Ферма звезд на краю земли
Шрифт:
— Меня касается все, что касается моего мужа.
— Стася, не сейчас. После поговорим. У вас все?
— Стася? Какая прелесть! И вы сама тоже прелесть. Я бы хотел пригласить вас на ужин, учитель. Вас обоих. Но не обижусь на отказ, я все понимаю. В любом случае, я буду ужинать в местной гостинице в восемь, надумаете прийти — я угощаю. Рад был встрече и знакомству.
Он поднялся, Тео тоже, не скрывая, что соблюдает приличия нехотя. Раскланялся со мной и вышел, попросив ни в коем случае не провожать. Тогда я тоже вскочила с места, стиснула Тео в объятьях и уткнулась носом в его
69
Ни на какой ужин мы не пошли, хотя я и просила. Но Тео не согласился ни из вежливости, ни из сочувствия к человеку, оказавшемуся в одиночестве в незнакомом городе, ни чтобы удовлетворить мое любопытство.
— За Мейера не беспокойся, не из обидчивых. Или ты решила, что должна подружиться с ним потому, что он мой начальник? Уверяю, это лишнее.
Честно говоря, и в мыслях не было. Но и ссориться на ровном месте не намерена. Тем более выказывать пренебрежение. Не потому, что мне понравился этот Норберт, просто так воспитана.
— Тео, ответь честно. Чем ты собираешься заниматься?
— Честно? Сам ещё толком не знаю. Ты ведь видишь, какой я. Что у меня за дар и какой владею магией.
— Вижу. Я пыталась придумать, как ее можно использовать не во вред людям, а во благо, но что-то ничего в голову не пришло.
— Поэтому ее официально запретили. Слишком велик соблазн, чтобы во вред.
Он замолчал. Положил в чемодан, который собирал во время нашего разговора, ещё одну аккуратно сложенную рубашку и закрыл его на замок. У нас на двоих багажа получилось совсем немного. Я не успела обзавестись большим количеством вещей, Тео взял только самое необходимое. Остальное просто бросал без сожаления, словно не свое, а взятое на время. Оборудование из лаборатории отдал магам со Станции. Они же забрали "питомца" — его мне так и не согласились показать.
Глядя, как Тео перебирает ящики стола — наверняка просто чтобы чем-то занять руки — я поняла, чего он ждёт. Приму ли его таким как есть или в последний момент передумаю. Снова скажу, что хочу остаться здесь, с ним или без него. Не соглашусь быть женой того, кто вновь станет проделывать чудовищные вещи, жестокие и противоестественные.
Принять его — все равно что разделить вину. Неважно, узнаю ли все или закрою глаза и притворюсь, будто меня это не касается. Только я сама когда-то обещала, что если весь мир будет против него, я буду за. Невелика цена моему слову, раз уже сейчас сомневаюсь.
— Я тебя все равно не брошу, что бы ни случилось, — сказала, подойдя к нему и обняв со спины. Его тело напряглось в моих руках и тут же расслабилось.
— Еще не поздно передумать, до тех пор, как поезд с вокзала не тронется. Я не буду тебя винить. Но и врать, что еду в столицу творить исключительно добро и благо, не стану. Вообще не хочу тебе врать.
— Знаю, — пробормотала, про себя подумав, что иногда лучше бы врал. Не всегда она нужна, та правда. Порой она бывает слишком тяжелой ношей. — И что бы ты ни решил, я буду
Тео медленно развернулся. Взял меня за подбородок, словно чтобы заглянуть в лицо, хотя ему это незачем, ведь не по глазам читает. Повязки на нем не было. Я невольно замерла, посмотрев в две черные пропасти.
— Тебя все это не коснется, не думай об этом больше. Возможно, будет легче, если скажу — то, что было в войну, не повторится. Некоторые ограничения я сам на себя наложил. Они получат не все, чего бы хотели. Кое-что безвозвратно погибло во время того взрыва.
— Но ты-то жив. Больше не станешь хоронить себя заживо?
Он улыбнулся и поцеловал меня. На несколько секунд оторвался от моих губ, чтобы ответить:
— Больше не стану.
Последняя ночь в Вармстеде была долгой, я настояла. Вспоминая, как я рыдала чуть ли не до утра после прощальной вечеринки, Тео уговаривал разрешить ему меня усыпить, так сказать, превентивно. Без моего согласия он не делал даже такие мелочи.
— Не нужно, правда. Я ведь в порядке — не спорь, ты и сам видишь. Давай проводим эту ночь. Полюбуемся звездами, такого неба нигде больше нет, оно бездонное. Встретим зарю.
— А потом будешь много часов трястись в поезде, нервная и измученная, — возразил он.
Разумно, но иногда стоит для разнообразия послушать сердце, а не разум. А сердце желало проститься с кальдерой как следует, вдохнуть полной грудью здешний воздух, налюбоваться рассветом, вдоволь, чтобы навсегда запомнить, как солнце встает над горами. Как оно разгоняет туман, и воздух становится хрустально прозрачным и ясным. Как румянятся стены и крыши городка. Как жители выходят встретить новый день.
Только сейчас, когда оставались считанные часы до отъезда, я поняла, что полюбила Вармстед.
— Ничего, ехать нам долго, а вечером уже в купе пересядем. Там и выспимся. Ну пожалуйста! Ты отдыхай, если хочешь, я могу и одна посидеть.
— Ты больше никогда не будешь сидеть одна. Одевайся. Пойдем смотреть на твои звезды.
И мы отправились гулять до самого рассвета. Наблюдали, как светлеет небо на востоке, окрашивается лиловым, нежно-розовым и золотым. Слушали, как просыпаются птицы. Как же здесь спокойно все-таки… И как здорово осознавать, что здесь остаются друзья, которые будут помнить меня и ждать. Просто знать, что существует в мире такое место.
Утром все же удалось подремать пару часов, ведь все было готово, чемоданы стояли у двери. За нами приехал Йенс, с остальными встретимся на вокзале. Глядя, как извозчик грузит наш багаж, я едва не пустила слезу. Почувствовав это, Тео приобнял меня за плечи, без слов говоря: я с тобой, я рядом, а значит все хорошо.
— Полно вам, как будто навсегда прощаетесь, — приободрил Йенс. — В будущем году я жду вас в гости, отговорки не принимаются. Вырветесь как-нибудь на недельку, летом в столице все равно затишье, духота, жара невообразимая. А здесь благодать. Белые ночи, воздух свежий, за кальдерой простор такой, что дух захватывает. Твари к городу не приближаются, кто уходит куда подальше, кто в спячку впадает, не любят они свет. На куропаток в пустоши можно будет поохотиться, полюбоваться видами, а то и до моря прокатимся.