Фея Альп (др.перевод)
Шрифт:
Эрнст не ответил; он не сводил взора с голубой цепи гор. Через несколько минут он вдруг обернулся.
– Завтра я еду в Оберштейн. Закажите экипаж.
– В Оберштейн? Разве вы намерены предпринять экскурсию в горы?
– Да, я хочу отправиться на Волькенштейн.
– На… то есть только до стены уступа?
– Нет, на вершину.
– Теперь? В это время года? Это невозможно, господин Вальтенберг. И ведь вы знаете, что вершина вообще недоступна.
– Именно потому она меня и манит. Я собственно ради этого остался в Гейльборне, но в такой туман ничего нельзя было предпринять. Позаботьтесь нанять двух надежных проводников.
– Вы не найдете проводников
– Почему? Уж не из-за старой ли детской сказки? Предложите им большую плату: это верное средство против суеверия.
– Очень может быть, но здесь оно может и не подействовать, потому что старая детская сказка имеет весьма реальную подоплеку, мы это видели. В памяти горцев еще слишком свежо бедствие, причиненное лавиной.
– Да, она многое уничтожила, очень многое, – медленно и задумчиво проговорил Эрнст, не сводя взора с гор.
– А потому оставьте на сей раз Волькенштейн в покое, – продолжал Гронау. – Снег представляет теперь самые неблагоприятные условия для восхождения, а погода не продержится – за это я вам ручаюсь. Нам не следует предпринимать восхождение теперь.
Эрнст только пожал плечами в ответ на его доводы.
– Ведь я еще не приглашал вас с собой, Гронау. Оставайтесь, если боитесь.
– Мы, кажется, выдержали вместе столько опасностей, господин Вальтенберг, что вы могли бы и не сомневаться в моей храбрости. Я пойду с вами до границ возможного, но боюсь, что вы пойдете дальше, а вы не в таком настроении, чтобы хладнокровно встретить опасность.
– Вы ошибаетесь, я в превосходнейшем настроении и хочу идти. С проводниками или без них – все равно, в крайнем случае, я пойду один.
Гронау был знаком этот тон, и он знал по опыту, что тут ничего не поделаешь, тем не менее решился на последнюю попытку. Он знал, что вызовет бурю, если коснется этого пункта, но все-таки рискнул.
– Вспомните свое обещание, – проговорил он вполголоса. – Вы дали слово баронессе Тургау не ходить на Волькенштейн.
Эрнст вздрогнул: его бледность и угрожающее выражение, с которым он порывисто обернулся, показывали, что его рана еще кровоточила. Но это длилось лишь несколько мгновений, и он снова замкнулся в ледяном, неприступном спокойствии, делавшем всякие дальнейшие просьбы и уговоры невозможными.
– Обстоятельства, при которых я дал слово, больше не актуальны, вы это знаете, Гронау, – холодно сказал он. – Кстати, я не желаю, чтобы вы упоминали о них в моем присутствии, раз и навсегда прошу вас об этом. – Он повернулся и пошел в свою комнату, но на пороге остановился. – Закажите экипаж в Оберштейн на завтра, восемь утра.
Глава 26
На снежном поле, расстилающемся на высоком уступе Волькенштейна, расположилась маленькая группа смельчаков, которые в самом деле предприняли восхождение и почти выполнили свою задачу. Это были двое проводников, сильные, закаленные люди, и Гронау; сложив канаты, кирки и прочие инструменты для восхождения, они сделали здесь привал. Очевидно, на продолжительное время.
Вчера они вышли из Оберштейна и добрались до скал, где нашли кое-какую защиту на ночь, а с рассветом пустились в путь наверх, на уступ, который считался до сих пор недосягаемым. Они взошли на него с неописуемым трудом, с несказанным напряжением сил и с полным презрением к опасности, грозившей им на каждом шагу, но все-таки взошли первые.
Впрочем, это сознание было их единственной наградой за смелость, потому что погода, довольно ясная вчера и еще сегодня утром, в последние часы
Одолеть эту неприступную стену было уже серьезным успехом, но, по-видимому, трое мужчин не испытывали чувства радостного удовлетворения. Гронау не отрывался от подзорной трубы, направленной на ледяную пирамиду, а проводники обменивались лишь короткими, односложными замечаниями, и их серьезные лица выражали несомненное беспокойство.
– Ничего больше не вижу! – сказал Гронау, опуская трубу. – Туман сгущается вокруг вершины, и невозможно что-нибудь рассмотреть.
– И сейчас пойдет снег, – прибавил один из проводников, седой человек. – Я предсказывал это господину, но он не хотел и слушать.
– Да, безумие при таких условиях взбираться на вершину, – пробормотал Гронау. – По-моему, мы сделали достаточно, взобравшись на стену с опасностью для жизни; пусть-ка кто-нибудь другой это проделает, до нас сюда еще никто не добирался.
Тем временем второй проводник, помоложе, вглядываясь в даль, обратился к нему со словами:
– Ждать дольше не годится, господин, надо идти назад.
– Без господина Вальтенберга? Ни за что! – возразил Гронау.
– Только до скал: там мы найдем защиту в случае беды. Здесь мы не выдержим метели, и необходимо пройти худшую часть стены прежде, чем пойдет снег, иначе ни один из нас не вернется живым. Да ведь мы и условились ждать господина у скал.
Действительно, таков был уговор, когда Вальтенберг расставался со своими спутниками. Проводники, согласившиеся идти за тройную против обыкновенной плату, довели туристов до верхнего уступа, но идти дальше решительно отказались; не потому, что у них не хватало мужества, – вершина, подымавшаяся перед ними, представляла меньше опасностей, чем почти отвесная стена уступа. Однако эти опытные люди знали, что означают серовато-белые облака, которые начали сгущаться вокруг, появившись сначала в виде легкой колеблющейся дымки. Они настаивали на немедленном возвращении, и Гронау изо всех сил поддерживал их, убеждая Вальтенберга, но все было напрасно.
Эрнст видел желанную вершину совсем рядом с собой, и так же мало ценя собственную жизнь, как и чужую, упрямо настаивал на том, чтобы довести предприятие до конца. Никакие доводы не могли сломить его упорства, ему не было дела до подозрительной погоды, а отказ проводников только еще сильнее разжигал его желание. Он ушел, грубо насмехаясь над осторожными людьми, поворачивающими назад так близко от цели, и волей-неволей пришлось отпустить его.
Гронау сдержал слово: он шел с ним до границ возможного, но когда эти границы были достигнуты, когда смелость стала переходить в безумие, в дерзкий, бессмысленный вызов опасности, остановился. И все-таки ему было тяжело, его мучила совесть. Некоторое время Вальтенберг, поднимавшийся на вершину, был виден на краю фирнового [2] карниза; его спутники следили за ним в трубу до самого зубца вершины, но тут поднявшийся туман помешал дальнейшим наблюдениям.
2
Фирн – плотный зернистый снег, покрывающий вершины гор.