Феномены Тени и зла в волшебных сказках
Шрифт:
Что касается промежуточного положения великанов между богами и людьми, то мы интерпретировали фигуры богов как символы или как архетипические образы, то есть они являются проявлением архетипов, основных структур нашего бессознательного, а возможно, и всей вселенной. В нашей психике существуют ядра огромного динамического заряда, но как только они выражаются в качестве архетипических образов, то обретают определенную структуру. Например, каждый бог в мифологии имеет определенную функцию: он покровительствует какой-нибудь сфере жизни человека и требует от него неукоснительного соблюдения норм поведения, жертвоприношений и так далее. Поэтому можно сказать, что архетипический образ обладает определенной структурой, которую он создает или накладывает на человеческую психику. В политеистической религии боги могут бороться между собой, и тогда разные структуры вступают между собой в конфликт, но, по крайней мере, каждому архетипу присущ некоторый аспект порядка.
Когда
Это напоминает мне слова Юнга о том, что с ним случилось в тот момент, когда он начинал писать книгу «Психологические типы»[142]. Он рассказал в предисловии к этой книге, как он вел обширную переписку со своим другом[143] о планах и собранном им богатейшем материале, который должен был войти в эту книгу, и затем уже собирался сесть ее писать, чувствуя, что сбор материала ему уже пора закончить. Юнг хотел, чтобы текст книги был ясным и логически точным, каким, например, для него был труд Декарта Le Discours de la methode[144], однако он не мог этого сделать, ибо обладал слишком утонченным интеллектом, чтобы охватить столь обширный материал. Когда он столкнулся с этой проблемой, ему приснилось, что на рейде стоит огромный корабль, нагруженный всяческими благами для человечества, который обязательно следует привести в порт и все эти блага распределить между людьми. Этот корабль тянул за собой великолепный белый арабский скакун, — прекрасное, грациозное и нервное животное; предполагалось, что именно он должен был доставить корабль в гавань. Но коню было совершенно не под силу это сделать. В этот момент из толпы, раскидав людей в стороны, вышел огромный рыжий великан, схватил топор и убил белого коня, а затем взял канат и одним рывком (elan) он втащил корабль в порт. Из этого сновидения Юнг понял, что ему нужно писать, следуя эмоциональному порыву, чувствуя прилив эмоций, связанных с этой книгой, а не поступать в соответствии с паттерном, который воплощал белый грациозный арабский скакун. Тогда основу его побуждения образовал мощный импульс к работе, сопровождаемый приливом эмоций, и целую книгу он написал практически без перерыва, ежедневно вставая в три часа утра.
Вы видите, что в данном случае, когда великан склоняется к сотрудничеству, если он не является автономным, то он ведет себя как либидо — как такой всплеск энергии, который дает возможность человеку делать нечто сверхъестественное, достигать того, на что у него не хватает мужества, когда он находится в нормальном психическом состоянии. Можно сказать, что для достижения успеха нужна некая экстатическая энергия, похожая на героический энтузиазм, ибо для этого требуется именно великан, который действует совместно с человеческим сознанием, сотрудничает с ним. Но если он выходит из-под контроля, то совершает все то зло, о котором говорилось раньше.
В нашей сказке великан спускается со скалы, причем без всякой суеты — создается впечатление, что просто от злобы — превращает в камни шестерых принцев и их невест, чтобы они не смогли вернуться домой. Превращение в камень — это следующий шаг после замерзания и оледенения. Если эмоции становятся слишком сильными, человек становится холодным, но если эмоциональное напряжение еще немного повысится, наступает оцепенение, человек превращается в окаменелость. Можно сказать, что пациент находится в кататоническом состоянии, он окаменел под воздействием бессознательных эмоций. При выходе из этого состояния человек впадает сперва в ледяное оцепенение,
Кроме того, они забыли привезти невесту младшему брату. С другой стороны, если бы они ее нашли и взяли с собой, она бы окаменела вместе с ними. Тогда младший брат уже не повстречал бы свою невесту, поэтому все, что произошло, не оказалось для него злой шуткой. Но вне всякого сомнения, они проявили огромный наивный эгоизм. Они просто взяли себе невест, забыв обо всем остальном, и, соответственно, попались в ловушку великана из-за отсутствия рефлексии и способности задуматься над тем, что происходит.
