так отравляют жизнь всем покорителям необжитых мест. Правда, водились - и во множестве - разные жучки-паучки и кузнечики, но они мало нас тревожили, за исключением довольно-таки крупных и столь же наглых тараканоподобных тварей.
Я уже упоминал, что здесь отсутствуют цветы (может, это просто место такое?). А раз нет цветов - нет и бабочек. Это слегка портило картину. Что за лес без красивых пестрых бабочек? И без птиц. Скучновато, знаете ли. Впрочем, и на том спасибо! Могли бы завести куда-нибудь в пустыню...
Зато однажды пролетели над поляной две огромные стрекозы. Размах крыльев у них был с хорошую модель планера - около метра! Напугали женщин и кое-кого из мужчин. Но вскоре улетели, не причинив никому вреда. Теперь мы привыкли к полетам гигантских стрекоз и не обращаем внимание. Наш энтомолог Иван Карлович Бельтюков соотнес увиденных чудищ с гигантскими стрекозами родов меганевра и палеодиктиопетра, каковые населяли Землю в каменноугольном периоде.
Отсюда можно было сделать вывод, что прилетели мы на планету землеподобного типа (а на какую еще мы могли прилететь?), населенную древнейшими формами жизни. Такое известие мы встретили спокойно. Но вид у Ивана Карловича в тот миг был чуть-чуть обалделый.
Рядом со мной за общий стол усаживается Владлен. Вид у него какой-то вялый и сонный. Под левым глазом расплылся синяк, цветом отдавая в болезненную зелень. Владлен старательно отворачивается, чтобы я видел только его здоровую половину лица.