Феномен Солженицына
Шрифт:
По складу своего характера Елизавета Денисовна была плохо приспособлена к подпольной, конспиративной деятельности:…
…Именно те превосходные степени, в которых она выражалась об этой книге, не удержали её поделиться новостью о ней и даже её страницами со своими близкими подругами – о, всего только с одной-двумя!..
…Последние годы мы с Кью уже не вели серьёзных конспиративных работ и редко встречались, я мало заботился, насколько осторожна она во внешнем поведении. Она же по своей закатистой крайности, из страха – в полную беспечность, посылала по почте Люше Чуковской письма весьма остроумные, но и с намёками, и с загадочными подписями, вроде «ваша Ворожейкина», а следующий раз как-нибудь иначе. Адрес Люши был – всё равно что мой, письма тщательно проверялись, и высунутые ушки не могли не обратить на себя внимания ГБ.
(Там же. Стр. 447)
Не только
…Мы решили, чтобы не оставлять разночтений, экземпляр за экземпляром уничтожить. А все хранители оттягивали и сопротивлялись: один экземпляр был спрятан через О. А. Л., один зарыт близ дачи Е. Г. Эткинда, а личный экземпляр Кью – на даче Л. А. Самутина под Лугой, и тоже, мол, зарыт. В марте 1972-го я был в Ленинграде последний раз, и только о первом экземпляре меня уверили, что уничтожен. А второй и третий были целы, хотя я давно настаивал сжечь, – и в тот момент я своими руками достал бы и сжёг оба, даземля была мёрзлая, надо ждать тепла. У Эткинда, при разумной осмотрительности, есть в характере вспрыги этой дерзости, так он рисковал без надобности лишнюю зиму, но потом, сказал, сжёг. А Кью ещё летом отказывалась, в письмах умоляла меня сохранить, лишь осенью 1972 прислала мне драматическое красочное описание, как при жёлтой ибагровой облетающей листве они с Самутиным разожгли костёр и, рыдая (она), сожгли драгоценную машинопись до листочка… (А на самом деле – ничто не сжигалось, обманула меня.)
Драматическому описанию Кью нельзя было не поверить. Я написал ей в утешение, что скоро подарю ей настоящий экземпляр. Я так видел и намечал, что «Архипелаг» издадим весной 1975-го.
(Там же. Стр. 446)
Итак, вопреки его распоряжениям, экземпляр, хранившийся у Елизаветы Денисовны, уничтожен не был. Но гэбисты, уже «выйдя» на Воронянскую, о том, что она хранит у себя эту крамольную рукопись, ещё не знали. Пока что до них только дошел слух, что такая рукопись существует….
ЗАПИСКА КОМИТЕТА
ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР
17 июля 1973 г.
Совершенно секретноОСОБАЯ ПАПКА
ЦК КПСС
Проводя работу по антисоветскому воздействию на лиц из своего окружения, СОЛЖЕНИЦЫН установил и расширяет с этой целью контакты в различных городах страны. Его единомышленники выявлены в Крымской области, Рязани, Тамбове, Новочеркасске и в других городах. Особый интерес представляют знакомые СОЛЖЕНИЦЫНА в Ленинграде, среди которых стоящий на антимарксистских позициях доктор филологических наук ЭТКИНД Е. Г., автор провокационного так называемого «Письма БРОДСКОГО в ЦК КПСС»; пенсионер САМУТИН Л. А., отбывавший наказание за службу в Русской освободительной армии предателя ВЛАСОВА в качестве начальника культчасти воинской бригады; пенсионерка ВОРОНЯНСКАЯ Е. Д.; преподаватель музыки ИВАНОВА Е. В. и другие. Все они активно поддерживают СОЛЖЕНИЦЫНА, разделяют его враждебные взгляды, размножают и хранят его сочинения. В целях документации уголовно наказуемой деятельности СОЛЖЕНИЦЫНА органами госбезопасности проведен ряд мероприятий, в результате которых добыты материалы, подтверждающие его враждебность социалистическому строю, политике Коммунистической партии и Советского правительства и твердую приверженность идеям и устремлениям наиболее реакционных кругов Запада. Особого внимания заслуживают документы, хранящиеся у ленинградки ПАХТУСОВОЙ Н. Ф., 1917 года рождения, до ухода на пенсию работавшей старшим геологом Северо-Западного геологического управления. В частности, ПАХТУСОВА хранит так называемые «Воспоминания» ВОРОНЯНСКОЙ, в которых автор излагает антисоветское содержание сочинения СОЛЖЕНИЦЫНА «Архипелаг ГУЛАГ». По мнению ВОРОНЯНСКОЙ, СОЛЖЕНИЦЫН в этом произведении показал: «…Растление 200-миллионного народа. Уничтожение лучшей части, в том числе и половины партийных рядов. Убийство ума его, совести, человеколюбия…». (Более полные фрагменты из «Воспоминаний» прилагаются…)
Председатель
Комитета Госбезопасности АНДРОПОВ(Кремлевский самосуд. Секретные документы. Политбюро о писателе А. Солженицыне. М. 1994. Стр. 231–232)
Отправляя в ЦК эту «Записку», Андропов ещё не знал, – даже и не догадывался, – какая крупная рыба ему попалась. Но всего лишь полтора месяца спустя он уже докладывал:…
ИНФОРМАЦИЯ
ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
при СОВЕТЕ МИНИСТРОВ СССР
4 сентября 1973 г.
