Философские трактаты
Шрифт:
VII. (13) Но это заключение для тебя, Хрисипп, никак не приемлемо, и в этом пункте у тебя с Диодором наибольший спор. Ибо он говорит, что только то может совершиться, что или истинно, или должно стать истинным. И то, что состоится в будущем, необходимо должно состояться, а то, что не состоится, то, считает он, и не может состояться. А ты, Хрисипп, говоришь, что может состояться и то, что не состоится. Например, может разбиться эта гемма [974] , хотя этого никогда и не произойдет. Ты считаешь, что не необходимо было, чтобы Кипсел [975] стал править в Коринфе, хотя это за тысячу лет было предсказано оракулом Аполлона. Но если ты действительно вполне доверяешь этим божественным предсказаниям, то ты вынужден признать и то, что все, что будет ложно сказано о будущем, не может состояться. Так, если бы, например, сказали, что [Сципион] Африканский овладеет Карфагеном [976] ; и если это истинно было бы сказано о будущем, и это так и произошло бы, то ты должен был бы признать это необходимым. (14) Но это все мнения Диодора, расходящиеся с вашими. Ибо если считать истинным высказывание вроде «Если ты родился при восходе Сириуса, то не умрешь в море», то первая часть в нем — «родился при восходе Сириуса» — бесспорно необходима (так как все истинное в прошлом необходимо, — это и сам Хрисипп признает, расходясь во мнениях со своим учителем Клеанфом, — необходимо, потому что его невозможно изменить, нельзя ведь истинное в прошлом превратить в ложное); если, стало быть, то, что содержится в первой части этого целого, есть необходимое, значит, и то, что за ним следует, также необходимо. Однако Хрисипп не признает это необходимым во всех случаях. А если существует естественная причина того, почему Фабий не умрет в море, то для Фабия смерть в море невозможна.
974
Эта гемма —
975
Кипсел — коринфский тиран (VII в.). Ср.: Геродот. История, V, 92.
976
В действительности Сципион Африканский овладел Карфагеном (146 г.), и город был разрушен.
VIII. (15) Тут Хрисипп, вспыхнув, может возразить, что халдеи и другие прорицатели допускают ошибку, выражая таким образом свои основоположения; они должны были вместо: «Если кто родился при восходе Сириуса, тот не умрет в море» — лучше выразиться так: «Нет такого человека, который бы и родился при восходе Сириуса, и умрет в море». Забавная вольность! Чтобы не столкнуться с Диодором, он учит халдеев, как им следует излагать свои правила. Спрашивается, однако, если халдеи станут так высказываться, что предпочтут отрицания неопределенных связей [вещей] самим неопределенно связанным вещам, то почему бы так не поступить и врачу? Или геометру? Или другим? Скажем, врач выскажет то, что ему известно из его искусства, не так: «Если у кого пульс бьется [977] вот таким образом, то у того лихорадка», а лучше так: «Нет такого человека, у которого пульс бился бы вот так, и который не болел бы лихорадкой». А геометр скажет не «В шаре наибольшие окружности пересекаются посредине», а «Нет таких наибольших окружностей в шаре, чтобы не пересекались посредине». (16) И есть ли что-нибудь взаимосвязанное, в чем нельзя было бы этим способом перейти к отрицанию связей [978] . Но ту же самую вещь можно преобразовать и другими способами. К примеру, я сказал: «В шаре наибольшие окружности пересекаются между собой посредине», а могу сказать: «Если в шаре будут наибольшие окружности…», могу сказать: «Так как в шаре есть наибольшие окружности…», и еще многими способами можно выразиться, но ни один из них не будет превратнее того, который Хрисипп советует применить халдеям в угоду стоикам.
977
У кого пульс бьется — Ср.: Цицерон. О природе богов. II, 138.
978
Ср.: Цицерон. Топики, XIV.
IX. (17) Только никто из халдеев так не выражается, потому что, право же, заучить эти речевые выкрутасы потруднее, чем восходы и заходы созвездий.
