Философия как схематизм образного мышления

Неизвестен 3 Автор

4) Отметим, что интересный подход исследования знания в несубстратном ключе (постулирование знания как "волны"), правда, с некоторым преувеличением роли физического корпускулярно-волнового дуализма к области сознательных явлений, представлен в работах М. Розова [4].

5) Обратим внимание на то, что введенное различение позволяет совершенно по-новому рассмотреть дилемму "материализм-идеализм". В рамках нашего различения она превращается в дилемму двух взаимодополнительных исследовательских подходов. Идеальное как несубстратное противостоит уже не материальному, а субстратному, "вещному".

6) Обратим внимание на некоторый нежелательный оттенок закавыченного выражения, который состоит в том, что идея как таковая уже есть, например в платоновском "мире идей" или в качестве "врожденной идеи" (Декарт). Для более точной экспликации нашей мысли, близкой к конструктивизму Канта, надо было

бы сказать не столько о "схватывании" имеющейся, сколько о порождении новой идеи.

7) Обратим внимание, что сознание понимается нами в декартовско-кантовско-гуссерлевском смысле как некоторая инстанция cogito, в рамках которого несущественно, например, фрейдовское выделение подсознательных, или бессознательных компонентов, поскольку они тоже входят в область сознания; более существенным в данном случае оказывается различение "сознание versus психика" как указание на два принципиально различных механизма переработки информации, а за основу нашей методологии взят кантовский анализ сознания, предложенный в [9].

8) Цель предлагаемой нами редукции, в отличие от собственно феноменологической редукции, не столь радикальна. Она предназначена для выявления "первичного" культурного горизонта восприятия, т.е. тех предрассудков, которые составляют "обыденное" мировоззрение, картину мира "здравого смысла", за счет "снятия" других, более "тонких" и специальных наслоений. Если воспользоваться бэконовской классификацией "идолов разума", то наша задача - снятие всех остальных "идолов", кроме "идолов рода". Например, наш анализ не предполагает радикального отказа от так называемой вещной онтологии, рассматривающего "мир" как некоторую совокупность вещей, что осуществляется Л. Витгенштейном в "Логико-философском трактате", предложившего трактовать "мир" как совокупность "фактов" (со-бытий), а не как совокупность "вещей" [10; см. также дискуссию в 10-a].

9) Заметим, что данное нами описание не достигает уровня первичного феноменологического описания, поскольку включает отсылки к более слабым, чем дом, но тем не менее "картинкам" ("образам"), а именно: к предметам прямоугольной формы, которые также в непосредственном акте восприятия нашим органам чувств не даны. Можно сказать, что данное нами выше описание основано на менее конкретном (более "слабом"), но тем не менее уже имеющемся у нас знании, т.е. априорном по отношению к данному восприятию знания о прямоугольниках, по отношению к которому можно, в свою очередь, также поставить вопрос о механизмах генезиса этого более "слабого" знания. Однако это замечание не только не противоречит нашему анализу, но, наоборот, подтверждает высказанный ранее "сильный" тезис об опосредованном характере любого знания.

10) Видимо, "объемность" (трехмерность) предмета восприятия для формулирования здесь столь радикального тезиса о принципиальной невозможности его опытного "схватывания" играет в данном случае существенную роль, поскольку "плоскостные" объекты в определенном смысле могут быть "схвачены" целиком в опыте, причем известен даже принцип этого "схватывания", реализованный в механизме телевизионной развертки.

11) Отметим, что анализ феномена "видения дома" осложняется двумя обстоятельствами. Во-первых, здесь присутствует не только временной, но и пространственный синтез, характерный для восприятия предметов "внешнего" восприятия. Во-вторых, в феномене "видения дома" помимо смыслового конструирования "здесь и сейчас", характерного для способа бытийствования, например, мелодии, присутствует более инерционное субстанциональное конструирование: дом построен и бытийствует независимо от акта его сознательного "схватывания" в восприятии.

12) Обратим внимание на то, что до появления сознания "экрана", где можно поместить "психические данные", не было. Собственно сознание и есть этот пустой экран, "форма", предназначенная для представления и преобразования "психических данных". В этом смысле сознание есть аристотелевская душа, которая является "формой форм", предназначенной для представления некоторого уже "оформленного" содержания. Другое дело, что оформление содержания в "форму", что для Аристотеля выступает в качестве первичных феноменов, - также результат действия сознательных механизмов. Задача данного исследования - экспликация этих сознательных механизмов.

13) Т.е. необходимо выделить еще один важный компонент сознательного механизма обработки информации - способность памяти, - на котором мы не будем здесь специально останавливаться.

