Феномен Солженицына
Шрифт:
Всё это так очевидно, так подчеркнуто густой, жирной чертой, что никакие комментарии тут даже и не нужны.
Еще резче выразился, проявился у Солженицына этот «антисемитский душок» в тогда же дошедшей до меня его книжке «Ленин в Цюрихе». Но в особенности, когда мне случилось прочесть новую, не сразу вошедшую в «Август четырнадцатого» гигантскую главу (в сущности, – книгу в книге) об убийстве Столыпина.
Тут уж никаких сомнений быть не могло: антисемитизм безусловно входил в систему взглядов писателя Солженицына как весьма важная её составляющая.
Особенно, помню, меня поразил такой факт.
Узнал я о нем от давнего моего приятеля Марлена Кораллова. Тюремная и лагерная биография Марлена заслуживает отдельного рассказа,
По версии Солженицына возглавил восстание…
…бывший полковник Красной Армии Капитон Кузнецов (выпускник Фрунзенской академии, уже немолодой; после войны он командовал полком в Германии, и кто-то у него сбежалв Западную – за это и получил он срок; а в лагерной тюрьме сидел «за очернение лагерной действительности» в письмах, отосланных через вольняшек)…
(А. Солженицын. Архипелаг ГУЛАГ. Том третий. М. 1989. Стр. 301)
У Марлена версия была другая.
Он знал (а позже рассказал об этом печатно), что Капитон Иванович Кузнецов был осведомителем (по-лагерному – стукачом). Теперь уже опубликовано его «Сообщение» членам комиссии МВД и Прокуратуры СССР, в котором он (уже после танкового разгрома восстания) на сорока трех листах дал обстоятельный анализ готовящегося мятежа. Сообщение разбито на параграфы: «Переход конспиративного центра Келлера и Слученкова к открытой деятельности», «Организация оперативного отдела Глебом Слученковым и военного отдела Келлером Михаилом»…
Из всех предводителей восстания Капитон Кузнецов был единственным, кто не был расстрелян.
Что же касается двух других, упомянутых в его «Сообщении», то одного из них (Слученкова) Солженицын в своей «кенгировской» главе называет, а другого (Келлера) даже ине упоминает.
Об их роли Марлен (его изложение событий теперь тоже уже опубликовано) рассказывает так:…
…одним из руководителей восстания был Келлер. Не Михаил, как утвердилось в Кенгире, а Герш Иосифович, родившийся в Славском районе Дрогобычской области, в селе Анненберг. В 1924 году Келлер – еврей, партизанивший в отрядах ОУН… Начальный срок получил 8 октября 1944-го… Келлер по кличке Жид возглавлял оборону Кенгира… Именно он вместе с уроженцем села Борки Шацкого района Рязанской области Энгельсом Ивановичем Слученковым – лагерное имя Глеб – был истинным руководителем восстания.
(Марлен Кораллов. Восставшие в аду. Московские новости. 25 июня – 1 июля 2004 года. Стр. 22)
Знал ли об этом Александр Исаевич?
Да, знал.
Во всяком случае, узнал, когда ещё не поздно было внести необходимые исправления в текст уже написанного (но ещё не опубликованного) «Архипелага»:…
Через дюжину с лишним лет после Кенгира мне довелось участвовать в примечательной встрече, связанной с темой восстания.
Она произошла на Садовом кольце, недалеко от Курского вокзала, над кинотеатром «Встреча», в квартире сплошь арестантской семьи Улановских. Глава семьи Александр Петрович в местах отдалённых близко сошёлся с Михаилом Петровичем Якубовичем. Отбывать свой первый срок Якубович начал в тридцатом… Он был на воле знаком с Троцким,с Каменевым, Зиновьевым, потом много размышлял об отечественной истории в Александровском централе…
Мог ли Александр Солженицын, завершая «Архипелаг», упустить возможность встречи с таким собеседником?
Разговаривал он с Якубовичем в маленькой комнате. Хозяйка дома Надежда Марковна, Володя Гершуни и я сидели в большой, передавая из рук в руки листы доверенной рукописи.
