Феникс
Шрифт:
– Так сложилось, что борьба дистриктов за свободу обрела лицо, символ. Мы все ее знаем. Это Китнисс Эвердин, Сойка-пересмешница…
Говоря про Китнисс, обвожу взглядом тех, кто сидит передо мной. Джоанна кривит губы и делает гримасу. Финник и Хеймитч смотрят на меня с сочувствием. Лицо Энорабии, которая уже оправилась после освобождения из Капитолия, не выражает вообще ничего. Гейл выглядит суровым, впрочем, он всегда такой, насколько я знаю.
– Также мы все знаем, почему Китнисс не может сейчас помочь
К горлу подкатывает ком, и несколько долгих мгновений я не могу дышать.
– Президент Койн и Плутарх Хэвенсби считают, что, пока Китнисс не поправится, ее место должен занять я.
Плутарх согласно кивает, а я продолжаю.
– Я не могу сделать этого! – знаю, что на лице Койн изумление, но не останавливаюсь. – Я не могу заменить Сойку-пересмешницу в сердцах людей. Однако я сделаю все от меня зависящее, чтобы огонь, который она зажгла, не потух. Во мне живет надежда, что народ Панема достоин лучшей жизни, чем та, которую предлагает нам Капитолий.
Альма Койн, судя по выражению ее лица, осталась довольна моей речью.
– В тоже время я вынужден обозначить несколько условий, которые вы лично, Президент Койн, и будущее Правительство страны, если победа окажется на нашей стороне, должны будете выполнить.
– Не кажется ли тебе, Пит, что условия в данном случае неуместны? – перебивает меня Плутарх.
– Все хорошо. Пусть солдат Мелларк выскажется до конца, – отвечает ему Койн.
– Во-первых, необходимо сделать все возможное, и даже невозможное, чтобы Китнисс поправилась.
– Вы же понимаете, Мелларк, что врачи – не боги, и «охмор» нанес серьезные повреждения здоровью солдата Эвердин? – голос Альмы спокоен. Она просто выясняет детали.
– Понимаю, – говорю я. – Но прекращать ее лечение нельзя, ни в коем случае.
Она кивает и делает пометки на своем листе бумаги.
– Хорошо, продолжайте.
Глубокий вдох. Я нервничаю, но мой голос не дрожит.
– Во-вторых, все Победители, которые останутся живы к окончанию Войны, получат полную амнистию, независимо от того, что они сделали или сделают к тому моменту. И каждый из них лично выберет себе новый дом в том дистрикте, который их устроит.
– Разумно ли это? Победа может оказаться не такой скорой, как нам хотелось бы. Есть вероятность, что среди Победителей окажутся предатели, – возражает президент.
– Я настаиваю на исполнении этого условия, – отвечаю я.
Несколько минут мы не сводим друг с друга глаз – наконец, она отворачивается и снова делает записи. Понимаю, что победа за мной.
– И последнее. Голодные игры. Они никогда больше не состоятся.
Койн опять внимательно смотрит на меня. Думаю, выискивает брешь в моей решимости. Но ее нет. Последнее условие не для меня. Оно для всех. Я хочу, чтобы дети перестали умирать ради развлечения толпы. Это надо
– Это все?
На мгновение мне кажется, что она похожа на кобру, готовящуюся к броску, но почти сразу видение исчезает.
– Да, это все, – коротко отвечаю я.
Койн встает со своего места и подходит ко мне.
– Раз вы закончили, у меня тоже есть условие. Всего одно, – говорит она.
Мне снова кажется, что передо мной кобра. И она делает бросок.
– Если вы, Мелларк, или солдат Эвердин – хоть один из вас – нарушите условия нашего договора о полном содействии делу революции, расплата будет неизбежна. Казнь. Вас обоих.
Буду благодарна за отзывы и пожелания. Также сообщите, если нашли ошибку. Заранее спасибо))
====== Глава 1-9 ======
POV Китнисс
Смотрю на белую ткань простыней, окутавших мои ступни. Я сижу на больничной койке, притянув к себе колени, и обнимаю их руками. Только в такой позе я чувствую себя цельной. И можно помечтать, что я крепкая, твердая, сильная. Что я нормальная.
Протягиваю руку и медленно веду ей вокруг себя, касаясь всего, до чего могу дотянуться. Размышляю.
Стена. Твердая. Шероховатая.
Перила кровати. Металлические. Холодные. Гладкие.
Подушка. Мягкая. Теплая. Легкая.
Простынь. Тонкая. Почти прозрачная. Мятая.
Кровь Прим на моих руках. Красная. Теплая. Липкая.
Мои пальцы чувствуют, моя память знает, но меня пытаются убедить, что мои руки не касались некоторых из этих вещей.
Красная. Теплая. Липкая. Это нерационально…
Вспоминаю звуки.
Папа поет песню. Мелодично. Чарующе.
Стук колес поезда. Ритмично. Глухо.
Тиканье часов. Гулко. Монотонно.
Предсмертный крик мамы. Истошно. Надрывно.
Я стараюсь, но не могу найти разницу. Все эти звуки у меня в голове, но врачи пытаются доказать, что я не слышала некоторых этих звуков.
Истошно. Надрывно. Это нелогично…
– Китнисс, ты помнишь упражнение, которое мы делали вчера?
Голос человека в белом халате заставляет меня повернуться к нему. Я киваю.
– Начинать с простых вещей, – мой голос такой хриплый, что я не узнаю его.
– Молодец, Китнисс! Расскажи мне самые простые вещи про себя?
Этот человек приходит каждый день уже много-много дней подряд. Он разговаривает со мной, как с маленькой девочкой. Как с ненормальной. Я не хочу ему рассказывать про себя.
Мотаю головой. Доктор не подает виду, что расстроен.
– Ты расскажешь мне завтра, Китнисс?
Я опять отказываю. Не завтра. Не послезавтра. Никогда.
– Мы уже говорили об этом, – его голос вкрадчивый, успокаивающий. – Ты заболела, Китнисс. Я хочу тебя вылечить, а для этого ты должна рассказать мне о себе.