Феномен
Шрифт:
— Володя, в этом я не сомневаюсь. У меня еще одна безумная мысль появилась: не являюсь ли я сам порождением своего сна?
— Ну, ты даешь! Ты что, сам себя видел во сне?
— Не помню. Может, когда сильно болел, то и видел.
— Не знаю, Саня. Если бы умер от рака в двадцатом веке, это было бы подтверждением твоей новой мысли. Может, ты и в самом деле умер, тебя хоронили. Разве найдешь сейчас твою могилу. И архивы тех далеких времен вряд ли сохранились. Но попробуем все-таки узнать, может, свидетельство о смерти откопаем. Мы бы тогда всю свою программу пересмотрели. Да, Шурик, головоломка на головоломке. Эх, жалко, что рановато мы на свет появились, наука еще так слабо развита, ничего-то мы еще не знаем, ничего не понимаем. Если хочешь знать, настоящая Большая наука только зарождается. Все у человечества впереди. Но лет через триста какой-нибудь Егор, для которого материализация сновидений будет обычным управляемым процессом, скажет, что ничего они не знают и не понимают, и что настоящая наука только зарождается. А еще лет через пятьсот какой-нибудь Акакий скажет…. Ты понял меня? В то время будут такие проблемы, которые мы сейчас даже самой изощренной фантазией вообразить
Я и сам об этом не раз думал. Трудно представить, что будет на Земле через пятьсот лет? А через тысячу? А через миллион? А через миллиард лет, наконец?! Фу, даже жарко стало. Этого, пожалуй, и сверхгениальный ум предсказать не может. Я, например, своим примитивным умишком думаю, что в то далекое время человек так и останется человеком с присущими ему заботами и радостями, разве что на высшем уровне, вечным стремлением к счастью, познаниям, неудовлетворенностью собой. Человек будет как одна нация — землянин, будут и смешанные нации в космических масштабах, своеобразные межзвездные и межгалактические «мулаты» и «метисы», будет единая вселенская сверхцивилизация. А наука будет… ой, ой, ой какая, а, может, и она в их понятии будет только зарождаться. Эволюция, безусловно, изменит облик человека, но он не станет уродом, этаким громадным мозгом. Совершенствуется только прекрасное и необходимое — любовь, чувства, стремление к неизведанному и физическому совершенству. Жить люди будут по тысяче лет, это уж точно. Ну, понесло, размечтался. О настоящем думать надо. Хорошо это или плохо, что обладаю еще одним даром? По-моему, пока ничего хорошего нет. Я стал бояться спать — а вдруг присниться какая-нибудь абракадабра и потом материализуется. Будет людям житье отравлять. А вдруг приснится взрыв водородной бомбы! Это же смерть, разрушения, я и сам под этот взрыв попаду. Я старался засыпать с мыслью о чем-нибудь веселом и смешном, но всегда подсознательно страшные мысли вылезали на передний план. Однажды мне приснилось, что у Юлии оторвало обе ноги. Она катилась ко мне на низенькой коляске, отталкиваясь руками от земли. Я проснулся в холодном поту и больше не мог заснуть, мне почему-то казалось, что сон материализовался. Юлия проснется, а у нее нет ног! Не переживу! В шесть утра я был у нее дома, не решаясь зайти туда. И два часа сам не свой ходил вокруг да около и не мог найти себе места. Когда же увидел Юлию, выходившую из дома здоровой и невредимой, сразу как-то обмяк и в коленках появилась слабость.
За обследование моего организма опять взялись ученые. Мне это уже надоело, и я прямо сказал им об этом. Меня сразу отпустили. Но, понимая важность обследования, я вернулся и сказал:
— Валяйте, изучайте.