14) Отметим, что анализ деятельности воображения при более внимательном рассмотрении показывает, что синтетическая деятельность в чистом виде, без определенных аналитически-абстрагирующих рассудочных процедур сознания,

в общем случае невозможна. Принципиальный вопрос, который можно поставить в этой связи, таков: какая из этих деятельностей является первичной? Кант не дает однозначного ответа на этот вопрос, хотя эволюция кантовских взглядов, осуществленная им во 2-м издании "Критики чистого разума" [9] и последующих его работах, дает повод для приписывания ему ответа о приоритете аналитических (рассудочных) процедур. В современных исследованиях позиция о приоритете рассудка - деятельность сознания как прежде всего "опыт различия" - отчетливо представлена в [14]. Мы же отдаем приоритет синтезу, прежде всего процедурам мысленного конструирования целостностей, поскольку анализ, как процедура разложения, может разлагать только уже сконструированную целостность. Этим определяется то, что в данном исследовании фиксация параллельных синтезу аналитических процедур сознания (деятельности рассудка) для простоты изложения практически повсеместно, за исключением последней части статьи, опускается.

15) Видимо, пришло время уточнить, что термины "образ", "картинка" мы понимаем как целостности, не сужая значения этих терминов до статуса определенных чувственных (психических) феноменов. Другими словами, под образом мы будем понимать результат сознательной (мыслительной) структуризации чувственно воспринимаемого, т.е. некоторую модель реальности, полученную после прочерчивания отграничительных линий и конструирования целостностей. Тем самым любой сознательный феномен имеет образный характер. Например, образом является круглый квадрат, который чувственно (пространственно) не представим. Образами являются и другие "мысленные конструкты", например кантовские "идеи разума". При таком понимании любое чувственное представление, которое может быть дано лишь пространственно, например на рисунке, является только частным случаем образа.

16) В рамках кантовского подхода наиболее близок к ней "синтез схватывания в созерцании" (см. 1-е издание "Критики чистого разума"), тему которого Кант практически не разработал, исключив его из 2-го издания "Критики...". Более того, в своей "Антропологии..." [16] Кант отказывает способности воображения в творчестве, т.е. в способности создавать что-то принципиально новое. Деятельность воображения по образованию "целостностей", на наш взгляд, - творческий акт, поскольку "целое" не сводимо к сумме своих "частей". В философской традиции, видимо, наиболее близким аналогом введенного нами механизма фантазирования является так называемая интеллектуальная интуиция, а из более современных философских подходов к исследованию проблемы сознания - гуссерлевская эйдетическая интуиция.

17) Вот как М. Бахтин вводит категорию надбытия: (хотя, с самого начала надо оговориться, что в рамках философской традиции (языка), бахтинский термин "бытие" соответствует философской категории "сущее", а вводимый им термин "надбытие" - категории "бытие"): "С появлением сознания в мире (в бытии), а может быть, с появлением биологической жизни (может быть, не только звери, но и трава свидетельствуют и судят) мир (бытие) радикально меняется. Камень остается каменным, солнце - солнечным, но событие бытия в его целом (незавершимое) становится совершенно другим, потому что на сцену земного бытия впервые выходит новое и главное действующее лицо события свидетель и судия. И солнце, оставаясь физически тем же самым, стало другим, потому что стало осознаваться свидетелем и судиею. Оно перестало просто быть, а стало быть в себе и для себя (эти категории появились здесь впервые) и для другого, потому что оно отразилось в сознании другого (свидетеля и судии): этим оно в корне изменилось, обогатилось, преобразилось... Этого нельзя понимать так, что бытие (природа) стало осознавать себя в человеке, стало самоотражаться. В этом случае бытие осталось бы самим собою, стало бы только дублировать себя самого (осталось бы одиноким, каким и был мир до появления сознания - свидетеля и судии). Нет, появилось нечто абсолютно новое, появилось надбытие (подчеркнуто мной - К.С.). В этом надбытие уже нет ни грана бытия, но все бытие существует в нем и для него... Пусть свидетель может видеть и знать лишь ничтожный уголок бытия - все непознанное и увиденное им бытие меняет свое качество (смысл), становясь непознанным и неувиденным бытием (надбытием!
– К.С.), а не просто бытием, каким оно было без отношения к свидетелю" [17, с.341-342]. Обратим внимание на выделенный текст, где Бахтин замечает, что осознавание не является простым отражением, дублированием имеющегося в мире. Данное исследование, в определенном смысле, является расшифровкой этого замечания. Осознание бытия и его превращение в надбытие - есть не что иное, как образное структурирование реальности и последующая дискурсивная обработка образа.