Фильм Андрея Тарковского «Cолярис». Материалы и документы
Шрифт:
Какой-то нелепый человек, — с неприязнью сказал отцу Крис.
Ты несправедлив к нему, Крис, — сказал отец.
– И, в конце концов, тут дело не в Бертоне. Неужели тебе как психологу не кажется, что все это заслуживает внимания?
Не знаю, не знаю, — сказал Крис.
Он направился к аллее, по которой ушел Бертон.
Крис!
– окликнул его отец.
– Прошу тебя... помягче.
Бертон ждал, нервно прохаживаясь у расположенной среди деревьев установки по ионизации воздуха, которая работала с тихим шорохом и пощелкиванием, освещая
Вот и хорошо, — искренно обрадовавшись, сказал Бертон.
– Я думал, что вы не придете.
Простите, — сказал Крис, — но я хотел бы вначале поговорить об азбучных истинах... Единственное, чем я занимаюсь вот уже сколько времени, это попытка упорядочить ту гору знаний, домыслов, гипотез, теорий, в которых мы увязли по уши. Поймите меня правильно... Космическая наука полна тайн, бездонных вселенских глубин, и этим она сродни искусству... А искусство не может быть без вымысла... И в искусстве вымысел особенно искренний. Мне кажется, что соляристика зашла в тупик именно из-за обилия мыслей, которые могли бы украсить произведения искусства, но чужды науке... Задача ученых - добиться истины, пусть грубой и не всегда красивой.
Ценой свертывания работ?
– тяжело дыша, спросил Бертон.
На это могут дать ответ лишь точные исследования, а не эмоции, - ответил Крис.
Понятно, — сказал Бертон.
– Считайте, в таком случае, что мы поговорили.
Он пошел прочь, но потом остановился и крикнул:
Только учтите, что на Солярное вы ничего не найдете нового! И ничего, кроме того, что я вам рассказал, не взволнует вас до глубины души, до самого сердца... Человеку нужно только человеческое... Все остальное ему чуждо...
Вы ошибаетесь, — сухо сказал Крис.
– Человек - часть всемирного разума, а значит, возможности его практически безграничны... Разумеется, в идеале.
Бертон хотел что-то ответить, но махнул рукой и ушел.
Сад окутали сумерки. Внук Бертона подошел к обрыву и долго смотрел на подымающийся над озером туман, на круглые верхушки деревьев, выступающих из него, как копны сена. Было тихо. В кустах пискнула какая-то птица, устраиваясь на ночь. Мальчик подошел к раскидистой яблоне. Подняв с земли палку, он размахнулся и швырнул ее в густую листву. Сверху с глухим стуком упало несколько яблок. Он поднял окно и, вытерев о курточку, откусил. Яблоко было кислое. Мальчик поморщился.
Зажглись первые звезды. Вокруг лежал тихий таинственный мир, полный нерешенных загадок.
Ник Кельвин стоял у крыльца и ждал. Послышались быстрые шаги. По одному лишь виду Бертона он понял, что дела неважные.
Вы повздорили, Анри?
– спросил Ник Кельвин с тревогой.
Я немедленно уезжаю, — возбужденно сказал Бертон.
– Дик, ты где?
– окликнул он внука.
– Собирайся, мы уезжаем!
Но что произошло?
– спросил Ник.
Твой Крис, — крикнул Бертон, — его духовные отцы, все эти Шенноны, Тимолисы... Он не солярист, он бухгалтер... Это ты верно заметил...
Анри, — строго
Вот и отлично, — зло сказал Бертон.
– Мы знаем друг друга сорок лет. Должно же это когда-нибудь кончиться!.. Дик!
– снова позвал он мальчика, — пойдем, переоденемся в дорогу...
Кельвин-старший пошел вглубь аллеи и встретил Криса, который сидел на скамейке.
Что случилось?
– спросил отец.
Когда я прилечу через пятнадцать лет, здесь, наверное многое изменится, в этом саду... — тихо сказал Крис.
Отец уселся рядом на скамейку. Потрескивал ионизатор.
Звезды поблескивали сквозь ветви.
Крис, стоя на корточках посреди комнаты, собирал чемодан. В комнате царил хаос. Ящики стола были выдвинуты, а некоторые даже вынуты, на полу валялись бумаги, какие-то бланки, книги. Крис встал, затем
вынул небольшой металлический ящичек и начал набивать его чем-то, специально приготовленным в ведерке. Это была обыкновенная земля и, почему-то стыдясь немного своего поступка, Крис подошел, чтобы запереть дверь.
Крис!
– окликнула его снизу Марта.
– Тут о тебе говорят и о Соляри- се. Пойди сюда... Специальная программа...
Чтоб не обидеть Марту, Крис сошел вниз и остановился перед большим телевизором.
По теории Гамова-Шапли, — говорил один из научных обозревателей всемирной программы «Космос», — жизнь на планетах двойных звезд невозможна... Планета Солярис обращается вокруг двух солнц - красного и голубого. По всем расчетам, планета должна была неуклонно приближаться к своему красному солнцу и через пятьсот тысяч лет упасть на него, вызвав серьезную катастрофу. Но скоро стало ясно, что орбита не подвергается ожидаемым изменениям...
На экране возникли залитые голубым светом причудливо изгибающиеся волны плазмы, в которых покачивался какой-то предмет - очевидно, исследовательская капсула.
Это был первый этап в истории исследования Соляриса, — продолжал диктор.
– Второй этап начался...
Раздался протяжный сигнал.
Отец!
– крикнул Крис.
– Будь добр, подойди к видеофону... Если это из редакции, меня нет дома.
Ник Кельвин вышел из своей комнаты, подошел к видеофону и нажал кнопку. Засветившийся экран был пуст.
Я слушаю вас, — крикнул Ник в микрофон.
Экран по-прежнему был пуст и молчал. Ник пожал плечами, выключил видеофон и вернулся к себе.
Кто это?
– спросил Крис.
Видно, ошиблись, — ответил отец.
...Проведенное таким образом исследование, — продолжал диктор- обозреватель, — подтвердило предположение ученых о том, что океан, целиком покрывающий всю планету Солярис, является органическим веществом...
Залитый багрянцем туман заполнял экран, и на его фоне выделялся лишь отдельными зеркальными отблесками гигантский колосс наподобие цветка, поднимающийся в том месте, где плазма сливалась с небом и вставало красное солнце.