Совсем обжился, для всех своим человеком стал. Моя короткая фраза ученым очень понравилась. Начались поездки по городам — Новосибирск, Тула, Калькутта и миллионный город на Чукотке Глагойя. Искали во мне хоть какие-нибудь отклонения от нормальной деятельности человеческого организма, за что можно было бы зацепиться. Меня просвечивали, гипнотизировали, пичкали снадобьем, крутили и вертели — тщетно, все было в пределах нормы, человек как человек. Записывали на мезолентах мои сновидения, анализировали их, изучали. Разложили всю деятельность организма и мозга на математические кривые и формулы, но ничего не нашли, никакой зацепки. Тогда заговорили о проведении эксперимента по материализации сновидения. Для этого требовалось сильнейшее нервное потрясение, равносильное тому, которое я получил при «смерти» Владимира в блок-отсеке «Аленушки». Это было сделать не трудно. Но я честно признался, что боюсь, что мне обязательно приснится нечто ужасное, могущее привести к катастрофе, я не могу предвидеть и сделать собственный сон по заказу. С моим предчувствием считались. Если имелся риск, то эксперимент, каким бы он ни был важным и нужным, не ставился. Владимир бы, пожалуй, ни на что не посмотрел, нашел бы способ нервно потрясти меня. Но ведь он может сделать такое и втихомолочку, тайком. Президент Академии, хорошо зная слабости Владимира, вызвал его по видофону и обстоятельно поговорил. Владимир скорчил кислую физиономию и дал слово в этом плане ничего не предпринимать.
Обследование заканчивалось. Энергетическая фабрика в виде мозга человека чрезвычайно мала, ее можно «взвесить» лишь разложив мозг на атомы и молекулы, что фактически и сделали. Это тоже ничего не дало. Ученые с сожалением вынуждены были признать, что бессильны объяснить мой феномен. А мне по-прежнему казалось, что он связан с космическими причинами, с другим разумом — это его проделки.
Глава 14
По наивности своей я думал, что это только в нашем институте, в нашей лаборатории, творятся интересные дела, осуществляются дерзкие проекты, все больше становится проблем и вообще — работы уйма. Оказывается, так везде, у всех свои заботы и свои проблемы. Московские институты пространства, например, занимаются проблемой выхода материальной точки из Вселенной. Ведь наша Вселенная — замкнутое образование, она не бесконечна, но безгранична, ни один атом, ни один квант не может покинуть ее, она, как «черная дыра», но в отличии от той, в нее и извне ничто проникнуть не может. Невольно напрашивается вопрос, а откуда это «извне»? Что там? Раньше постановку такого вопроса считали антинаучной. Сейчас не считают. Если выйти за пределы Вселенной, то она перестанет существовать для покинувшего ее. Где-то ТАМ другие вселенные, непохожие на нашу, взаимодействующие между собой и невзаимодействующие, пронизывающие друг друга, разделенные барьером застывшего времени — они в прерывном пространстве, эта прерывность и дает шанс на решение проблемы. Интересно получается, человек еще не добрался даже до ближайших звезд, а уже думает, как покинуть Нашу Вселенную и проникнуть в другие. Но такой уж он по природе, человек, ничего не поделаешь. Впрочем, межзвездные путешествия — это дело уже нынешнего поколения. Разрабатываются проекты, которые осуществляются здесь быстро. Потапов и Попов со спасательным
В Солнечной системе дел — тоже непочатый край. Венеру делают обитаемой планетой, там меняют состав атмосферы, из которой выйдут воды и образуют моря. Эта программа рассчитана на сто семьдесят лет. На Марсе размещают заводы и фабрики с вредными производствами. Малые планеты и спутники Юпитера — кладовые ископаемых и, вообще, строительных материалов. Оттуда геологи не вылазят.
Идут поиски разумных существ. Начиная с двадцатого века люди пытаются поймать сигналы других цивилизаций, но до сих пор безуспешно. Оказывается, даже и сейчас есть скептики, утверждающие, что жизнь на Земле — явление уникальное, единственное во Вселенной. Ничего подобного! Этих жизней, в том числе и разумных, видимо-невидимо. Просто вся история человечества на бесконечной ленте времени всего лишь микроскопический штрих, миллион лет туда-сюда ничего не значит, поэтому маловероятно, чтобы за каких-то пять веков, за этот ничтожный миг, можно было поймать сигналы и войти в контакт с внеземной цивилизацией. Математическая основа и физические законы одинаковы для всех, во всяком случае в Нашей Вслеленной, но жизнь может оказаться самой немыслимой формы, недоступной нашему человеческому пониманию. Диапазоны форм связи расширяются, способы поймать сигналы становятся все более изощренными.
