Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков

Пти-Дютайи Шарль

Что же касается пяти высших должностей, относительно которых можно было бы опасаться, что ими завладеют люди, способные вызвать подозрения в короле, то Филипп-Август должность канцлера те замещал с 1185 г., а должность сенешала Франции упразднил после смерти своего дяди Тибо Блуаского, занимавшего ее. На остальные он назначил доверенных людей, взятых им из Бовэзи: мелких графов Болтонского и Клермонского, Дрё де Мелло, сеньоров Санлиса [448] .

Вокруг этих лиц группировалась «Курия короля», то украшенная баронами и прелатами, случайно приезжавшими или созываемыми на собрание, то сведенная лишь к составу постоянных чиновников. Мы уже описали ее. В течение XII в. она мало изменилась. Здесь не было ничего подобного удивительным успехам в области администрации, финансов, суда, достигнутым по ту сторону Ламанша. Франция отставала на сто лет.

448

XXXI, Ввел., стр. LXXXI, и сл.

Однако три важные черты отмечают развитие Curia regis. Прежде всего в ней разбирают крупные тяжбы: епископы привлекают к суду герцогов, и графов или какую-нибудь коммуну; так, в 1153 г. епископ Лангрский судится в курии с герцогом Бургундским; в 1165 г. аббат Везелэ — с графом Неверским; в 1190 г. епископ Нуайона — с его горожанами.

С другой стороны, допускают, чтобы дела расследовались и велись профессиональными юристами, как «jurisperitus Мainerius», и случается, что в присутствии баронов произнесение приговора

передается именно этим специалистам; прибавим, что «Дворец» Старого Города (Palais de la Cite) в Париже становится главным судебным центром [449] . Наконец, часто устраиваются имеющею важное значение собрания курии [450] , и при Людовике VII они нередко играют решающую роль в вопросе организации крестового похода или ведения воины с Англией. Несомненно, указы общего характера, исходившие от этих собраний, как, например, указ 1155 г. об установлении мира на десять лет в, интересах церкви и народа [451] , не имели никакого практического значения; и только те, которые относились к крестовым походам, были применены на деле. Но было важно то, что король получал для своих больших предприятий, как и для своих судебных приговоров, одобрение своих баронов, и епископов; без них он ничего не мог сделать [452] . Видя, что король Людовик VII необдуманно ввязывается в войну с Жоффруа Плантагенетом, Сугерий пишет ему:

449

Тексты даны в LXXI, стр. 16 и след. CDXL, I, книга III; CIV, п. 343 и т. д.

450

О тесноте, возникшей в Париже из-за этих собраний: DXXIX, I, стр. 112.

451

LXXVI, № 342.

452

CDXL, I, кн. III, гл. I; ССCIII; DСLXХ, стр. 61 и сл.

«Подождите до того времени, когда вы будете иметь мнение ваших верных епископов и баронов, которые в силу преданности, которой они обязаны королевству и короне, помогут вам всеми своими силами сделать то, что они вам внушат».

Этот текст ясно указывает на ту выгоду, которую доставляло Капетингам их феодальное право требовать совета у баронов. Свою моральную силу перед церковью и народом Людовик VII и Филипп-Август получали, без сомнения, от помазания на царство и от монархической традиции, но по отношению к баронам они ее заимствовали из своего звания сюзерена. И мы увидим, как Филипп извлекает решительную выгоду из своей феодальной прерогативы. Curia, именно в силу своего феодального характера, делается в его руках опасным орудием.

Что же касается силы материальной, то ее король черпал все еще, главным образом, из своего домена. Людовик VII упустил Аквитанию и ничего не присоединил. Но Филипп уже в первые годы своего царствования наверстал потерянное время. Не говоря уже о нормандских и бэррийских кастелянствах, которые, как мы это увидим, он вырвал у Плантагенетов, он приобрел Артуа благодаря своей женитьбе на Изабелле Геннегауской; а также графство Амьенское, Мондидье, Руа и Перонну. Королевское кастелянство Монтреиль-сюр-Мэр, до тех пор изолированное, оказалось, таким образом, примыкающим к домену, и у королевской власти явились виды на Ламанш [453] . Наконец, в управлении доменом произведено было капитальное нововведение. В течение более чем столетия домен эксплуатировали и им управляли право. Королевский прево обычно владел своей должностью как леном, и стремился сделать ее наследственной; он эксплуатировал королевские земли, собирал доходы, арестовывал и судил преступников, командовал королевским замком в городе, собирал феодальное войско. Некоторые прево уже были проникнуты тем агрессивным и властным духом королевского чиновника, который впоследствии приведет мало-помалу к разложению феодальной организации [454] . Но прево приносили еще больше вреда, чем пользы, своими грабительскими инстинктами и жестокостью, которые выводили из себя церковь, горожан и крестьян; их управление, часто подозрительное, их строптивость беспокоили королевских советников, которые лишь изредка совершали объезды для посещения отдаленных превотств [455] .