Когда младший сын хочет отправиться на поиски своих братьев, он находит в конюшне только оставшуюся там жалкую, худую клячу, но принц садится на нее и едет, и это обстоятельство для нас очень важно. Ему не так жалко с ней расставаться, когда позже он отдает ее на съедение волку, а затем садится на волка верхом. В переводе на язык психологии это значит следующее: мы видим, что у короля, воплощающего доминирующее содержание коллективного сознания, осталось не так много инстинктивной энергии. Он потерял жену, возможно, это случилось давно, его шесть сыновей и шесть лошадей превратились в камень. Иначе говоря, речь идет о постепенном оскудении жизненной энергии и утрате жизнеспособности королевской семьи, и эта энергия постепенно накапливается в бессознательном.
Таким образом, младший сын отправился на поиски своих братьев удрученный, в состоянии пониженного жизненного тонуса и совершенно не уверенный в том, что может совершить великий подвиг и стать выдающимся героем. С самого начала проблема заключалась в избыточной маскулинности, поэтому мы видим, почему младшему сыну нельзя становиться героем: это привело бы к восстановлению прежней правящей установки, противопоставлявшей маскулинность живым инстинктам, любви и фемининному началу. Младшему брату лучше взять тощую клячу, которая не дает возможности сформироваться его героической маскулинной установке. Затем ему встречается умирающий от голода ворон, с которым юноша делит небольшой запас еды, которую он взял с собой.
В европейской мифологии ворон в основном является вестником, который приносит людям послания верховного бога. В норвежской мифологии он является аналогом двух вещих воронов Вотана: Хугина и Мунина, один из которых сидел на правом плече Вотана, другой — на левом его плече, и каждый из них рассказывал о том, что видел. Можно сказать, что они представляли собой экстрасенсорное восприятие Вотана или его абсолютное знание, его представление о происходящем. Вороны всегда знают, когда появится труп, чтобы поесть мертвечины, которой обычно питаются. Раньше вороны сопровождали целые армии в надежде поживиться телами убитых. Они были вестниками Вотана, и направление, в котором они летели, предвещало поражение или победу. Они не только сообщали богу о том, что происходило на земле; тот, кто мог понимать знаки, auguria[146], тот по поведению воронов мог понимать намерения бога.
В христианской мифологии ворону отводится неоднозначная роль. Когда во время потопа Ной плавал по поверхности вод в своем ковчеге, он сначала выпустил ворона, чтобы узнать, есть ли поблизости земля, но ворон все время клевал трупы и забывал возвращаться назад. Тогда Ной выпустил голубя, который принес ему ветвь[147], и таким образом Ной узнал о том, что поблизости находится земля. Исходя из этого в Средние века отцы церкви посчитали, что ворон служит воплощением Дьявола и зла, а голубь — воплощением Святого Духа и Божественной благодати. С другой стороны, святого Иоанна с Патмоса[148] и пророка Илию[149] кормили спускавшиеся с неба вороны. Отцам Церкви было сложно соединить эти два аспекта, но, наконец, они сказали, что ворон воплощает глубинные, темные и нетрадиционные мысли о Боге, которые были у Иоанна Богослова или которые пришли к нему, когда он находился в ссылке и отшельничестве на острове Патмос. Поэтому в Средние века этот архетипический символ был разделен надвое: на светлый и темный аспект. Он одновременно является символом Дьявола и темной мистической связи с Богом. Вызывает немалое удивление, что в греческой мифологии ворон является птицей бога солнца Аполлона и одновременно олицетворяет его зимнюю, северную сторону — Борея[150].