Фейри-убийца
Шрифт:
– Мой план – остановить тебя.
Мэры приподняли брови, захлопав ресницами.
– Хочешь ощутить мой страх, да? Такие монстры, как ты, упиваются страхом. Питаются им. Пьют его, когда их матери и отцы умирают, потому что это слишком приятное чувство, чтобы остановиться.
Голова взорвалась от ярости, я бросилась на первого мэра и замахнулась. Кулак прошел насквозь, отражение вздрогнуло, и я едва не потеряла равновесие. Тут же развернулась и пнула второго клона, но встретила только воздух. Удар по третьему – и тот же результат. Когда я набросилась на четвертое и пятое отражения и тоже врезала кулаком по воздуху, мэр рассмеялась.
–
– Уж ты-то в этом разбираешься, – захихикали восемь мэров. – Дым и зеркала, Сиофра близко подошла…
Ближайшее отражение развернулось и ударило меня кулаком в лицо. Я отшатнулась. Похоже, иногда отражения становятся осязаемыми. Вот бы застигнуть их в этот момент и вцепиться пальцами в их гнусную кожу…
Когда я повернулась, очередное отражение метнулось вперед и пнуло меня в живот. Из легких выбило воздух, но я ухватила мэра за ногу и повалила. Однако торжествовать пришлось недолго: затылок взорвался от боли, и я, пошатываясь, шагнула вперед. Отражения оказались сильны, их тела порой становились твердыми. Но каждый раз, когда я пыталась их ударить, кулак рассекал лишь воздух. Сиофра играла со мной. Хочешь поиграть со мной?
У меня закружилась голова, я пошатнулась. Новый удар по затылку сбил меня с ног.
– Богач, бедняк, нищий, вор[43], – напевали отражения.
Еще одно отражение пнуло меня в живот, и я согнулась пополам.
– Убийца в своем горе тонет, как топор, – пропели они.
Мэр пнула меня в лицо, боль пронзила челюсть.
– Монстр… – Ее голос по-прежнему был высоким, девичьим, но теперь в нем появилась резкость.
И по мере того, как ее злость усиливалась, голоса зазвучали вразнобой, а отражения били меня с нарастающей яростью. Свернувшись калачиком, я принимала удары, терпя боль. Маленькая банда клонов что-то неразборчиво вопила, пинала и плевала в меня.
Как раз в тот момент, когда я почувствовала, что больше не вынесу, удары прекратились. Отражения смотрели на меня сверху вниз.
Я закашлялась и перевернулась на спину. Она сломала мне несколько ребер, у меня был полный рот крови.
– Ладно, – прохрипела я, глядя на нее в упор. – Я понимаю, почему ты называешь меня воровкой. Я украла твою жизнь, да? У бедняжки Сиофры нет ни папочки, ни мамочки… Но я не припоминаю, чтобы кого-то убила.
По всему залу замерцали зеркала, показывая одно и то же изображение: каменные своды средневековой церкви, танцующие на них тени. Кассандра Лидделл лежит на полу, Рикс сверху. У нее в руке нож. Одним резким безжалостным ударом она перерезает Риксу горло.
– Убийца, – сказали мэры.
– Ну, он был ублюдком. – Я заставила себя сесть и медленно, держась за живот, поднялась. Левую ногу пронзила боль – наверняка там тоже перелом. – Уж прости… Скучаешь по своему папочке?
– А ты скучаешь по своему? – Сиофры придвинулись ближе ко мне, их девичьи улыбки дрогнули. – Давай устрою тебе встречу с ним!
Два мэра бросились на меня. Их хватка была твердой как камень. Они толкнули меня спиной в изогнутое зеркало и окружили, удерживая на месте, впиваясь пальцами в тело. Повсюду вокруг я видела зеркала – полукупол, осколок, зеркала в позолоченных рамах. Сиофра хотела мне что-то показать.
– Помнишь это, Кассандра? – шепнул мне на ухо один из клонов.
Зеркала по всему залу дрогнули,
Мой старый дом. Портреты на стене родительской спальни, брошенный на кровать мамин красный халат. Родители прижались спинами к стене, рты открыты, лица растерянны. Перед ними женщина с большим ножом в руках. Нет, не женщина.
Девочка.
Я отчетливо видела ее лицо – похожее на лицо моей матери, но моложе. Гораздо моложе. На вид ей не больше тринадцати. Слегка выпуклые бедра, круглое лицо. Злобная усмешка и мертвые глаза совершенно не вязались с детскими чертами лица.
Мне не нужно это видеть, нужно отвести взгляд, но я не могла. Даже вырвись я из цепких объятий мэров, все равно продолжала бы смотреть. Я должна увидеть, что произошло на самом деле. Все эти годы я была уверена, что отец жестоко убил маму, и теперь мне нужна правда. Я должна знать.
Девочка – Сиофра – что-то говорила, показывая нож. Отец отвечал, он выглядел испуганным и сердитым. А потом бросился к ножу.
И тут мама закричала. Я не слышала ее голос, но эти ее слова давно врезались в сердце, и я прочла по губам. Гораций, не надо!
Сердце забилось о ребра с такой силой, что я была уверена: Сиофра услышала.
Рука девочки двигалась быстро – очень быстро. Она схватила отца за запястье и дернула к себе. Их глаза встретились. На секунду мне показалось, что она вот-вот обнимет его.
Я смотрела, как маленькая Сиофра ринулась мимо него и вонзила нож в грудь моей матери. Я всхлипнула, когда мамино лицо исказилось в безмолвной гримасе боли. Из груди брызнула кровь прямо на девочку. Вытаращенные глаза отца наводили на мысль о сердечном приступе. Потрясенный, он обнял мать, не давая ей упасть.
Пока отец держал маму в объятиях, осторожно опуская ее на пол, Сиофра снова взмахнула ножом и воткнула лезвие отцу в шею. Тот рухнул, обмякшее мамино тело упало вместе с ним. Кровь мощной струей хлынула из отцовского горла, заливая пол и кровать. Он широко раскрыл глаза от ужаса. Он был еще жив. Мама схватилась за грудь, хватая воздух ртом. Я знала, что Сиофра не попала в сердце, вместо этого она проткнула легкое.
Девочка присела на корточки, взяла отца за руку и вложила в нее нож. В ту же секунду его глаза стали безжизненными, голова упала набок, пальцы обмякли на рукоятке ножа.
Монстров не существует, принцесса.
«Они есть, папочка, но ты не вырастил ни одного из них. Только породил».
Горе разрывало меня на части. Слезы текли по щекам, тело содрогалось. Все эти годы…
Следователи должны были понять, что это не убийство и самоубийство. Вскрытие тела отца должно было выявить синяки на запястье. Опытный криминалист заметил бы на месте преступления оставленные Сиофрой следы. Угол, под которым всадили нож, был совершенно неподходящим – слишком низким – для взрослого мужчины.