Фея северного озера
Шрифт:
— Это самый опасный участок! — кричал Дэн, забыв и об Аманде, и обо всем на свете. — Я отвечаю за всех тех, кто пройдет по нему через двадцать лет после нашей работы! Я не имею права экономить на закладке грунта! Запас прочности должен быть таким, чтобы выдержать любое стихийное бедствие!
— Вплоть до цунами… — съязвил оппонент.
— Нет, цунами здесь не предусматривается. — Твердая инженерская хватка Дэна не позволила увидеть наивность ответа. — А вот оползни после ливней — сколько угодно. При такой почве без арматурной поддержки не обойтись…
— Ты
Аманде стало скучно. Производственные разговоры ее не интересовали. Надо было уходить, но она видела, как взволновался Дэн, и злилась на себя за невозможность помочь ему — да и чем она могла бы тут помочь?
Наконец Аманда решительно поднялась и сказала:
— Рей, никакие деньги не оплатят одну-единственную жизнь, которую мы можем потерять из-за экономии. У нас делают так, а у вас могут делать как угодно.
Общее молчание не смутило Аманду. Ей было важно поймать теплый взгляд Дэна. Рей быстро нашел ответ:
— Да, мэм, я забыл, что здешние люди и здешние леди — другого качества. Надеюсь, и в танцах вы докажете, что вы лучше нас, столичных недоумков? Держу пари!
Общество шумно захлопало и засвистело. Аманда засмеялась, пожала руку, пообещала представить доказательства сегодня же вечером — и вышла из вагончика.
22
Аманда готовилась к вечеру еще тщательнее, чем когда-то ужасно давно — к прибытию волонтерского десанта.
У нее было всего два часа, и за это время волосы выдержали маску, были вымыты лучшим шампунем, ополоснуты розовой настойкой и, вопреки запретам, самым тщательным образом распушены феном с применением профессиональной пенки. Волосы будут близко-близко к его лицу (чьему — Аманда старательно не думала), и надо, чтобы это лицо вдохнуло весь аромат, прежде чем будет убито наповал макияжем.
Лицо делалось не менее тщательно. Загар чуть-чуть оттенили тональным карандашом, тональный крем наложили самым тонким слоем, совсем слегка нанесли пуховкой рассыпчатую пудру: могут целовать, а следов не должно быть.
Долго думала Аманда — красить губы или нет? Отходила от зеркала, прищуривалась, намазывала одной помадой, приглядывалась, стирала, наносила другой слой, опять приглядывалась — и в конце концов ограничилась розовой, гигиенической.
Могут целовать, а следов быть не должно. Кто мог целовать — об этом Аманда старательно не думала.
Костюм менять не стала, хотя было сильное искушение надеть легкое розовое платье из натурального шелка, которое купила три года назад на удачной распродаже, — все в оборках и воланах. Долго смотрела на платье, снимала с вешалки, прикладывала — и со
Когда за забором просигналила машина, Аманда была уже в полном сборе — в привычном алом комбинезоне, надев лишь свежую белоснежную футболку и любимые белые кроссовки, изумительно мягкие и удобные, стоившие половины зарплаты. Придется много танцевать, надо выдержать.
Дэн сидел за рулем, как обычно сдержанный, с видом шофера, который только и делает что возит начальника на работу. Кинул на Аманду короткий взгляд, скупо улыбнулся, резко завел мотор.
— Твоя? — спросила Аманда, неопределенно кивнув куда-то на верх салона.
— Служебная.
— Славная. А мою видел?
— Водишь?
— Ага.
— Молодец.
— Стараюсь. — Аманду забавлял и раздражал такой точечный стиль беседы, но она, прежде чем закрыть дверь и обернуться к Дэну, поклялась себе ни разу не вспылить за этот вечер.
Дэн вел машину удивительно мягко — или марка такая была? Аманда не ехала, а плыла по волнам. Меня везут, как жемчужину в раковине, повторяла она себе, закрыв глаза.
Дэн врубил тихую музыку. Скрипка грустно и внятно вела речь о чем-то былом и незабвенном. На ее фоне шел вокализ, голос взлетал в высоту, трепетал и срывался вниз — без слов, и не надо было слов, и так было ясно, что речь идет о любви, бывшей, позабытой и воскресшей.
Воскресающей…
Аманда чувствовала тепло Дэна, изредка вздрагивала, когда, переключая скорость, он легко касался ее руки, лежавшей на сиденье, и надеялась, что он этого не замечал.
Они молчали всю дорогу. Говорила музыка. В чем-то убеждала обоих, о чем-то просила, о чем-то напоминала. Ехать бы так и ехать — вечность.
Дэн затормозил — мягко и аккуратно. Аманда открыла глаза и вздрогнула от ослепительного света. Лагерь был ярко освещен прожекторами, шумел народ, музыка грохотала из динамиков, трещали фейерверки.
— Развлекаются уже, — резюмировал Дэн. — А завтра работать.
— А им все нипочем, — отозвалась Аманда, вылезая из машины.
К ним уже бежал Рей, а за ним остальные. Окружили, загомонили, обнимали Аманду так, словно видели ее впервые, схватили за руки, потащили на танцпол.
Там гремела сальса. Это мы умеем. Когда-то — ужасно давно — полученные уроки бальных танцев сделали свое дело, и усвоенные навыки вмиг всплыли в памяти. Аманда с ходу ворвалась в круг, Рей крепко ухватил ее за руку, и они начали танцмарафон.
Буйство веселья залило сердце Аманды с такой силой, что она забыла обо всем, не задумывалась о смене движения, все получалось само собой. Иногда Рей оставлял ее, начиналось чистое соло, и по визгу и свисту зрителей Аманда чувствовала, что каждое ее движение — четкое, правильное, красивое, завораживающее. Потом Рей опять хватал ее за руку и принимался кружить, кидать к себе и от себя, сам что-то такое выделывал, что Аманда заходилась счастливым хохотом.