ОСОБАЯ ПАПКАСовершенно секретно
ЦК КПСС
ВОРОНЯНСКАЯ по результатам обыска была допрошена и дала показания о характере знакомства с СОЛЖЕНИЦЫНЫМ, поручениях, которые выполняла по его просьбе, подробно рассказала о содержании романа «Ахипелаг ГУЛАГ». Прибыв с допроса домой, ВОРОНЯСКАЯ пыталась покончить жизнь самоубийством, но принятыми мерами эта попытка была предотвращена. В дальнейшем ВОРОНЯНСКАЯ пояснила, что причиной к этому послужил тот факт, что она дала показания, направленные против СОЛЖЕНИЦЫНА. ВОРОНЯНСКАЯ была помещена в больницу для приведения её в нормальное физическое состояние, однако, будучи выписанной оттуда 23 августа 1973 года, находясь в своей квартире, покончила жизнь самоубийством через повешение. По линии органов госбезопасности и прокуратуры г. Ленинграда приняты меры к локализации возможных нежелательных последствий, и 30августа 1973 года ВОРОНЯНСКАЯ похоронена своими родственниками. В связи со смертью ВОРОНЯНСКОЙ близкие знакомые СОЛЖЕНИЦЫНА в Ленинграде проявили серьезное беспокойство о её архиве, в особенности потому, что в органы госбезопасности может попасть «Архипелаг ГУЛАГ», обнаружение которого крайне опасно, по их мнению, для дальнейшей судьбы СОЛЖЕНИЦЫНА. Принятыми мерами удалось обнаружить и изъять архив ВОРОНЯНСКОЙ, в том числе роман «Архипелаг ГУЛАГ». О нем будет доложено специально.
Председатель
Комитета Госбезопасности АНДРОПОВ(Там же. Стр. 250–251)
О том, что хранившийся у Елизаветы Денисовны экземпляр «Архипелага» не был ею уничтожен и попал в руки гэбистов, Солженицын узнал не сразу. Но – довольно быстро.
А вскоре выяснились и подробности….
Их обеих с Пахтусовой взяли в Ленинграде на перроне Московского вокзала 4 августа, разъединили, с Пахтусовой поехали домой делать обыск, а у Кью, наверно, уже он сделан был. С этого момента мы ничего не знаем от неё самой, только последнее свидетельство: в пяти днях непрерывных допросов (с 4 по 9 августа, а у Елизаветы Денисовны может быть и дальше, и дольше, мы не знаем) Пахтусову столкнули с ней раз в Большом Доме, в уборной, – и та, исхудалая, с воспалёнными губами, блестящими глазами, шепнула: «Не упорствуй, я всё рассказала!»…
Можно представить, как жутко было Кью на следствии: и потому что – старая, больная, с малыми силами сопротивления; и потому что – понову, на себе самой впервые, а прогнозы, по «Архипелагу», все известны; и – от сознания сделанных ошибок, сама виновата, а люди пострадают, – как это жжёт; и больше всего – что твой собственный дневник лежит на столе следователя, и уже нельзя замкнуться, отказаться, а надо изворачиваться, истолковывать, придумывать, смягчать, – как это жжёт! Вероятно, нельзя было ей уклониться от каких-то показаний на Эткинда, неизбежно – на Люшу Чуковскую; а на Ирину Николаевну Томашевскую, работу об авторстве «Тихого Дона»? Но самое для неё тяжёлое и неизбежное было: выдать «Архипелаг» и указать, что он – у Самутина…
Что было дальше с Е. Д. в августе – достоверно мы не знаем ничего. Все сведения – от подозрительной новой соседки, медсестры, племянницы прокурора. Это – от неё версия, будто Е. Д., отпущенная через пять дней домой, всё время оставалась там, металась по комнате и говорила: «Я – Иуда, скольких невинных предала!» (Конечно, должно было разрушительно проработаться в ней и обернуться: не тот угрозный час страшен, которым пугал её Большой Дом, а вот этот ужас защемлённой одинокой жизни, – а друзья,быть может, погибли, а бесценная книга, память миллионов, не выплывет больше.) Потом, будто бы, с сердечным припадком легла в больницу (с помощью этой же соседки), неделю там лежала, вернулась. И вскоре, видимо в последних числах августа повесилась в том кривом, тёмном, дурного воздуха коридоре, из Достоевского. (Но та же медсестра,выпив на поминках больше, варьировала: а на теле её были ножевые раны, кровь. Так – не вешаются).
Что Елизавете Денисовне запрещено было пытаться дать знать кому-либо – ясно из общих методов ГБ и из такого же распоряжения Нине Пахтусовой. Но – подчинилась она? Или наоборот: пыталась связаться с нами – и именно за это убита? Страшно представить эту злодейскую сцену убийства в мрачной пещере-квартире.
(А. Солженицын. Бодался телёнок с дубом. М. 1996. Стр. 448–449)
Всё это Александр Исаевич вспоминал и записывал годы спустя, когда он уже помягчел к несчастной Елизавете Денисовне. А в тот момент, когда на него обрушилось известие о постигшей его беде, – даже не беде, катастрофе! – реакция его была совсем другая….