Фиктивный брак госпожи попаданки

Богачева Виктория

— Ваша светлость граф Толбот, ваша светлость леди Тесса Толбот, с прискорбием сообщаю, что… — пробормотала я, пробежав взглядом по первым строчкам.

— Что там? — Уильям вскочил со стула и вырос за спиной.

— Наш опекун скончался от внезапной болезни, — я подняла на вздрогнувшего мальчишку ошеломленный взгляд.

Это уже второй опекун, который умер. За неполные двенадцать месяцев…

— Это невозможно, — пробормотал Уильям, и я молча протянула ему письмо.

Он схватил его и принялся раз

за разом вчитываться в строчки, словно они могли волшебным образом измениться.

Я решительно поднялась из-за стола и подошла к окну. Шел дождь. В этом мире, в этой стране, напоминающей мне Британию конца XIX века он шел так же часто, как и в Туманном Альбионе.

Год назад я очутилась в теле леди Тесс Толбот в тот самый момент, когда девушка и ее отец погибли в железнодорожной катастрофе. Они ехали на поезде, и вагон, в котором они находились, сошел с рельсов — единственный.

Отец Тесс и Уильяма погиб мгновенно. Как и сама Тесс.

И вместо нее в ее теле очнулась уже я. Погибшая в своем мире в аналогичной катастрофе.

Здесь мне восемнадцать, уже девятнадцать лет. В том мире едва исполнилось двадцать шесть. Я долго все осознавала и принимала, первые несколько недель думать ни о чем не могла, кроме как о нестерпимом желании вернуться обратно. Не могу сказать, что было к кому — ни мужем, ни детьми я обзавестись не успела.

Просто не хотела жить здесь, в этой реальности, в чужом теле, в чужом мире. Не хотела до дрожи, до истерик, до рыданий.

А потом спустя примерно два месяца Уильяма похитили.

В тот день все для меня изменилось. Закончились истерики и слезы. Я поняла, что невероятным, непостижимым образом успела привязаться к мальчишке. И все свои нерастраченные злость и гнев, все силы бросила на его спасение.

Его, в конце концов, нашли. И вернули домой.

А для меня начался долгий путь принятия и смирения. И поиска способа жить дальше. В этом мире с его ужасными законами и жесточайшим бесправием. И опасностью, которая нависла не только над Уильямом. Над нами обоими, как единственными наследниками семьи Толбот.

Незамужняя женщина не имела здесь права на имущество. Могла наследовать лишь его жалкую часть. Притом — движимого. То есть хозяйкой земель я стать не могла ни при каких обстоятельствах. Как и опекуном для десятилетнего Уильяма, которому до совершеннолетия оставалось еще целых шесть лет.

Потому нам был назначен опекун в соответствии с последней волей покойного отца, изложенной в завещании. Он вписал в него три имени. Наверное, думал, что на всякий случай, для подстраховки.

Но так вышло, что двое из списка были уже мертвы.

И осталось лишь третье имя.

Все движимое и недвижимое имущество графов Толбот было помещено в нерушимый траст, которым управлял также опекун.

Опекун во многом заменял

отца. Например, он был наделен правом распоряжаться нашими с Уильямом судьбами: сосватать меня, найти жениха, отправить подальше с глаз долой.

Сэр Найджел Клаттон, наш второй опекун, о кончине которого пришли вести, оказался невероятным человеком. Настоящим сокровищем. Долгое время я никак не могла поверить, что он не притворялся. Что действительно был благородным, щедрым, добрым.

Ни в чем нас не ограничивал, ни к чему меня не принуждал. Горячо поддержал мою идею заниматься семейным делом и посещать типографию, которой владели Толботы. Практически, сэр Найджел разрешил мне работать — немыслимое дело!

— Тесс, — Уильям подошел ко мне со спины, — кто станет нашим опекуном теперь?

Я прижала его к себе и положила руку на плечо.

— Не знаю. Не помню, что указано в завещании.

В дни, когда его торжественно зачитывали наследникам покойного, я пыталась прийти в себя и осознать свалившуюся на меня суровую действительность.

— Идем посмотрим? — Уильям поднял на меня взгляд.

Вздохнув, я кивнула. После мрачных новостей аппетит пропал, и к еде возвращаться не хотелось. Вместо этого мы поднялись по широкой лестнице на второй этаж и прошли в конец коридора — там располагался кабинет покойного отца. Завещание, равно как и прочие важные бумаги, хранилось в сейфе, к которому было три ключа: два у нас с Уильямом и один у опекуна.

Едва завещание оказалось на широком дубовом столе, я перелистала толстые, шуршащие страницы до самой последней. Именно на ней был указан перечень опекунов.

— Сэр Джон Фицджеральд, — озвучил Уильям третью строчку.

Я нахмурилась. Имя показалось знакомым, и в памяти промелькнула картинка…

Тот ублюдок?!

* * *

— Тесс? — встревоженный голос Уильяма вытащил меня из пучины неприятных воспоминаний. — Ты знаешь этого человека?

— Ты тоже его знаешь, — вздохнула я. — Он все время обивал порог сэра Найджела и умолял распотрошить сейф твоего отца и выставить на продажу семейные секреты. Когда мы искали деньги на выплату налогов с наследства, — процедила сквозь зубы.

Меня передернуло от отвращения, стоило вспомнить рыбьи глаза Джона Фицджеральда, его сальные ухмылки и похабные взгляды.

Я бросила взгляд на сейф. Сэр Найджел, да упокоится он с миром, совершенно не возражал, чтобы документы хранились в особняке.

Что ж. В ситуации, в которой мы оказались, был, по меньшей мере, один плюс. Новый опекун не доберется до важных документов быстрее нас.

— Тесс… — вдруг позвал Уильям дрогнувшим голосом. — Не бросай меня. Пожалуйста.

Сердце защемило от жалости к несчастному ребенку.