Узнав, что вернулся я в Москву из Кенгира, что о восстании, о роли в нем Капитона Ивановича Кузнецова, которого автор считает руководителем восстания, я наслышан, Солженицын вздрогнул. Помолчав, отрезал:
– Нет, не могу!
Видимо, раздел о восстании тогда уже был написан, исправлен и приниматься за переделки, за переустройку снова – «Нет, не могу». Впоследствии не я один убеждался, что Александр Исаевич верует: «Прошлое было таким, каким ему будет велено. Быть по сему. Аминь».
(Там же)
Не только сейчас, прочитав этот рассказ Марлена в «Московских новостях», но и давным-давно, услышав от него эту историю впервые, я ни на секунду не усомнился, что «не мог» Александр Исаевич изменить свою версию совсем не потому, что глава о восстании в Кенгире уже была им написана и приниматься за новые исправления и переделки ему было не с руки. На самом деле причина этого его «не могу» была совсем другая: не мог, никак не мог он принять версию, согласно которой одним из главных руководителей восстания зэков в Кенгире был еврей. Вся душа его, всё его существо противилось этой версии.
Странно, что, понимая это, настоящим – то есть зоологическим – антисемитом я Солженицына тогда всё-таки ещё не считал. Хотя и ясно видел, что антисемитизмкак некая идеясоставляет неотъемлемую часть всей выстроенной им идеологической конструкции.
Вот, например, на последних страницах «Ленина в Цюрихе» он даёт краткую биографическую справку: «Революционеры и смежные лица». Из «Справки» этой мы узнаём, что настоящая фамилия Сокольникова была «Бриллиант», а Ганецкого – «Фюрстенберг». Что Григорий Евсеевич Зиновьев на самом деле был «Апфельбаум» (кстати, на самом деле настоящая фамилия Зиновьева была «Радомысльский»), а Лев Борисович Каменев – «Розенфельд». Юлий Осипович Мартов во девичестве был «Цедербаум», а Парвус (Гельфанд), именовавший себя Александром, на самом деле звался «Израилем Лазаревичем». Что Радек был – «Зобельзон», а Рязанов – «Гольденбах», да к тому же ещё и Давид Борисович.
Кроме этих – хорошо всем известных имён, мелькают в этом списке и другие, гораздо менее, а то и совсем не известные. Вот, например, – Равич Сарра Наумовна, или Герман Грейлих, или Моисей Бронский. Зачем тут эти «смежные лица»? Не для того ли, чтобы увеличить процент «лиц еврейской национальности?»
Такая мысль мне в голову, конечно, приходила. Да и как она могла не прийти, если вся моя молодость прошла под знаком этих «раскрытых скобок», которыми пестрели страницы тогдашних советских газет. Но я гнал прочь эти постыдные подозрения, успокаивая себя тем, что не евреи как таковые, во всяком случае, не только евреи волнуют и раздражают Александра Исаевича, что главная его мысль состоит в том, что революционеры и «смежные лица» были – людиденационализированные,которым подавай мировую революцию, а на Россию им наплевать. Такими денационализированными были не только евреи, но и втянутые в эту революционную воронку поляки, эстонцы, латыши, да и русские, которых в том списке тоже было немало (Пятаков, Шляпников, Луначарский). Но основной корпус «революционеров и смежных лиц» в том солженицынском списке составляли все-таки «инородцы».
Ну, а уж читая главу об убийстве Столыпина, несколько искусственно вставленную Солженицыным в его «Узел первый» (книга называлась «Август четырнадцатого», а Столыпин был убит в 1911-м), сомневаться в безусловно антисемитской её направленности было уже совсем невозможно. И дело тут было даже не в том, что убийцу Столыпина ДмитрияБогрова, которого с детства – в семье – звали «Митя» (и последнее, прощальное своё письмо родителям, написанное перед казнью, он подписал: «Целую вас много, много раз. Целую и всех дорогих и близких и у всех, у всех прошу прощения. Ваш сын Митя»), автор упорно – на протяжении всей главы – называет «Мордко».