453

СDХXVIII, стр. 95 и сл.; CLXXXVII (ср. В.H.Р. за 1897 г.): CCCXIII, стр. 245 и сл. О приобретении Монтаржи и Жиена см. дальше, § 3.

454

См., например, весьма любопытные акты 1146 г. в CCCXIV, II, стр. 72, 73.

455

CCCXIX, стр. 66 и сл.; CDXL, I, стр. 201, 214 и сл.

У Филиппа-Августа явилась мысль увеличить число этих, ревизий, предложить совершающим объезд советникам оставаться на долгое время для того, чтобы творить суд и наблюдать за поступлением доходов; так мало-помалу возник институт, который должен был лучше содействовать успехам капетингской монархии, институт бальи [456] . Время его учреждения невозможно установить точно, тем более, что термин bailivus употреблялся в смысле вообще агента и должен был еще долго сохранять это неопределенное значение. Однако за — время с 1184 по 1190 г. имеется около пятнадцати писем Филиппа к своим «прево и бальи» [457] , и мы, думается нам, имеем право считать, что здесь дело идет о бальи, делегируемых курией для суда [458] и надзора за прево. Все эти письма имеют целью защищать церкви и аббатства; можно предположить, что одним из мотивов создания этого учреждения и было недовольство духовенства, недостаточно защищенного от грабительства прево и часто ими притесняемого.

456

Хорошей работы о происхождении бальи не существует. Мы даем здесь краткое изложение исследований, произведенных лично нами. См. CCII, I, гл. XXXV; CDX, стр. 179 и сл.; CDXLVIII, стр. 544–546; CDXLVI, стр. 236; CLXXXVI, стр. 195 и сл.; DCXXXVII, стр. II и сл.; CDXCVIII, I, стр. 1 и сл.; CDLX, стр. 105 и сл.; ССXХХIХ, стр. 346–347.

457

CIV, № 108, 152–153, 215–216, 231, 244, 294, 310, 337, 339, 340, 348, 350, 352.

458

In jurisditionibus vestris (№ 215); ср. № 287.

Но решающим документом в этом отношении является июньский укав 1190 г., содержащий в, себе Завещание, обнародованное Филиппом перед своим отправлением в Святую Землю. Представляется несомненным, что институт бальи именно при этом получает силу и определенность, которых он раньше не имел. В известном количестве земель, «обозначенных собственными именами», король учредил бальи. Каждый месяц они будут устраивать судебное собрание, в котором жалующиеся найдут немедленно правосудие, и права короля будут охранены; следуемые королю штрафы будут записаны. На трех сессиях, которые ежегодно будут устраиваться в Париже регентами, бальи будут докладывать о делах своих округов. В каждом превотстве они назначат четырех верных людей (prudhommes), мнение которых будут всегда спрашивать; в Париже их будет шесть. Прево не могут быть сменены властью бальи, ни бальи — регентами без утверждения короля, за исключением важных случаев [459] .

459

CIV, № 345;

об учреждении четырех или шести прюдомов см. то, что я сказал в Ann. de l'Est et du Nord, 1905 г., стр. 282–283.

По возвращении Филиппа во Францию, за время с 1191 по 1201 г., мы видим бальи действующими в Орлеане, Сансе, Этампе и, в особенности, в землях, вновь присоединенных или угрожаемых: в Артуа, Вермандуа, Бурже, Жизорэ. Они носят различные названия: бальи, офисье, асессор, юстициарий, коннетабль. Это — рыцари, принадлежащие к семьям, которые будут доставлять королевской власти в ХIII в. многочисленных администраторов, как Бетизи, Ла-Шапель [460] ; в этом отношении уже создается традиция.

460

CIV, № 385, 433–435, 437, 438, 471; CCXLV, предисл., стр. 43, 49, 54. 76–77, 84, 89, 106, 183, 271.

Это дело, по нашему мнению, внушено Филиппу-Августу и его советникам англо-нормандскими учреждениями [461] . Это даже очевидно. В первые годы царствования Филиппа Генрих II доказал себя дружески расположенным к этому молодому королю, который впоследствии будет так безжалостно травить его; они устраивали свиданья, сообща издали указ в 1184 г. [462] Сыновья Генриха живали при французском дворе. Нормандией, Анжу, Аквитанией управляли сонеталы, являвшиеся крупными бальи, которым был поручен надзор за местными чиновниками, и Капетинги это хорошо знали; у Людовика VII, когда он был герцогом Аквитании, существовали сенешалы [463] . Ежемесячное судебное собрание является учреждением нормандским. Но капетингские бальи еще более похожи на разъездных судей и шерифов Англии; они соединяют в себе обязанности тех и других: как разъездные судьи, они являются от Curia regis и группируются в коллегии, чтобы творить суд и поддерживать прерогативы и права короля; как шерифы, они являются представителями короля, получают от него инструкции, наблюдают за его финансами, отдают ему отчет в том, что происходит. Четыре человека от превотства — это четыре человека, представляющие township в курии графства. Таким образом, оправдывается, по этому определенному пункту, утверждение Рауля Диси [464] , что Филипп заимствовал администрацию у Генриха II.

