Философия

Кириленко Г Г

1 Бердяев Н. Опыт эсхатологической метафизики, Париж, 1947. С. 18.

346

Дуализм кантовского мира в эсхатологической перспективе Бердяева трансформируется в "монизм наступления Царства Божьего", куда ведет Богочеловечество. Пока, говорит он, в этом феноменальном мире есть лишь прорывы духа в область сущностей, абсолютных истин. Когда мир сущностей раскроется до конца - это будет конец феноменального мира и наступление Царства Божьего. Но оно приходит неприметно, поскольку его "мы касаемся в каждом творческом акте духа", это не эволюция и не революция, а "неприметные процессы", нуждающейся в вере. Постоянный прорыв к духу истины, добра, красоты и есть становление Богочеловечества как цели существования этого земного, многогранного мира.

Философия Бердяева - апофеоз человеческой свободы, стремление к освящению творчества. Только творя, человек уподобляется Богу. Поэтому у Бердяева - религиозного христианского философа - теологическая мысль имеет своим центром не личного Бога, не Бога - Предвечного Вседержителя,

который, по его мнению, существует "в порядке объективной необходимости". Бог Бердяева - Тайна, которая приоткрывается во всяком свободном акте человека. Его Бог не реальность, но - сверхреальность символа, который "высвечивает путь человека к творчеству. Для Бердяева Бог как высшая ценность есть удачно найденное именование главной интуиции античности - триединства истины, добра, красоты. Бог Бердяева - философема, она - высшая трансценденция, сопряжение с которой сообщает человеку смысл истинности (неистинности) его собственного существования. Бердяеву ближе, по его собственному признанию, "миф Богочеловечества Христа". В идее пронизанности тварного духовным, творческим и в постоянном расширении свободы, достоинства человека заключается гуманизм теологии Бердяева.

Метафизика Бердяева, по его же словам, невозможна как логика понятий, она "возможна лишь как символика духовного опыта". Борьба субъекта и объекта, свободы и необходимости, смысла и бессмыслицы на языке метафизики есть символическая борьба, которая в "этом" дает знаки "иного". Поэтому в целом "прорывы" в область человеческих истин возможны путем "символа" и "мифа". Само " живое знание ", говорит Бердяев, мифологично, поскольку за "конечным" оно видит "бесконечность", которая "дает о себе знать". Бердяевская идея свободы и творчества, обращенных будущему, к Царству Божию, к "обожению" тварного в человеке могла быть раскрыта только символически. И сам Бердяев признает, что

347

его "эсхатологическая метафизика" есть символика этого опыта. В целом философская методология Бердяева - "телеологический символизм", который срастается с символизмом евангельского христианства. Само христианство в интерпретации Бердяева становится импульсом к мифологическому творчеству в мире, в настоящем которого ничего изменить нельзя, любые попытки воплотить идеал - безнадежны. Здесь все обращено не к прошлому настоящего и не к настоящему будущего. Но к будущему, оторванному от настоящего-прошлого, к будущему - убегающему зеркалу, "в наступление которого остается только уверовать". В автобиографическом документе собственной самосознающей рефлексии Бердяев как бы резюмировал: "Я пытался создать миф о человеке... Моя всегдашняя цель не гармония и порядок, а подъем и экстаз... Мир есть, прежде всего и больше всего, - страсть и диалектика страсти... Тоска вызывается не только смертью, которая ставит нас перед вечностью, но и жизнью, которая ставит нас перед временем" [1].

1 Бердяев Н. Самопознание. М. 1990. С. 281, 307.

Философия социального прагматизма (А.В.Луначарский и А.А.Богданов)

Богочеловечество, ставшее к началу XX века классической темой "русской идеи", в работах А.В.Луначарского трансформируется в "богостроительство", насыщенное энергией революционных социально-политических преобразований. A.B.Лyначарский (1875-1933) - философ-марксист, эстетик, публицист и драматург, первый нарком просвещения советской России. В ранних работах (А.В.Луначарский. "Очерк позитивной эстетики^ 1904; "Этюды критические и полемические", 1905; Р.Авенариус. "Критика чистого опыта в изложении А.Луначарского", 1905; "Религия и социализм", 1908-1911) основная проблема его размышлений - будущее, становящееся настоящим вопреки объективной логике истории. Луначарский считает, что социальному прогрессу высшую ценность придает стремление всего живого и, главное, человека привести жизнь к полному развитию и подъему. Стремление к совершенству - "душа религии"; действия, которые позволяют достичь расцвета жизни, - "религиозные действия", счи

348

тает Луначарский. Поскольку жизнь есть высшая ценность, следовательно, идея прогресса как безусловное жизнеутверждение есть начало религии. Поэтому, с точки зрения Луначарского, если Фейербах поднял антропологию до теологии, то Маркс и Энгельс придали экономическому развитию, социальному прогрессу "высокую идеалистическую ценность, можно сказать, религиозную ценность" [1].

1 Луначарский А. Атеизм. // Очерки по философии марксизма. Спб., 1908. С. 140.

В своих работах до 1917г. Луначарский обосновывает идею, согласно которой марксизм есть "философия религиозная", поскольку продолжает религиозные искания пути к совершенной жизни. Проблемы личности, ее взаимоотношений с обществом Луначарский пытается решить одновременно с точки зрения и теоретического разума, и - практического, ценностного сознания. К философам прошлого (Чернышевскому, Канту, Ницше, Соловьеву и др.) он относится как к наиболее типичным выражениям субъективной устремленности человека, как к "ориентирующей психологии", как к системе ценностных ориентаций, к "настроению". Это ведет к тому, что он и сам целенаправленно строит философию практического сознания. Здесь - корни социальной мифологии Луначарского.