Есть институт, решающий вопросы сверхдалекого будущего человечества. Настанет время, когда человек не будет, так же, как когда-то его и не было, потому что любая форма материи есть категоричная историческая, существующая лишь в определенный отрезок времени. Погаснет Солнце — не страшно, к тому времени люди наверняка переселятся к другим, более молодым светилам или зажгут новое солнце. Но ведь расширение Вселенной когда-то закончится, начнется сжатие, и она соберется в точку. Какой тут может быть разговор о существовании человечества, когда не будет ни звезд, ни планет, ни нашего пространства, ни времени, по крайней мере, до следующего Большого Взрыва. Может, еще и поэтому люди уже сейчас задумываются, как проникнуть в другие вселенные.
Ладно, спущусь с небес на Землю. Двадцатый век хорошо «постарался», доведя планету до истощения. Сейчас экологическое равновесие восстановлено: естественные леса не трогают. Пустыня Сахара и плоскогорье Гоби полностью озелены и являются поставщиками отличного быстрорастущего строевого леса. Отходов и сточных вод нет — все перерабатывается на «конфетку». На смену ископаемому топливу — углю и нефти — пришла отнюдь не атомная и не термоядерная энергия, а более дешевая и мощная — вакуумная и планкеонная. Но это не идеальное топливо — уже начинается перегрев планеты, что грозит таянием льдов Антарктиды и Арктики с соответствующим повышением уровня Мирового океана, нарушением теплового баланса Земли. Нужна чистая энергия. Единственный вид чистой энергии — солнечная. Спасение, конечно, не в громоздких и примитивных солнечных батареях, а в принципиально новых конструкциях, обеспечивающих все нужды человека в глобальном масштабе. Это проблема номер один! Тут есть над чем поломать головы.
Биологов не устраивает, что крупный и мелкий рогатый скот сам себя прокармливает и самоуничтожается — додумались и до этого — на мясо, им нужно было, чтобы бычки и бараны сами себя разделывали и выдавали готовую мясную продукцию в виде полуфабрикатов. Искусственное мясо выращивалось на специальных полях-организмах, под которыми находились системы «кровеносных сосудов», подающих дешевые питательные вещества из хлореллы для наращивания мяса. Биологи хотят таким же образом выращивать индюшатину, гусятину и языковое мясо… и чтобы процесс этот был саморегулирующимся, а мясо было — наивкуснейшим и нежным.
Замечу сразу, что из-за бычков и баранов мир раскололся на два лагеря, как я уже говорил — синтиков и натураликов. Они не враждовали, но споры были горячими, они устраивали симпозиумы и съезды. Натураликов было большинство, к ним примыкала армия гурманов — любителей крокодильего, носорожьего, черепахового мяса и прочих мясных деликатесов. Натуралики хоть и были согласны с лозунгом синтиков «живому — жить», но доказывали необходимость приема только натуральной биологической пищи.
Пошла мода на меха — и появились меховые плантации. Широкие ленты соболей, песцов, бобров не уступали по качеству и красоте натуральным мехам, да они, по сути дела, были натуральными, потому что выращивались как бы на коже зверьков, а кожа росла на толще биологической массы, представляющей собой нечто вроде общего организма животных. Биологи добивались ежемесячного снятия «урожая» и думали, как наделить меха свойством по мысленному желанию владельца плаща или куртки менять их цвета и оттенки.
В любом городе, прежде всего бросалось в глаза изобилие всевозможных товаров и изделий, какие только может вообразить фантазия человека. Всегда и везде все можно было получить. Пошел и взял. Я как-то спросил Владимира, есть ли в их сверхпроцветающем и благоденствующем обществе дефицит?
— Какой именно? Дефицит возбуждения, емкостной, системы зет?
— Да обыкновенный, товарный.
— Не специалист. Спроси у Юльки.
— Не знаю, — ответила Юлия. — Всегда создается что-то новое, и оно по началу бывает в малых количествах. Может, это и есть дефицит? Посмотри на этот забавный приборчик, — она показала висящую на бусах на шее золотистую медальку с непонятными кабалистическими знаками. — Все, что я за день увижу и услышу, остается здесь. В любое время я могу по домашнему видофону воспроизвести все увиденное и услышанное. Это и необходимость и украшение.