Философия Зла

Свендсен Ларс

Заставляют задуматься документы, приведенные в монографии Браунинга, которые показывают, что перед первым заданием в Йозефове полицейским было предложено отказаться, если они считали, что не смогут выполнить задание. Лишь немногие отказались, и 1500 евреев в тот день расстались с жизнью на базарной площади Йозефова. Некоторые из полицейских, по-видимому, поняли, на что именно дали свое согласие, только встретившись лицом к лицу с жертвами, и просили об отстранении - их отправили караулить подступы к площади. Другие просили об отстранении, уже расстреляв несколько человек, а кто-то уклонился и спрятался, стараясь как можно дальше держаться от базарной площади. Некоторые все время нарочно промахивались. Однако большинство, выстрелив - попадали, и никто во всем батальоне не выступил против этого и не заикнулся об аморальности этой расправы. По мнению Браунинга, отказывались лишь 10-20% полицейских 101-го батальона, а Даниель Пэльдхаген считает, что эта оценка слишком завышена. Сложно установить точное число отказавшихся, но, полагаясь на материалы, которые приводят Браунинг и Гольдхаген, с большой долей вероятности можно сказать, что их было около 10%. На мой взгляд, точное значение процентного

соотношения не столь значимо - гораздо более важным является тот факт, что подавляющее большинство этих людей предпочло участие в расправах, несмотря на возможность отказаться от него без всяких негативных последствий и даже несмотря на то, что им было предложено отстраниться. Не существует подтверждений того, что хотя бы один немецкий солдат был казнен или арестован, потому что отказался убивать евреев. Большинство солдат знали о возможности «нет», однако почти все предпочли ответить «да».

Принимая во внимание все вышесказанное, совершенно необъяснимо, почему большинство полицейских 101-го батальона не отказались от участия в расправах, ведь этот отказ не имел бы негативных последствий, ставящих под угрозу их безопасность или карьеру. Никого насильно не принуждали к участию. И уж совсем непонятно, почему многие из тех, кто поначалу отказывался, в дальнейшем вызывались добровольно. В сущности, члены 101-го батальона не проявляли рвения и не были рады участию в расправах - многие впадали в депрессию. Существует множество примеров и диаметрально противоположных настроений 379 , но, по сути, от участия в расправах люди получали сильнейший физический и психический стресс. Зачем же они это делали? Браунинг приводит документы, неоспоримо свидетельствующие о том, что не антисемитизм был ведущим мотивом полицейских, и лишь 25-30% людей были членами НС

379

Наиболее шокирующий пример, когда группа артистов из Берлина, которые были приглашены исключительно для того, чтобы развлекать солдат, попросили об участии в расстреле евреев и получили на это разрешение. (Browning: Ordinary Men, s. 112.)

Большинство людей, впервые совершив убийство, испытывают сильнейший физический и эмоциональный стресс, однако с каждым следующим убийством этот стресс ощущается все меньше и меньше. Многие из 101-го полицейского батальона ужасно чувствовали себя во время и после резни в Йозефове. Это состояние объясняется еще и тем, что они в какой-то мере идентифицировали себя с жертвами. Огромное количество жертв - 1500 в Йозефове, а спустя месяц - 1700 в Ломазах и т.д., - скорее всего, привело к формированию образа однородной массы из жертв, которые больше не воспринимались как личности. Уже на следующей акции в Ломазах полицейские, по-видимому, не испытывают столь же сильных мук. Негативные эмоции быстро забывались большинством полицейских, вероятно, потому, что всякая идентификация с жертвами быстро терялась, -резня как таковая утверждала непреодолимую разницу между «нами» и «ними». Полицейские закостенели в жестокости. Обычно желающих пойти на задание было больше, чем требовалось, и это привело к возникновению соревновательности в «охоте на евреев». Они несколько более активно отказывались убивать еврейских женщин и детей, однако это вовсе не было непреодолимым препятствием. Число «ревностных» убийц увеличивалось с каждым разом, в то время как количество вынужденных становилось все меньше. Тем не менее самую большую категорию составляли люди, которые не рвались на задание и не отказывались от него, они просто-напросто выполняли приказ. Эти люди гораздо больше думали о себе, потому что должны были выполнять подобные задания, а не о жертвах, к которым они с каждым заданием испытывали все большее безразличие. Как бы невероятно это ни звучало, но, по-видимому, они не понимали, что их поступки являются злом. Один из полицейских говорил впоследствии: «В то время мы вообще об этом не задумывались. Только спустя много лет некоторые из нас осознали, что произошло». Эта бездумность обескураживает еще больше, чем в случае Эйхмана, ведь эти полицейские стояли лицом к лицу с жертвами, в то время как Эйхман находился вдали от места, где совершались преступления.

