Фиктивная жена

Доронина Слава

— Я переживаю за тебя, Антон… — дрожь в голосе выдавала мое волнение, но мне было все равно.

В телефоне повисло недолгое молчание.

— Все будет хорошо. В моей жизни случались вещи куда серьезнее, так что твои переживания за меня напрасны, — спокойно ответил он.

Антон не сказал мне ничего ужасного, но на сердце стало так больно и тяжело после нашего разговора. Зачем он отталкивал меня и держал на расстоянии? Я понимала, что должна была находиться рядом с сестрой, но и ему сейчас тоже было плохо и требовалась поддержка — я чувствовала это.

Выйдя на балкон, я вздохнула в легкие вечерний воздух, всматриваясь в красивый

закат на горизонте. В Москве уже была глубокая ночь, Антон сидел сейчас в своем кабинете один и работал… Мне стало тоскливо сильнее прежнего, я вернулась в номер и взяла в руки телефон, чтобы написать сообщение Артёму. Долго сомневалась отправлять ли ему свою исповедь, но мне так хотелось, чтобы мальчик узнал и третью сторону всего произошедшего. Я сохранила сообщение в черновиках и решила, что подожду несколько дней, а после, если не перегорю желанием, то отправлю ему это сообщение.

В жизни всегда происходит много разных событий. Одни приносят нам счастье и радость, другие заставляют о многом задуматься, чтобы в итоге принять важное решение. Поступок Антона нельзя было назвать правильным или хорошим, ложь порождала новую ложь; она могла бы разрастись до нереальных размеров и придавить своей тяжестью так сильно, что возможности выбраться на поверхность не оставила бы ни одному из нас Я понимала, чего ему стоило решение сознаться мальчику во всем именно сейчас. Это говорило о многом, а в частности об его отношении ко мне и нашей ночи, об отношении к Артёму, да и своей жизни, в целом. Мне очень хотелось надеяться, что по возвращению в Москву меня не будет ждать расторжение договора и слова, что моя миссия выполнена, а я должна забыть о той ночи. В противном случае эти слова разобьют мне сердце и я очень сомневаюсь, что Антон этого не понимал.

Глава 41

Нина

— Я очень переживаю, Нина, — тихо проговорила Марина. Весь полет я держала сестру за руку и была ее личной медсестрой на борту самолета. — Я боюсь, что останусь навсегда прикованной к инвалидном креслу…

— Все будет хорошо, — я крепче сжала ее ладонь и слабо улыбнулась, чем-то напоминая себе Антона в эту минуту.

Он тоже часто говорил мне эти слова. А еще обещал меня встретить, когда я прилечу в Москву, но я уже в это не верила. Нет, наши отношения не изменились, но и с мертвой точки не сдвинулись. Мы все так же изредка общались с ним по телефону. Иногда наши беседы длились дольше десяти минут, и в такие мгновения я особенно радовалась, что нам удавалось поговорить на какие-то другие темы, которые не касались семейных тем. К тому же о себе давала знать разница в часовых поясах. Когда на острове небо на закате окрашивалось в теплые оттенки, в Москве уже была глубокая ночь.

— Выглядишь так, словно это ты провела две недели в больнице, а не я, — заметила Марина, не спуская с меня глаз. — Бледная и не улыбаешься совсем… Это из-за него, да?

Последняя неделя далась мне особенно тяжело. В моральном плане. Нет, с деньгами и проживанием в отеле проблем не возникло, но на фоне бесконечных стрессов и страха, что Антон решит поставить точку в нашем общении, а следовательно и крест на будущих отношениях, у меня сбился режим сна и пищевых пристрастий. Точнее полностью пропал аппетит, иногда даже воротило от одной только мысли о еде. Зато это время на острове не прошло даром для нас с сестрой и мы с ней очень сблизились. Я практически не выходила с больницы. Иногда ездила на экскурсии по острову,

чтобы развеяться, но даже в эти дни все равно приходила к ней.

— Я переживаю за тебя, — ответила я чистую правду. — А еще за Артема, который так мне и не ответил ни на одно сообщение и звонок, и за Антона… Два с половиной месяца назад я ничего не знала об этих людях, а теперь болею душой, как за родных. Как уж тут не огорчаться? — я пожала плечами и грустно потупила взгляд.

Марине пришлось все рассказать и поделиться своей историей. Ведь я же живой человек и мне тоже была необходима поддержка и добрые слова.

— Как думаешь, Павлов станет делать какие-то заявления в прессе о смерти жены? — спросила сестра.

— Пожалуйста, давай не будем, — взмолилась я. — Я даже не знаю встретит ли он меня, не говоря уже о таких глобальных вещах и поступках с его стороны…

По сути, ведь он ничего мне не обещал, а объявить о смерти жены собирался по истечении сроков, указанных в договоре на опеку, и я была уверена, что так он и поступит.

— Хорошо, я просто вижу, что ты места себе не находишь. Ну ведь видно же как ты влюбилась. Вон даже осунулась от своей любви. Так нельзя!

— В данном случае тебя не мое состояние должно волновать…

— Ладно, я поняла. Не будем о грустном. Хотя почему не будем? Мама и папа были бы рады наладившимся взаимоотношениям между нами. Как встану на ноги, пойдем к ним на кладбище. Даже и не помню, когда была у них в последний раз…

— Обязательно пойдем, — я слабо улыбнулась. — А теперь давай немного поспим. Нам еще предстоит пересадка и несколько часов другого перелета. Не думала, что это окажется так тяжело. Перелет на остров дался мне куда легче.

Я вернулась в кресло с мыслями, что просплю до самой посадки самолета и, кажется, на самом деле отключилась.

— Думаю, что теперь я напутешествовалась на несколько лет вперед, — улыбнулась Марина молодому врачу скорой помощи, который вез ее на каталке к машине скорой помощи, чтобы отвезти в Склифосовского.

Они о чем-то переговаривались, а я наблюдала за Мариной со стороны и диву давалась ее неунывающей натуре. Даже в таком критическом состоянии она пыталась флиртовать с симпатичным мужчиной.

Отвернувшись от сестры, я принялась высматривать знакомый силуэт среди людей, но Антона нигде не было видно. Звонить ему и спрашивать — не забыл ли он о моем возвращении в Москву — было крайнее глупо. Наконец, я заметила его фигуру в толпе и мое сердце затрепетало в груди. Я бросилась к нему навстречу, наплевав, как это все будет выглядеть со стороны. Возможно, что его появление в аэропорту было всего лишь жестом вежливости и не более того, но сейчас я не могла ни о чем думать. Подбежала к нему, прижимаясь всем телом, дрожа от всех своих чувств, что испытывала, и глубоко втянула его запах. Если бы он только мог себе представить, как я соскучилась по нему за эти дни!

Антон погладил меня рукой по спине, я чувствовала, что он улыбался в этот момент. Подняла лицо и, встретившись с его слабой ухмылкой, широко улыбнулась в ответ. Он жадно рассматривал мое лицо темными глазами, затем поднял руку и, аккуратно приподняв за подбородок, прижался к моему рту своими влажными губами. Хорошо, что я уже держалась за его плечи, не иначе меня бы повело в сторону от головокружения и слабости, что образовалась в ногах от такой простой ласки. Он целовал меня медленно и на виду у всех, крепко держал за талию и впивался в мои губы чувственным поцелуем.