Но обратимся к проблеме, так занимающей Диодора, — проблеме, которую называют ; в ней исследуется, какое значение имеет то, что может произойти. По мнению Диодора, только то может произойти, что либо истинно в настоящем, либо будет истинным в будущем. Утверждать так, значит, утверждать, что не происходит ничего такого, что не было необходимо, и что все, что может произойти, то или уже произошло, или произойдет в будущем. А это значит, что не более возможно изменить истинное в ложное из того, что произойдет в будущем, чем из того, что уже произошло. Но в отношении уже происшедшего эта невозможность очевидна, а в отношении будущего, поскольку оно скрыто от нас, это неясно. Так, применительно к человеку, которого постигла смертельная болезнь, истинным будет: «Этот человек умрет от этой болезни». Но то же самое, если это истинно сказано о человеке, на котором сила болезни не так отразилась, все же должно произойти. И выходит, что и в будущем также ничего невозможно изменить из истинного в ложное. Ведь [выражение] «Сципион [979] умрет» имеет такую силу, что хотя оно высказано о будущем, однако оно не может быть обращено в ложное: ведь оно высказано о человеке, а человек необходимо должен умереть. (18) А если бы было сказано: «Сципион умрет ночью, в своей постели, насильственной смертью», то это тоже было бы истинное высказывание, ибо было бы сказано, что произойдет то, что должно было произойти. А то, что это должно было произойти, доказывается тем, что это действительно произошло. Так что «умрет Сципион» было не более истинным, чем «умрет таким вот образом»; умереть Сципиону было неизбежно, и не менее неизбежно было ему умереть именно таким образом. «Сципион был убит» не может быть изменено из истинного в ложное, и точно так же не может быть изменено «Сципион будет убит». Но хотя это так, все же напрасно Эпикур, испугавшись судьбы, стал искать защиты у атомов, сбил их с прямого пути [980] и вместе с тем допустил сразу две непостижимые вещи: во-первых, что что-то может произойти без причины, из чего следует ведь, что из ничего может произойти нечто, а этого ни сам Эпикур, ни другой какой физик не может допустить [981] ; во-вторых, что когда два атома (individua) несутся через пустоту, то один из них движется по прямой, а другой отклоняется. (19) Ведь Эпикуру, если бы он согласился с тем, что всякое высказывание либо истинно, либо ложно, можно было бы не опасаться, что все необходимо происходит в силу судьбы. Не в силу вечных причин, проистекающих из естественной необходимости, является истинным то, что высказано в словах «Карнеад поступил в Академию», но и не вовсе без причин. Есть ведь разница между причинами, случайно предшествующими, и причинами, заключающими в себе природное воздействие [982] . Так, всегда было истинным высказывание «Эпикур умрет, прожив семьдесят два года, при архонте Пифарете», но вовсе не фатальны были причины, почему это произошло; но так как это событие произошло именно так, то верно, что оно произошло так, как должно было произойти. (20) Те, которые утверждают, что будущее невозможно изменить и что невозможно истинное будущее превратить в ложное, вовсе не утверждают этим необходимость судьбы. Они только разъясняют значение слов. Но те, которые вводят [для объяснения] извечный ряд причин, те отнимают у человека свободную волю и превращают его в раба судьбы.
979
Речь идет о Публии Корнелии Сципионе Эмилиане (185—129), разрушителе Карфагена, который не болел и однажды был найден мертвым в своей постели. Распространились слухи, что он отравлен политическими врагами.
980
Цицерон имеет в виду учение Эпикура о самопроизвольном отклонении атомов. Ср.: О природе богов, I, 69; Лукреций, О природе вещей, II, 251; II, 217.
981
Ср.: Лукреций. О природе вещей, I, 151; II, 243.
982
Ср. Цицерон. Топики, XV.
X. Об этом достаточно, рассмотрим другие вопросы. Заключает Хрисипп еще следующим образом: «Если есть движение без причины, то не всякое высказывание, что диалектики называют , будет либо истинным, либо ложным. Ибо то, что не имеет действующих причин, то не будет ни истинным, ни ложным. Но всякое высказывание или истинно, или ложно. Следовательно, нет движения без причины. (21) А если это так, то все, что происходит, происходит по предшествующим причинам. А если это так, то все производится судьбой. И, стало быть, доказано, что все, что происходит, происходит в силу судьбы».