Позже полицейские ссылались на то, что не хотели вести себя как трусы, не хотели выделяться и т.д., но все это - безнадежные и неадекватные оправдания участия в массовом убийстве. Один из полицейских говорил об участии в расстреле как об истинной трусости, и это больше похоже на правду. Проще было идти и расстреливать, чем поставить себя вне большинства. Приоритет отношений с товарищами, принадлежности к группе был для них существенно выше, чем жизнь жертвы. Это объяснимо - но, разумеется, неприемлемо - только если жизнь жертвы изначально ценилась весьма не высоко.

Этого оказалось достаточно для того, чтобы Гольдхаген сделал вывод о ненависти, которую питали к евреем немцы из 101-го батальона, однако так ли это? Лишь о некоторых немногих из них можно сказать что-то подобное. Если проанализировать мотивы воюющих солдат, то станет ясно, что лишь немногие из них испытывают ненависть к врагу, а преданность по отношению к собственной группе, напротив, имеет несравнимо большее значение 380 . Эта преданность, по-видимому, имела большую значимость для солдат 101-го батальона, нежели ненависть к евреям. Кроме того, многие из них подчеркивают, что получили приказ и он должен был быть выполнен. Гольдхаген считает, что объяснить действия солдат 101 -го батальона можно, только отталкиваясь от специфической немецкой культуры. На мой взгляд, эта позиция ошибочна. В связи с этим можно обратиться к другому примеру из истории массовых убийств, а именно к тому, что произошло в Май-Лай 16 марта 1968 года. Лейтенант Уильям Л. Кэлли был старшим офицером и, следовательно, нес главную ответственность за кровопролитие, продолжавшееся на протяжении полутора часов. Тогда было убито 507 невинных людей, среди которых было 173 ребенка и 76 младенцев. Один только Кэлли убил 102 человека. В официальном рапорте говорится:«128 человек противника убито в бою». Во-первых, убито было не 128, а 507 человек, во-вторых, они были убиты не в бою, а, беззащитные, подверглись нападению,

и, в-третьих, они были не противниками в значении «вражеские солдаты», а простыми гражданскими. В глазах самого Кэлли он лишь выполнял приказ и делал то, чего ждут от хорошего солдата, и он не поверил своим ушам, когда услышал обвинение в массовом убийстве:

380

Во время Второй мировой войны около 30%солдат ВВС США говорили о ненависти к врагу, 27-38% пехотинцев убивали по причине этой ненависти - с другой стороны 60% солдат говорили, что главное - это преданность товарищам. В более поздних войнах, происходящих все больше дистанционно, эта тенденция только усилилась. (Bourke: An Intimate History of Killing, s. 157f.)

Я не мог этого понять. Однако я думал. Я думал: Могло ли случиться, что я поступил неправильно?

Я знал, война - это неправильно. Убивать - неправильно, я это понимал. Но я ушел на войну. Я убивал, но я знал, что еще миллион других людей делали то же самое. Я сидел там и не мог найти разгадку. Я видел перед собой людей в My Lai, тела, и это меня не беспокоило. Я обнаружил и уничтожил Viet Kong - в тот день я получил такое задание. Я думал: это не могло быть несправедливостью, иначе я чувствовал бы раскаяние.

