Фея Семи Лесов
Шрифт:
– Сюзанна, дитя мое, – сказала она, – как вы можете быть столь неопрятны?
Я посмотрела на нее уничтожающим взглядом. Что можно было ответить этой разодетой холеной синьоре, которую приводило в ужас мое платье? Которой ежедневно несколько горничных стирают, крахмалят и гладят весь ее огромный гардероб? Разве бы поняла она то, что это платье было у меня единственное вот уже почти год и что если бы я задумала его выстирать, то оно бы расползлось у меня под руками?
Поэтому я не проронила ни слова и пересела на другое сиденье между Джакомо и синьориной Стефанией. Она, по крайней
– Не обижайся, – шепнула она мне. Я благодарно взглянула на нее.
Она наклонилась ко мне и совсем тихонько прошептала:
– Он слепой, да? Я кивнула.
– Бедняга, – проговорила она. – И давно?
– Уже десять лет, – проговорила я. – Он заболел и ослеп.
– Как его зовут?
– Джакомо.
– А сколько ему лет сейчас, Ритта? Я наморщила лоб.
– Вам лучше спросить у него, синьорина Стефания. Она протянула руку и осторожно коснулась пальцами рукава брата. Он стремительно обернулся.
– Что вы хотели, синьорина?
– Сколько вам лет, Джакомо? – ласково спросила она.
– Мне? – переспросил он. – Мне двадцать.
– О, синьорина Стефания, – воскликнула я, – вы еще не знаете его! Он рассказывает такие чудесные сказки и истории! Когда я была маленькая, я не могла заснуть без его сказки.
Она улыбнулась и погладила мои волосы.
– Куда мы едем сейчас? – спросил Джакомо, заметно покраснев.
– Через некоторое время мы будем в Неаполе, – сказала синьорина Стефания, – потом по морю прибудем в Марсель, а уже оттуда – в замок Сент-Элуа.
– Зачем же ехать в Неаполь, если рядом Ливорно?
– Видите-ли, Джакомо, у принца есть зафрахтованный корабль с грузом. Он вчера вышел из Ливорно и будет в Неаполе как раз к нашему приезду.
Наше путешествие продлилось три дня. Уже к вечеру третьего мы издалека увидели на лазурном небе четкий силуэт Везувия, затем огромный замок Костельнуово и Неаполитанский залив полумесяцем – великолепную голубую лагуну, позлащенную погружающимся в синюю пучину пунцовым солнцем.
Нам предстояло покинуть Италию и отправиться в долгий путь по морю.
Замок Кастельнуово ошеломил меня. Толстые высокие стены, зубчатые башни из белого камня, хранившие на себе печать истории, огромная триумфальная арка Альфонса Арагонского со статуями и рельефами, построенная более трех веков назад, – все это было необычно для меня, ведь я за всю жизнь видела только жалкие деревенские постройки.
Город был огромен, древен, многолик. «Кто видел Неаполь, тот может умереть спокойно». Старая дама называла Неаполь первым христианским городом и говорила, что под землей еще сохранились темные катакомбы, в которых прятались тогда еще единичные приверженцы веры Христовой от гнева языческих императоров и легионеров. Мне эти рассказы казались весьма туманными, но, к моему удивлению, Джакомо внимательно к ним прислушивался и воспринимал не как сказку, а как быль.
Мы остановились в траттории близ каменной набережной Ривьера Кьяйя, совсем рядом с морем. Был жаркий августовский день, булыжники мостовой накалялись под солнечными лучами, падающими почти под прямым углом. Я открыла
– Да, здесь хорошо, – сказал Розарио, – а если этим синьорам что-то не нравится, пусть убираются ко всем чертям. А мы останемся в Неаполе. Тут, кажется, неплохое местечко, можно устроиться юнгой на корабль…
– С твоим-то весом? – спросила я с сомнением. Заявление Розарио показалось мне чересчур смелым, и, хоть я ничего не имела против Неаполя, я все-таки чувствовала себя чем-то связанной со старой дамой и принцем. Может, здесь сказались ежечасные уверения в том, что она – моя двоюродная тетка, а он – мой отец.
– Вы должны отвыкать от своих мерзких привычек, Сюзанна, и поменьше общаться со своими братьями, – заявил мне принц. – Я не позволю вам быть такой невоспитанной. И не позволю отлучаться из дома в их обществе. А если вы желаете осмотреть город, вам поможет синьорина Старди.
Синьорина Старди – так он называл мою гувернантку.
Вечером после ужина старая дама позвала меня к себе и протянула круглую коробку, перевязанную розовой лентой.
– Теперь вы станете благородным ребенком, дитя мое, – сказала она. – Поблагодарите меня за подарок.
Я прикоснулась губами к ее морщинистой напудренной щеке и живо развязала ленту. В коробке оказалась чудесная маленькая шляпка, густо украшенная цветами из блестящей ткани и голубыми широкими лентами, которые я завязала под подбородком. Я невольно вспомнила о том, как меня мыли, терли мочалкой, искали, нет ли у меня вшей, и жгли мою одежду в камине, а потом выбирали мне платье – их теперь у меня была целая куча – и завивали волосы на щипцах…
И все-таки этот подарок привел меня в восторг, и я вторично – уже вполне искренне – поцеловала старуху.
– Ну, а теперь, Сюзанна, – довольно сказала она, – собирайтесь, нас ждет карета.
– А куда мы поедем? – осведомилась я. Дама всплеснула руками.
– Как, Сюзанна, разве вам не кажется необходимым помолиться Богу и пресвятой деве перед завтрашним путешествием?
Я фыркнула. Честно говоря, религия весьма мало занимала мои мысли. После смерти матери я ни разу не была в церкви. Набожность Нунчи так и не привилась мне…
Мы ехали по неаполитанским улочкам, уже окутанным сумерками, по просторным бульварам, на которых остывали от жары пальмы и агавы, выставившие листья, словно пики. Навстречу нам попадались зеленщицы с корзинами, толстые торговки в белых чепцах, возвращающиеся с рынка, грузчики и матросы. Иногда слышалась тихая мелодия гитары пли лихие звуки скрипки, исполняющей зажигательную тарантеллу. Можно было видеть матросов, отплясывающих жигу.