На это я отвечу, во-первых, что если бы у меня была охота в чем-то согласиться с Эпикуром и, в частности, с его утверждением, что могут быть высказывания ни истинные, ни ложные, то я бы скорее пошел на такую крайность, чем согласился с тем, что все происходит в силу судьбы. Потому что мнение Эпикура еще заслуживает обсуждения, но Хрисиппа — [решительно] неприемлемо [983] . Хрисипп изо всех сил старается доказать, что всякая «аксиома» или истинна, или ложна. Эпикур опасается, что если согласиться с этим, то придется согласиться и с тем, что все, что происходит, происходит в силу судьбы, потому что если одно из двух извечно истинно, то оно также достоверно, а если достоверно, то также необходимо. Таким образом, считает он, утверждается и необходимость и судьба. А Хрисипп точно так же боится, что если он не будет поддерживать мнение, что всякое высказывание либо истинно, либо ложно, то ему не удержать и утверждения, что все происходит в силу судьбы и от вечных причин будущих вещей. (22) Но Эпикур считает, что отклонением атома можно избежать необходимость судьбы. И вот у него родился некий третий вид движения, помимо тяжести и толчка [984] . Атом у него на чуточное расстояние отклоняется (он это называет ). Что это отклонение происходит без причины — это он вынужден признать если не на словах, то на деле. Ведь атом от атома отклоняется не от толчка (plaga). Да и как один из них может толкнуть другого, если отдельные атомы, по Эпикуру, несутся под влиянием своей тяжести отвесно, по прямым линиям. Следовательно, если один атом от другого никогда не отталкивается, то один другого также и не касается. И получается, что даже если есть атомы и их отклонение, то они отклоняются без всякой причины. (23) Эту идею Эпикур придумал вследствие того, что опасался, как бы, допустив вечное, естественное и необходимое движение атомов от тяжести, не лишиться нам всякой свободы действий, поскольку и движения нашей души также определяются воздействием на нее движения атомов. Но сам изобретатель атомов, Демокрит, предпочел признать, что все происходит по
983
Неприемлемо — Ср.: (40).
984
Ср.: Диог. Лаэрт., X, 61; Лукреций. О природе вещей, II, 83; II, 185.
XI. Остроумнее оказался Карнеад, который показал, что эпикурейцы могли бы защитить свое дело без этого выдуманного отклонения. Ибо если бы они учили, что душе могут быть присущи некие самопроизвольные движения, то это была бы для них, конечно, лучшая защита, чем вводить отклонение, тем более что причины его они отыскать не могут. Защищаясь таким образом, эпикурейцы могли бы легко отразить Хрисиппа. Потому что согласившись с ним, что никакое движение невозможно без причины, они могли бы отвергнуть его утверждение, что все происходящее происходит по предшествующим причинам, ибо наша воля не нуждается во внешних и предшествующих причинах. (24) Когда, используя ходовые выражения, мы говорим: «Такой что-то желает, или не желает, беспричинно», то мы хотим этим сказать — «без внешней и предшествующей причины», а не без всякой. Это так же, как когда мы говорим: «Сосуд пустой», то мы вкладываем в эти слова иной смысл, чем те физики, для которых пустоты не существует. Мы подразумеваем, что в сосуде нет, скажем, или воды, или вина, или масла. Вот и когда мы говорим о беспричинном движении души, то имеем в виду отсутствие предшествующих внешних причин, но не вовсе без причины. О самом ведь атоме, который движется через пустоту его же собственным весом и тяжестью, можно сказать, что он движется без причины, поскольку на него извне не действует никакая причина. (25) Но чтобы физики всех нас не высмеяли за слова, что нечто происходит без причины, нам следует поправиться и сказать так: «Природа самого атома такова, что он движется своим весом и тяжестью, и это и есть та самая причина, по которой он так движется». Подобно этому не следует искать внешних причин самопроизвольных (voluntarii) движений души. Ибо этим движениям свойственна такая природа, что они в нашей власти и нам повинуются. Но они не беспричинны. Причиною их является сама их природа. (26) А если так, то мы вполне можем признать, что всякое высказывание либо истинно, либо ложно. Но почему это обязывает нас признать также власть судьбы над всем, что происходит в мире? На это Хрисипп отвечает: потому что никакое будущее событие не может быть истинным, если оно не имеет причин, в силу которых оно должно произойти. Следовательно, то, что истинно, необходимо должно иметь причины и, таким образом, то, что происходит, происходит в силу судьбы (fato evenerint).
