Феодал
Шрифт:
Он все-таки задремал и проснулся с великой неохотой, когда Борис прокричал ему побудку прямо в ухо. Вот урод. Нет, без толку все нотации… Словами учить его еще рано, а пороть – поздно.
Может, и впрямь «научить его плавать» радикальным методом – за шкирку и в воду?
И сейчас же Фома подумал: «Какого черта? Я ведь уже решил. Или это мне самому хочется дать задний ход? Сдрейфил я, что ли?»
Он повертел эту мысль так и эдак. Нет, вроде не сдрейфил. Во всяком случае, не настолько, чтобы отказаться
– Подай чай сюда… стряпуха.
Борька повел носом, однако смолчал. Понял по тону, что учитель шутит, и в бутылку не полез. «Все-таки взрослеет», – явилась теплая мысль и задержалась ненадолго, приятно грея.
После трех лепешек и кружки чая в сон потянуло уже совершенно неудержимо. Принимая пустую кружку, Борька споткнулся о рюкзачок.
– Ого! Что там?
– Гранаты, – сказал Фома, зевая. – Две РГД и две «Ф-1». Еще обоймы для «маргоши». Ну и барахло всякое. Положи в угол аккуратно.
– Выспал, что ли? – спросил ученик, потирая ногу.
– В оружейном магазине купил. С новогодней елки снял. С неба упали – чуть не по голове. Не задавай глупых вопросов.
– Это я к тому, что ты, вижу, спать намылился, – несколько обиженным голосом заметил Борис. – Не выспался в спальне?
– Выспался, – ответил Фома, уронив голову на набитый сухой травой мешок. – Только это позавчера было. Я еще после спальни прошвырнулся немного… У Пурволайненов был, у Юсуфа… точку проверил… ту, что на северо-востоке, за оазисом Гвидо… и еще…
Не договорив, он уснул. Ему снилась клейкая глубина и зависшие в ней тупоумные губошлепые рыбы, смахивающие на исполинских морских окуней. Среди них выделялось чудище, способное без всякого труда заглотить человека; оно подплыло совсем близко, открывая и закрывая пасть-капкан и шевеля жабрами, но не стало глотать, а лишь пучило глаза в изумлении. Застрявший в глубине человек не вписывался в рыбьи представления о враге или пище. И какое рыбе дело до того, что человек мучим удушьем и страхом?
Фома проснулся от колющей боли в сердце. Стояла «ночь». Обыкновенная, серая, без глупых шуточек с непроглядной теменью. В «коттедже» сумрак казался живым, вещественным. Сверху его теснил серенький скудный свет, вползающий сквозь щели крыши. Вторая лежанка была пуста, ученик где-то слонялся.
Сердцебиение понемногу улеглось, ушла и боль. Фома осторожно потянулся, нового укола в области миокарда не ощутил и показал сам себе большой палец. Сейчас же вспомнил о том, что ему предстоит. Ничего, подумал он, прорвемся. Поискал глазами рюкзачок и нашел его в углу, как и было сказано. Похоже, Борька в нем не копался.
Точно, взрослеет.
Он вышел помочиться в компостную кучу. Справляя нужду, вертел головой. Борьки нигде не было видно, Оксаны тоже, но из-за обложенного камнями колодца с давно сломанным воротом
– Эй, у колодца! – грянул Фома, приближаясь. – Пять минут на помывку!
В полутьме испуганно ойкнули, и сейчас же сердитый девчачий голос потребовал отвернуться.
– Все равно ни лешего не видно, – пробормотал Фома, но все же повернулся к колодцу спиной.
Как раз в этот момент начало светать.
Рассвет на Плоскости длится минуту-другую, редко больше. Обычно все небо светлеет равномерно, но бывает и так, что яркая полоска разгорается вначале у горизонта. Тогда кажется, будто вот-вот взойдет солнце, и даже мерещится дуновение первого утреннего ветерка. Чушь, конечно. Обман. Привычный для старожила. До слез обидный для новичка, еще не свыкшегося с подлой натурой Плоскости.
Но для девчонки – еще рано. Любой феодал, пообщавшись полчаса с новичком, безошибочно определит, когда тот начнет тосковать по-настоящему, когда он впадет в первое, страшное отчаяние и когда он мало-помалу начнет свыкаться с мыслью, что Плоскость – это навсегда. Феодал новичка насквозь видит. Практика.
– Закругляйся, – бросил Фома через плечо. – Полотенце у тебя есть или так сохнуть думаешь?
– Полотенце! – донеслось из-за спины. – Тряпка, полы ей мыть! У вас тут что, по-нормальному искупаться нельзя?
– Могу дать лопату. Выроешь себе пруд.
Наверное, Оксане почудилась насмешка, хотя Фома вовсе не насмехался. На несколько минут стало тихо – как видно, девчонка была из тех, кто злится молча.
– Долго еще тебя ждать? Эй, наяда!
– Сам дурак! – послышалось в ответ. – Уже почти всё.
Фома беззлобно ухмыльнулся. Ну-ну. Кобылка необъезженная. А вообще-то нормальная девчонка. И чего это Борька не нашел с нею общего языка? Конечно, разница в возрасте, он для нее пока что молокосос… А, ерунда! Привыкнут оба. Девчонке все равно некуда деваться.
– Готово, – услышал он и обернулся.
Обернувшись – осмотрел критически. Н-да… Надо было выспать ей более подходящую одежду и обувь, чем мини-юбка и туфельки. Забыл, черт… Ничего, Борька сходит и выспит.
– Что, не нравлюсь? – спросила Оксана.
– У тебя волосы правда рыжие или это краска?
– Отличить не можешь? Я сроду не красилась.
– А, ну-ну. Борьку не видела? – сменил он тему.
И заметил, как лицо Оксаны – симпатичная мордашка, ничего не скажешь – исказила мимолетная гримаска.
– Нужен он мне, как же… Ушел, наверное. Я тоже уйду.
– Далеко ли? – поинтересовался Фома.
– А не знаю! Куда-нибудь. Надоело все.
– В том числе и жить? – хмыкнул Фома.
– А что, не дойду, по-твоему? – строптиво возразила Оксана.