Фигура легкого эпатажа
Шрифт:
— Вам зачем?
Вот замечательный вопрос! Ясное дело, хочу при помощи валокордина помыть окна! Но, увы, я не имела права ответить Кире таким образом, я же должна ей понравиться.
— Михаилу Петровичу плохо, он просил накапать сорок капель, — пояснила я.
— А-а-а… — протянула равнодушно «заботливая» невестка и снова вонзила безупречно белые зубы в булочку.
На секунду я оторопела. Потом в голове вихрем взметнулась мысль: хорошо, однако, что подлинная Лаура не приехала к папе. Сейчас бы она тут
— Так где валокордин? — нарочито спокойно поинтересовалась я.
— Не знаю.
Мое ангельское терпение затрещало по швам.
— Вы не поняли, что свекру плохо?
— Я не пью лекарства и понятия не имею, где они лежат, — меланхолично произнесла Кира.
— Мы едем? — в столовую вошел Костя.
Я кинулась к парню.
— Михаилу Петровичу плохо.
— Ерунда! — бодро воскликнул сын Антонова. — Не берите в голову, он истерик. Всякий раз, как нахамит нам, за сердце хватается.
— Сейчас вашему папе и впрямь нехорошо! — настаивала я. — Где валокордин?
— Не знаю, — пожал плечами Костя, — спросите у Мары.
— Это кто?
— Домработница Марина, она в курсе всех дел, — тихо сообщил Костя. — Впрочем, могу позвать маму.
— Сделайте одолжение, поторопитесь, — зачастила я. — Михаил Петрович был очень бледный, с синими губами. Очень похоже на сердечный приступ.
— Сейчас, — протянул Костя.
— Посиди, сама схожу, — засопела Кира, медленно поднялась и так же медленно пошла, нет — поплыла к двери.
— Ладно, — согласился муж и устроился за столом. — А я пока еще кофейку хлебну. О, он даже не остыл…
Я с огромным изумлением смотрела на парочку. Если бы, не дай бог, конечно, кому-нибудь у нас дома стало плохо, то через пару секунд в квартире уже творилось бы столпотворение, домашние бросились бы вызывать «Скорую помощь», МЧС, знакомых врачей… А тут — полнейшее спокойствие, больше смахивающее на абсолютное равнодушие. Мой рот раскрылся, я сделала глубокий вздох и приготовилась сказать «родственникам» все, что я о них думаю, но в столовой появились Кира и Анна.
— Вашему мужу дурно, — бросилась я к супруге Антонова.
— Да? Что случилось? — поинтересовалась дама.
— Он срочно просит валокордин.
— Сорок капель, — хихикнул Костя.
— Ну, это не страшно, — бесстрастно ответила Анна, — вот когда он шестьдесят требует…
— Где лекарство? — перебила я ее.
Анна тяжело вздохнула:
— Не следует впадать в истерику, уважаемая Лаура, сейчас я загляну к мужу.
Сохраняя непроницаемое выражение лица, с абсолютно прямой спиной, словно проглотив палку, Анна вышла в коридор.
Кира улыбнулась.
— Вы считаете нас чудовищами?
— Да, — ляпнула я и тут же спохватилась: — В смысле? Нет.
Невестка Антонова засмеялась,
— Папа, похоже, нереализованный актер. В последнее время он устраивает натуральные спектакли — может начать истерически рыдать, а два-три раза изображал умирающего, требовал лучших врачей.
— Мы уже поняли, — подхватила Кира, — если он просит сорок капель валокордина, то, так сказать, это представление из одного действия…
— А если шестьдесят, — перебил ее Костя, — то, значит, театральная ерунда до вечера затянется. «Скорая» приедет, с кардиографом. Мрак.
Я села на стул и от растерянности глупо спросила:
— Вы сейчас говорите правду?
Костя снова занялся кофе, а Кира, взяв очередную булочку, кивнула. Потом она внимательно глянула на меня и поинтересовалась:
— А вы?
— Не понимаю, — пробормотала я. — То есть, конечно, правду: Михаил Петрович побледнел, ему явно нехорошо.
— Не о нем речь, — нежно проворковала Кира. — Вы и впрямь его племянница?
Вся кровь бросилась мне в голову.
— Простите? — пролепетал язык. — Меня зовут Лаура, я дочь сестры Михаила Петровича…
— Которую тоже звали Лаурой? — вдруг спросил Костя.
— Именно так.
— Ваша мама жива? — продолжил парень.
— Нет, она скончалась.
— Давно?
— Достаточно.
— Дату назовите, — потребовала Кира.
— Ну… э… о…
— Вы забыли год смерти матери? — нежно осведомился парень.
— Понимаете, я была ребенком… — начала выкручиваться я.
— Совсем крошкой?
— Верно!
— А число? — пропела Кира. — Месяц?
— А… а… а… — протянула я.
— Вы не ходите на кладбище? — с фальшивым удивлением воскликнул Костя.
— Не посещаете дорогую могилу? — откровенно издевательски добавила Кира.
— Почему? — улыбнулась я. — Приношу цветы к надгробью.
— Дату кончины любимой мамы назовите, — резко велел Костя, — и…
Договорить он не успел — дверь столовой распахнулась, появилась белая, как полотно, Анна и молча села за стол.
— Мама, пей кофе, — ласково сказала Кира, — он еще теплый.
— Как там наш Марлон Брандо? — издевательски спросил Костя. — Жив?
— Он умер, — обморочным голосом сообщила мать.
— Знаю, — отмахнулся сын. — Я об отце говорю!
— И я об отце, — кивнула Анна. — Он скончался. Лежит головой на листе бумаги. Похоже, хотел новое завещание составить.
Глава 8
Кира попыталась вскочить, но ее большой живот, упиравшийся в стол, не позволил быстро совершить действие, Костя ловко опередил жену — змеей скользнул к двери и исчез в коридоре. Я, плохо понимая происходящее, уставилась на Анну.