Феникс
Шрифт:
Кто-то стучится в дверь и, не дожидаясь моего ответа, входит в палату. Доктор Аврелий никогда не стучится. Мне интересно, кто пришел.
– Привет, подруга! – губы гостьи складываются в ухмылку. Нахальным тоном она спрашивает: – Долго еще собираешься тут валяться?
Джоанна. Мы никогда не были подругами. Не хочу ее видеть. Пусть убирается к черту.
Ее, кажется, нисколько не беспокоит, что я не отвечаю. Она берет стул, ставит его рядом с моей кроватью и садится. Боковым зрением вижу, как она изучает мою темницу.
–
Меня задевает ее наглость. Смотрю на Джоанну в упор, надеюсь, она поймет, что ей лучше убраться отсюда подальше.
– Какой грозный взгляд! Напугала! – вместо того, чтобы уйти подобру-поздорову, она смеется. – Да шучу я, шучу – расслабься!
Мои брови грозно сходятся на переносице, и Джоанна добавляет:
– Ты же знаешь: мне бывает трудно быть дружелюбной. Впрочем, тебе тоже.
Если это была попытка извиниться, то своим уточнением она сделала только хуже.
– Что тебе надо, Джоанна? – хочу, чтобы голос звучал безразлично.
– Зашла в гости к подружке, разве нужен повод? – опять улыбается.
Я не настроена шутить. Решаю, что буду и дальше молчать.
Так мы и сидим в тишине. Я пялюсь в потолок, Джоанна смотрит на противоположную стену. Опять эта стена! Будто заколдованная… Сначала Гейл, теперь Джоанна.
Рассматриваю ее еще раз. Ничего. Просто стена.
– Уходи, – говорю я Джоанне.
Наши взгляды встречаются. Может, я все-таки псих, но, кажется, я узнаю в ней себя. Мы чем-то похожи: одинокие и слишком гордые, чтобы признать это.
Джоанна встает, идет к двери. Уже взявшись за ручку, она разворачивается и говорит:
– Он не делал этого, Китнисс.
Одной фразы хватает, чтобы снова вызвать у меня приступ. Кричу ей вслед, даже когда дверь за ней закрылась, и ее шаги удаляются по коридору.
– Я ненавижу его! Ненавижу! – бросаю подушку в стену напротив, давая выход злобе. Сворачиваюсь в клубок на кровати и продолжаю плакать.
– Ненавижу, – шепчу я, пока слезы не высыхают, и сон не забирает меня в свои объятия.
Буду благодарна за отзывы и пожелания. Также сообщите, если нашли ошибку. Заранее спасибо))
====== Глава 2-3 ======
POV Пит
Четвертый… Одиннадцатый… Двадцать шестой… Тридцать восьмой… Это уже входит в привычку: считать дни с момента, когда Китнисс пришла в сознание.
Сегодня сорок пятый день. Для меня он все такой же страшный, как и первый. Я продолжаю ждать. Все еще надеюсь. Каждый день прихожу сюда: в комнату со стеклянной стеной. Это единственное место, где я могу быть с ней. Прижимаюсь к холодному стеклу, рисую пальцем узоры, будто касаясь отражения Китнисс в нем. Радуюсь, когда она спит без кошмаров. Страдаю, когда она плачет. Умираю, когда она кричит.
Раньше я готов был жить хотя бы для того, чтобы любить ее со стороны. Тосковать по ней, скучать по ней, быть для нее кем угодно: другом,
Только что это произошло опять. Я зажимаю уши руками, ощущая почти физическую боль от ее слов.
В мое убежище входит Джоанна.
– Прости, Пит, – она стоит за моей спиной, чувствую ее дыхание, – я пыталась ей сказать, но ты сам все видишь.
И я вижу: как Китнисс швыряет подушку в стену, как мечется на своем ложе из белых простыней, и как, наконец, свернувшись клубочком, тихо плачет. Ее губы продолжают шевелиться: “ненавижу”, бормочет она.
– Знаешь, я бы, на твоем месте, согласилась на поездку в Седьмой, – говорит Джоанна. – Тебе надо развеяться!
– Но тогда я не смогу быть с ней, – возражение срывается с моих губ.
– Может, так и лучше? – спрашивает она и уходит.
Пару минут стою один в темноте. Китнисс за стеной затихла: вероятно, уснула.
«Может, так и правда лучше?» – шепчет мне внутренний голос.
В следующее мгновение со всей силы бью стену. Еще раз, и еще, и еще! На руках появляется кровь, но я, как сумасшедший, продолжаю наносить удары. В них все: ярость, горечь, бессилие, тоска…
Наконец, силы покидают меня – я сгибаю ноги и сажусь на пол.
Я больше не вынесу. Надежда на то, что Китнисс станет легче, тает с каждым днем.
Джоанна права: мне нужно чем-то отвлечь себя. Плутарх настойчиво рекомендовал сделать серию роликов, так сказать, «в полях сражений»: собрать съемочную группу и отправиться в восставшие дистрикты. Мы уже сделали несколько в Двенадцатом, и они успешно внедряются, время от времени, в эфир капитолийского телевидения. Пора добавить немного остроты.
Я не хотел ни на один день оставлять Китнисс одну и до сих пор отказывался ехать куда-то. Но какой смысл в том, что я сижу здесь день за днем?
Даже Прим перестала приходить сюда. Она очень страдает. Хочет обнять сестру и рассказать, что у нее все хорошо. Но доктор Аврелий запретил. Он надеется, что однажды Китнисс осознает нереальность своих воспоминаний, и только тогда придет время для визитов младшей Эвердин. Девочка решила, что не может видеть Китнисс и не иметь возможности подойти к ней. С тех пор я ни разу не встречал ее здесь.
Инстинкт самосохранения есть даже у тринадцатилетней девочки, которая старается переждать бурю в стороне. Почему же я поступаю иначе?
На следующий день, когда группа Альфа собирается на очередное плановое совещание, я говорю, что готов отправиться в путь.
Тем же вечером я и съемочная группа вылетаем в Дистрикт семь. С нами Джоанна и Боггс. В команде царит воодушевленное настроение, и все воспринимают эту поездку как приключение.
Джоанна сидит рядом и вертит в руках топор.