461

Графские бальи Фландрии имеют иной характер. См. CDXCII, стр. 17 и сл.

462

CIV, № 123.

463

См. выше, стр. 149–150; LXXVI, № 163, 173; CCLXXIX, стр. 346–347.

464

ХСVI, II, стр. 7–8.

Главней задачей бальи все более и болею являлось обеспечить исправное ведение финансовых дел. Но надо было также изыскивать новые источники доходов. Людовик VII сравнивая свою скромную жизнь с жизнью короля Англии, говорил: «у нас, французов, только хлеб да вино, и мы и этим довольны» [465] . Филипп-Август находил такую бедность невыносимой и искал способов ввинти из нее.

Пропорционально сделанным присоединениям увеличивались и доходы от домена — всякого рода платежи, налоги взамен повинностей, — обычно находящиеся на откупе у прево. Право постоя и содержания (droit de gIte et de procuration), T. e. право, которое, по древним традициям, предоставлялось королю во время его путешествий, особенно в некоторых церковных землях, жить и кормиться самому и его свите, — это право начинало уже в те времена выкупаться за определенный ежегодный налог. Дорожные пошлины (peages), рыночные (tonlieux), сборы с евреев давали значительные доходы; наконец, существовали штрафы и доходы от суда, канцелярские пошлины, прибыль от чеканки монеты [466] . Этими доходами крупные бароны пользовались в своих княжествах совершенно так же, как Людовик VII и Филипп в королевском домене. Но в качестве патрона большого количества епископств и аббатств вне пределов домена король имел доходы, выходившие из рамок сеньориальных, и уже до начала царствования Филиппа-Августа было бы не вполне правильно говорить, что в финансах Капетингов не было ничего монархического. Регалия, получаемая во время вакантности епископской или аббатской кафедры, могла быть так стеснительна, что церковь стала добиваться ее выкупа [467] . Если не считать английского короля, то ни один крупный вассал не располагал таким обширным правом регалии. На основании именно этого права и престижа короны Филипп требовал от аббатств значительных денежных подарков или же допуска его монеты в их владения [468] . Наконец, король в качестве верховного сюзерена теоретически имел право взимать «рельеф» — пошлину при каждой перемене владельца лена, который тот держал непосредственно от него. Филипп-Aвгуст, начиная с эпохи, изучаемой здесь, стал требовать осуществления этого права. В 1192 г., пользуясь благоприятными обстоятельствами, он потребовал от нового графа Фландрии «рельеф» в размере 5 000 марок серебром труасского веса, что равнялось годовому доходу с этого лена, а с Рено де Даммартена, утвержденного во владении графством булонским, — «рельеф» в 7 000 арраских ливров. В 1199 г. граф Неверский заплатил «рельеф» в 3 000 марок серебром труасского веса. В 1200 г., при заключении договора в Гулэ, Иоанн Безземельный обещал уплатить «рельеф» в 20 000 марок стерлингов [469] . Очень трудно, особенно в период потрясений в области монетного дела, к которому относится изучаемое нами время, дать представление о покупательной силе денег в средние века. Но можно отметить для сравнения, что Филипп обещал консулам Генуи за три года перед этим 5 850 марок за то, чтобы его перевезли в Святую Землю с 650 рыцарями, 1 300 оруженосцами, 1 300 лошадьми с оружием, багажом и продовольствием [470] .

465

LXXIX, стр. 225.

466

CDXL, I, стр. 88 и сл.

467

СIV, № 88, 322.

468

CIV, № 36, 162.

469

CCXI, III, стр. 10–11; IV, ч. 1-я, стр. 23, 41. Марка города Труа, ставшая знаменитой благодаря развитию ярмарок в Шампани, принята была королевской властью. Она весила 244,753 грамма; один акт Филиппа-Августа свидетельствует о том, что в 1185 г. она в денежных знаках стоила 2 парижских ливра (CIV, № 145). Марка стерлингов, принятая в Нормандии, весила 230, 352 грамма. См. CCCXXVII, стр. 205, прим. 2, 232–233, 447–448; CCCXXIX, стр. 1 и сл.; CCLVIII, стр. 27 и сл.; CCLIX, стр. 331–332.

470

CCXI, II, стр. 120.

Король имел также право получать феодальную «помощь» (aide) деньгами в четырех случаях (выкупа короля из плена, посвящения в рыцари старшего сына, выдачи замуж дочери, крестового похода). Это был настоящий налог. Но история «помощи» на крестовый поход при Людовике VII и Филиппе-Августе не позволяет думать, что тогда уже настало время для установления королевской подати во Франции. Эта история, которую нужно сопоставить с историей субсидий, испрашивавшихся Филиппом Красивым у трех сословий, является к тому же очень интересной и тем более любопытной, что такая «помощь» получила в XII в. характер международный. На ней следует остановиться.