Если заменить «Май-Лай» на «Йозефов», а «Вьет конг» на «евреев», мы получим то, что мог бы сказать любой солдат из 101-го батальона. Они также могли бы утверждать, что лишь исполняли приказ, что они «обнаружили и уничтожили» врага, что убивать - неправильно, но, несмотря ни на что, война есть война, и последнее, но немаловажное: немногие из них чувствовали раскаяние, которое подсказало бы им, что они поступали неправильно. Кэлли был далеко не одинок в своем толковании кровопролития в Май-Лай. Большинство из 105 солдат, участвовавших в тот день в расправе над 500 безоружными мирными жителями, заявляли, что просто выполняли приказ. Еще 15 офицерам и 9 рядовым, как и Кэлли, было предъявлено обвинение. Осужден был только Кэлли, и, несмотря на то, что его приговорили к пожизненному заключению за предумышленное убийство, его выпустили через три года под домашний арест. Дальнейшее расследование показало, что ситуация в Май-Лай не была исключительной, а разница между действиями полицейских 101-го батальона и солдат американского подразделения не так уж и велика. Некоторые американские солдаты были рады участию в этой резне, другим это было не по душе, они раскаивались. Один из солдат сказал, что не захотел выполнять задание, когда посмотрел в глаза вьетнамской женщине: «Что-то подсказало мне, что я не должен этого делать... но когда остальные начали стрелять, я тоже начал». Такое случалось ив 101-м полицейском батальоне. В Май-Лай мы видим ту же картину, что и в Йозефове: меньшинство отказывается - некоторые из них даже защищали мирных жителей и спасли немало жизней, - чуть большая часть уклоняется от исполнения приказа, стреляя в животных или сознательно промахиваясь, другие держатся в стороне, однако большинство выполняют задание без малейших возражений. Эти солдаты едва ли испытывали ненависть к вьетнамцам - они делали то, что им приказали. Кэлли утверждал, что в убийствах, совершенных им в Май-Лай, не было ничего личного, он только представлял интересы США. То же могли бы утверждать полицейские, направленные в Польшу, они лишь выполняли волю фюрера, не было ничего личного. Разумеется, они, и Кэлли, и его люди несли личную ответственность за свои действия, но они не чувствовали этой ответственности. Элиас Канетти точно описал это в труде «Власть и масса»:

Мы знаем, что люди, подчиняющиеся приказам, способны на ужаснейшие преступления. Когда источник приказов смолкает и их вынуждают оглянуться назад на все то, что они сделали, они не сознаются. Они говорят: я бы никогда такого не сделал. И они далеко не всегда сознают, что лгут. Когда их виновность подтверждена свидетелями, они колеблются, но продолжают утверждать: я не такой, я не мог этого сделать. Они пытаются найти объяснение внутри самих себя, но не могут. Диву даешься, как безразличны им их же собственные поступки. Их дальнейшая жизнь, действительно совсем иная, совершенно не затронута их преступлениями. Они не чувствуют себя виновными, они ни в чем не раскаиваются. Совершенное не проникло в их души.

Когда их призывают к ответу, они не чувствуют ответственности, скорее считают жертвой самих себя и поэтому не переживают по поводу истинных жертв. Когда ответственность не признает Кэлли - это одно, но когда ее совершенно не признают те, кто знает, что произошло, это непостижимо. Жестокие протесты, вызванные процессом над Кэлли, просто обескураживают. Протестовали не против нарушений, а против того, что солдат был привлечен к ответственности за выполнение своего долга. Когда Кэлли был осужден, в Белый дом за сутки пришло 100000 писем с протестами, а миллион пластинок с синглом «Боевой гимн лейтенанта Кэлли», написанным в поддержку Кэлли, разошелся всего за неделю. В 1970 году Time провела масштабное исследование, показавшее, что две трети опрошенных американцев не были возмущены резней в Май-Лай. Только 10% опрошенных считали, что Кэлли был обвинен справедливо, в то время как 80% опрошенных, считали, что это несправедливо. И все эти американцы были в курсе того, что произошло в Май-Лай, что 500 безоружных людей было убито.

Сколь мало произошедшее в Май-Лай обусловливала непримиримая ненависть к вьетнамцам, столь же мало действия полицейских 101-го батальона были обусловлены непримиримой ненавистью к евреям, на чем настаивает Гольдхаген. Нескрываемая неожиданно положительная общественная оценка действий Кэлли породила целый ряд исследований, в рамках которых как военным, так и гражданским американцам задавался следующий вопрос: если бы вы были военным и получили бы приказ расстрелять группу безоружных гражданских лиц, среди которых находились бы старики, женщины и дети, стали бы вы выполнять этот приказ? Совпадение результатов различных исследований просто поражает: около 30% опрошенных отказались бы стрелять, а 50-60% стреляли бы, поскольку отдан именно такой приказ. Если принять во внимание, что этот вопрос был чисто гипотетическим и что проще сказать, чем по-настоящему отказаться от выполнения приказа, то мы почти вплотную приблизимся к количеству полицейских 101-го батальона, участвовавших в расправах над евреями в Польше.