Он прекрасно понимает состояние массового сознания в период социальных катаклизмов: когда разрушению подвергаются старые устои, а очертаний нового

уклада еще не видно - вера примитивно-религиозная становится богатым резервуаром человеческих сил для движения, направленного против основ существующего порядка. Массы начинают черпать из эсхатологии значительную часть собственных утверждений и инициатив. Именно эсхатология вселяет дух наступательности и готовности рисковать. А эти качества в революции (особенно если прочность ниспровергаемого строя достаточна) всегда необходимы. Ощутить человеку массы себя не "винтиком" в механизме социальности, но творцом, обладающим бесконечными возможностями, "богом" вот цель усилий Луначарского. В этом стремлении он схож с Бердяевым, и на этом их сходство заканчивается. У Бердяева Богочеловечество - мерцающий символ в бесконечности времени, это - "убегающее зеркало". Главное движение к нему, творческий активизм. У Луначарского - человек должен почувствовать себя богом и, засучив рукава, "здесь, сейчас, сразу, вместе" начать строить "царство небесное" на земле.

349

Луначарский отстаивает убеждение, что после "смерти Бога", которую провозгласил Ницше, человек становится на его место. Осознание собственной свободы делает человека открытым для счастья. Богочеловек Луначарского - это не тот человек, который встречается "сплошь и рядом", но - человек с возможностями, с "творческим потенциалом". Главное - открыть их в себе, уверовав в себя - развить их. В этом состоит "новая религиозность". Человека "новой религии" Луначарского характеризует: 1) желание собственного интегрального развития. Но это возможно лишь в коллективе, в обществе, преобразованном пролетариатом; 2) стремление к счастью, возможное в совместной, коллективной деятельности. Достижение счастья как высшего идеала человеческой жизни приводит к социализму, где человек человеку друг и радость; 3) стремление совершить нечто социально-значимое, полезное. Результатом явятся "потребность в совместном труде и "великие чувства".

Луначарский защищает идею предрасположенности человека к духу коллективности. Социализм как "религия подлинного коллективизма" отвечает человеческому призванию. В статье "Вопросы морали и Метерлинк" Луначарский писал: "Группа лиц объединяется здесь в нечто солидарное, целостное, а главное, соединяется воедино с данной личностью, с единицей. "Я" чувствует ярко и непосредственно радости и гордости этого "мы", этого большого "я". "Мы" рождается из естественной родовой группы и ее сотрудничества и растет: оно постепенно обнимает собою племя, город, нацию, наконец, все человечество; оно живо, ярко - эмоционально сопричисляет человека к различнейшим группам: семье, секте, партии и т.п. Оно в тысячу раз увеличивает поверхность ощущений, оно дает возможность радоваться победам, которые осуществляются лишь через столетие после смерти " маленького я ", жить жизнью давно погибших поколений, которые тоже принадлежали к "мы", составляли его часть" [1]. Установку сознания на то, что "я" находится внутри "мы", Луначарский называет "макропсихическим индивидуализмом, широкосердечием", в отличие от традиционного индивидуалистического эгоизма, который хотя может быть разумным, но все же является "микропсихикой, узкосердечием".

350

1 Луначарский А. Этюды критические и политические. М., 1906. С. 175.

"Макропсихический индивидуализм", по мысли Луначарского, расширяя жесткие рамки существования реального индивида, позволяет ему компенсировать индивидуальную смерть чувством расширения "я" до великого "мы", чувством "сотрудничества в великом строительстве". Историческая самотрансцендентность (" любовь к дальнему ") и направленность к другому "я" ("любовь к ближнему") занимают особое место в "коллективном индивидуализме". Богостроительство Луначарского, с его постоянным вращением вокруг проблемы бессмертия и верой в возможность преодоления индивидуальной смерти, находится в цепи давней историко-философской традиции. Со времен Р.Декарта, Р.Бэкона, Ж.Кондорсе идея продления жизни постоянно включается в теорию. В этом пункте богостроительство Луначарского является своеобразной "религией прогресса". "Спасение от смерти, - пишет он, - это перенесение центра тяжести с себя самого, со своего психического "Я" на великое "Мы", на творческое, борющееся, прогрессивное человечество". Чтобы сделать вероятным и очевидно убедительным преодоление смерти путем расширения "Я" до "Мы" и "Мы" как настоящего, "великогоЯ", Луначарский пытается найти аргументы у Эрнста Маха. У последнего "Я - не что иное, как определенное множество элементов", существующих в определенной комбинации. При индивидуальной смерти разрушается исключительно комбинация, сами же элементы (например, составные части опыта) остаются. Проблема бессмертия решается с помощью содержимого "элементов Я": индивидуальная смерть высвобождает их из комбинации "Я", но они продолжают существовать, сохраняя свое содержание, которое освобождается от "несущественных личных воспоминаний". Элементы входят в новые комбинации "Я" индивидуумов. Непрерывностью "элементов" совершается прорыв индивида к безличной, "сверхличной жизни". Добавить нечто к сумме таких элементов является величайшим счастьем художника, исследователя, изобретателя, социального реформатора. Таким образом, любой вклад в обогащение "содержания элементов" является вкладом в преодоление смерти. "Победа над смертью" растет с увеличением "содержания, то есть - с коллективным опытом... Бессмертие обретается в виде (в человечестве - авт.)". Богочеловек Луначар