Фэнтези 2003
Шрифт:
выйти со мной один на один — вытяжка какой-то травки, даже названия которой я не знаю... Я и тогда оставался сильным — я был в своем Праве. Но отомстить — не мог! Не траву же косить мечом! Ты хоть представляешь себе, что это такое — мечтать о мести, и не иметь возможности ее осуществить? Я умирал три дня — и ко мне никто не пришел. Потому что меня отравили случайно — представляешь? Перепутали приправы... Мне некому было мстить. Я поднялся до бога — и оказался сильнее его, потому что был в своем Праве. Это
Глаза бога горели. Сила есть — ума не надо... Чем ты думал, бог?
— Это твоя месть нам? За что? — спросил Немхез, не веря в то, что слышал.
— Это моя месть — которой я не смог насладиться! Но смог ты! Мне некому было мстить — а тебе? Разве ты не рад? Ты смог то, чего не смог твой бог, Немхез! И каждый из живущих — сможет...
Старый рубака устало смотрел в лицо бога, подарившего людям свою месть. Не тем? Не за то? Ни за что?..
— И зачем ты богом-то стал?
— Чтобы дать вам Право!..
Немхез ударил коротко и резко — бог отшатнулся, но не упал. Не упал, потому что бил старый рубака не его — себя. Может, и не смог бы он пробить собственную плоть, неуязвимую для стали, но помогла трещинка, оставленная предательской стрелой, и вот уже в ладони лежит холодный, как камень, комок — сердце. Как камень холодный и твердый...
Рука опустилась к поясу — вот-вот выронит.
Не выронил. Замах — словно меч из ножен — и камень сердца комком ссохшейся грязи летит в мертвенно-бледное лицо растерянного бога.
— Подавись своим Правом, убожество!
Он не думал, что будет потом.
Он отдавал Право, данное богом — богу. Богу — богово...
И небо не удержит не имеющего прав...
И море не остановит полет...
И все кончится...
Но он не думал уже, что будет потом. Даже богом стать не
хотел — как этот отравленный дурак. Чтобы — не дай бог! — не дать людям подобного Права. Подобного данному этим...
Он уже не думал, что будет потом. Но остальные пусть думают. Пусть помнят, что было, — и думают...
Они все еще имеют Право. И Право священно, но...
Пусть думают.
За последним облаком, под последней звездой сидел недоумевающий бог, сжимая в руке холодный камень — сердце получившего от него Право.
— Я дал им Право, — бормочет бог. — А дальше пусть думают сами.
Он не понимал. Это был очень сильный, но очень глупый бог — куда ему было понять, что Немхез отомстил и ему. Бросив даром в лицо — отомстил. Отказавшись от божественности — отомстил. Погибнув вопреки Праву — отомстил.
Бог не понимал этого. И у людей по-прежнему было Право. Но было и кое-что еще — они могли думать о том, что будет потом. Богу этого было не дано. Этого тоже — но он не понимал...
Он купил цветы. Она любила именно эти —
— Я люблю тебя, — сказал он. И не надо было изображать «Я вырываю сердце, стоя перед богиней, и отдаю его ей» — как он назвал это движение, что придумал сам почти год назад, в тот вечер сумбурных признаний, когда она так и не ответила ему тем же...
— Прости... — шептала она теперь, стараясь вернуть кольцо. — Я... не люблю тебя. Прости.
А потом, когда она уже закрывала дверь, — его губы дрогнули.
— Право...
Она не смела отвернуться — и в ее глазах был страх. Страх безумный, страх, сводящий с ума, страх, напугавший даже его самого.
— Право... — вновь шевельнулись пересохшие губы, выбрасывая наружу режущее глотку слово.
Твердые как сталь пальцы бьют в грудь — в свою, кажется, опустевшую за миг до этого, — и вырванное сердце, продолжающее биться, протянуто Ей...
— Право... на любовь...
Он уже не думал, что будет потом.
Он уже был богом.
Наверное, глупым — как и тот, что дал людям Право на месть. Ведь глупый же был бог?
«Я не буду таким же», — думал он, отдавая Ей свое все еще бьющееся сердце. Отдавая свое Право на любовь.
Право на месть позволяет мстить — пусть не тем, пусть не за то, пусть ни за что...
Право на любовь — позволяет любить. Не того, не за то, ни за что...
Не быть любимым — только любить. И глупого нового бога не стало. Но Право осталось.
Право на любовь.
И можно вырвать сердце из своей груди — и протянуть его Ей...
Глупый был бог.
НИК РОМАНЕЦКИИ
Оплошка вышла!..
Станимир Копыто проснулся в очень тяжком похмелье. Это было странно.
Поскольку заказов вечор не оказалось, они с Рукосуем Молчаном решили пересидеть легкое безработье в трактире. Отправились, по обыкновению, в «Затрапезье», ибо владелец оного трактира был постоянным клиентом Станимира, хорошо относился к обоим волшебникам и ввек не наливал им сивушного. Душа человек, одним словом...
Однако, кажись, вчера душа-человек изменил своим принципам, потому как ныне с памятью Станимира сотворилось нечто аховое.
— Слезыньки горючие, придется проучить мерзавца, — пробормотал Станимир, кликнул Купаву и велел подать рассолу.
Экономка слегка замешкалась (рассолу хозяин требовал нечасто), однако вскоре принесла — литровую корчажку. Станимир, стуча зубами, опростал посудину и снова улегся, дожидаясь, покудова перестанут трястись руки.
Наконец руки успокоились, а мысли прояснились до такой степени, что Станимир вспомнил — заблаговременные заказы ныне есть токмо на вечер. До вечера же путь неблизкий. А значит, можно прибегнуть и к более действенному средству излечения.