Фея придёт под новый год
Шрифт:
Держа поднос на ладони, я толкнула дверь плечом, вошла, подняла голову и… застыла на месте, потому что у кресла, повернувшись ко мне спиной, стоял хозяин. Совершенно голый, встряхивая влажными волосами и вытираясь крохотным полотенцем, которое висело раньше над рукомойником.
Горели всего две свечи на столе, но и этого неровного тусклого света хватило, чтобы я рассмотрела мужское тело во всём его великолепии. Каким-то чудом я не уронила поднос, хотя опасно накренила его, и чай выплеснулся на блюдце. Затаив дыхание и боясь пошевелиться, я продолжала
И вокруг снова заплескались серебряные волны, а я оказалась на палубе золотого корабля, среди штормящего моря.
— Зачем стучишь? — спросил господин Тодеу, не оглядываясь. — Поставь чай и напиши быстренько письмо в Клодвиль, чтобы к чертям послали этих обманщиков с их гнилыми канатами. Пусть отменят все покупки и снова заключат договор с Морисом. Я же говорил, что не надо гнаться за дешевизной.
Голос хозяина вернул меня с палубы в комнату, я нервно облизнула пересохшие губы и хотела уже отвернуться, как вдруг дверь за мной захлопнулась — наверное, от сквозняка, я невольно ахнула, и господин Тодеу обернулся рывком.
Вот теперь вполне можно было сгореть со стыда, что я и собралась сделать.
— Простите, — забормотала я, отчаянно краснея и с опозданием отворачиваясь. — Простите, ради всего святого… Я ведь постучала… И вы разрешили войти…
— Но я-то думал, что это Нейтон, — хмыкнул господин Тодеу. — А вошли вы. Вы умеете устраивать сюрпризы.
— Это вышло неумышленно, — горячо произнесла я и только тут заметила, что на подносе можно было пускать кораблики по морю разлитого чая.
— Какая жалость, — пробормотал хозяин, и я покраснела ещё сильнее.
Хорошо, что теперь я стояла к нему спиной, и он не мог увидеть, как я смущена. Смущена и взволнована.
Впервые мужская нагота произвела на меня такое впечатление. Восхищение, восторг, шторм в море, свет солнца в глаза… И — сумасшествие. Потому что в голове сразу стало пусто и звонко. И это было страшно и восхитительно одновременно, и сейчас я всё больше и больше жалела, что отвернулась слишком быстро… Можно было бы и помедленнее…
— Я накинул халат, — сказал господин Тодеу, и я перевела дух. — Поставьте поднос на стол и впредь будьте осторожнее.
— Осторожнее? — я мелкими шажками подошла к столу и поставила поднос. — Да, простите… Конечно, я буду осторожнее. И прежде чем входить в вашу комнату буду говорить: это М-м-м…
Волнение сказалось слишком сильно, и я чуть не произнесла собственное имя, позабыв, что в этом доме живёт не Миэль, а Элизабет.
— Вы так мило мычите, — пошутил господин Тодеу, тоже подходя к столу. — Так что будете говорить? — он взял чашку, в которой осталось чая чуть больше половины, и выпил залпом, не положив в неё ни сахара, ни сливок.
— М-м-м… — я никак не могла подобрать нужного слова.
— Можно мне войти? — подсказал хозяин.
В глпзах его плясали смешливые искорки, и я несмело улыбнулась в ответ.
— Не смущайтесь, —
«С этим можно и поспорить», — мысленно ответила я ему.
— Так почему Нейтон не пришёл? — спросил господин Тодеу, проверяя, сколько чая осталось в чайнике и выливая в чашку остатки. — Готов поспорить, этот мальчишка сразу накинулся на еду.
Он сам взял приготовленный мною бутерброд и откусил сразу половину.
— Да, судя по всему, Нейтон очень голоден, — сказала я.
— И вы его заменили.
— Заменила.
— И сейчас не хотите уходить.
Фраза прозвучала совершенно невинно, и только спустя пару секунд до меня дошел её смысл.
— Нет! Вы не так поняли! — и я опять покраснела, хотя и попыталась выглядеть уверенно.
— Не так? — вкрадчиво спросил господин Тодеу, приканчивая один бутерброд и принимаясь за второй.
— Вас забавляет эта ситуация? — произнесла я укоризненно.
— Что вы зашли с тыла и застали меня врасплох? — подсказал он, а когда я строго нахмурила брови, рассмеялся.
Меня очень обрадовал этот смех, и я даже забыла про смущение. Как же хорошо мне было в этой комнате, где пахло морем и пергаментом, и где был мужчина, который вёл себя как мужчина — был надёжным, сильным, честным… Если можно сказать «честный» про контрабандиста…
— Я хочу поговорить с вами, — торопливо сказала я, запрещая себе слишком уж восхищаться достоинствами господина Десинда. — О последних событиях…
— Вы про платье? — господин Тодеу сразу стал серьезным. — Честное слово, не представляю, куда оно делось. Боита клянется, что обыскала весь дом и не нашла, и тут я ей верю. Но кто бы осмелился украсть платье из моего дома? Из моего?.. Нет, я не знаю таких безумцев.
— Я пришла поговорить не о платье, — перебила я его, хотя по поводу исчезновения моих нарядов у меня возникли сразу с десяток самых невероятных версий. — Речь идёт о Ванессе и мастере Этане.
Хозяин перестал жевать и положил недоеденный кусок хлеба на тарелку, а потом с преувеличенной тщательностью вытер руки и губы салфеткой. Потом прошелся по комнате, заложив руки за спину, встряхнул влажными кудрями и посмотрел на меня исподлобья:
— Так он уже мастер Этан? С чего такая дружба?
— Никакой дружбы, — заверила я. — Просто… просто мне кажется, вы несправедливы к влюбленным. Мне кажется, там всё серьезно… Там очень серьёзно… А они такие молодые, такие глупые…
Господин Тодеу молчал, и я решила продолжать, пока он не отказался меня слушать.
— Вы ведь сами были когда-то бедны, — заговорила я, переплетая пальцы и сжимая их до боли. — И вы потеряли любимую из-за бедности. Вспомните, что пережили тогда и представьте этого бедного юношу. Для него мир рухнул… как и для вас… тогда… — окончание речи получилось не очень, потому что в этот момент я думала вовсе не о страданиях юного мастера Берта, а о том, какие чувства испытал мой хозяин, когда дочь мэра вышла замуж за другого.