XII. Вопрос исчерпан, Хрисипп, если, конечно, тебе необходимо согласиться с тем, что или всем управляет судьба, или что-то может произойти без причины. (27) Но неужели высказывание «Сципион захватит Нуманцию» [985] может считаться истинным только в том случае, если сцепление причин, идущих от вечности, обусловило это происшествие? Разве оно не могло бы быть ложным, если бы было высказано шестьсот веков тому назад? А если тогда высказывание «Сципион захватит Нуманцию» не было бы истинным, то и сейчас, когда этот город уже разрушен, не является истинным высказывание «Сципион захватил Нуманцию». Потому что разве может что-нибудь произойти, о чем не истинно было бы сказано, что это произойдет? Как мы называем истинным в прошлом то, что действительно произошло в какой-то момент прошлого, так же мы назовем истинным будущее событие, если оно состоится в какой-то последующий момент. (28) Но если мы и должны признать, что всякое высказывание либо истинно, либо ложно, то из этого не следует, что все происходящее вызывается неизменными и вечными причинами, которые исключают то, чтобы какое-либо событие произошло иначе, чем должно было произойти. Есть ведь и случайные причины, такие, которые позволяют считать высказывание вроде «Катон придет в сенат» истинным, хотя эти причины не включены в природу вещей и в мир. И хотя будущее, если оно истинно, так же невозможно изменить, как и прошлое, не следует из-за этого пугаться судьбы или необходимости.
985
Нуманция — город в Испании, в 133 г., после долгой осады, был захвачен Сципионом Африканским Младшим и разрушен до основания.
Необходимо признать, что если высказывание «Гортензий прибудет в Тускулан» не истинно, то, следовательно, оно ложно. Эпикурейцы, те, правда, считают, что высказывание может не быть ни истинным, ни ложным, но это невозможная вещь. Не запутает нас также и так называемый ленивый софизм , как его называют философы, которому если подчиниться, то надо вообще отказаться от всякой активности в жизни. Они ведь, эти философы, так рассуждают: «Если тебе суждено выздороветь от этой болезни, то возьмешь ли ты врача или не возьмешь, выздоровеешь. (29) А если тебе суждено не выздороветь от этой болезни, то возьмешь ли врача или не возьмешь, не выздоровеешь. То и другое — от судьбы. Следовательно, звать на помощь врача нет никакого смысла».
XIII. Этот вид умозаключений справедливо называют «ленивым» или «инертным», потому что при таком образе мыслей из жизни исключается всякая активность. Можно ведь, не употребляя слова «судьба», но придерживаясь этого хода мыслей, высказать следующее положение «Если от вечности было истинным «Ты выздоровеешь от этой болезни», то возьмешь ли врача или не возьмешь, выздоровеешь. Также если от вечности высказывание «Ты от этой болезни выздоровеешь» было ложным, то возьмешь ли врача или не возьмешь, не выздоровеешь» и так далее. (30) Хрисипп опровергал этот софизм. Есть, говорил он, в вещах кое-что простое и кое-что связанное (copulata). В высказывании «Сократ умрет в такой-то день» говорится о простом факте: определен день смерти Сократа независимо от того, предпримет ли что-нибудь Сократ или не предпримет. Но если кто предскажет: «У Лая родится Эдип», то в этом случае невозможно сказать: «Вступит ли Лай в сношение с женой или не вступит», потому что эти события связанные. Хрисипп их называет «соопределенными» (confatales); он называет их так потому, что так суждено, что Лай с женой должен будет совокупиться, и от этого Эдипу должно родиться. Это как если бы было сказано: «Милон [986] будет состязаться на Олимпийских играх», и тот, кто добавил бы: «Итак, будет ли у него соперник или не будет никакого — будет состязаться», совершил бы ошибку, потому что «будет состязаться» является связанным, ведь без соперника не может быть никакого состязания. И все подобные софизмы опровергаются таким же образом. «Возьмешь ли врача или не возьмешь — выздоровеешь» как раз является таким софизмом. Потому что обращение к врачу в такой же мере фатально, как и выздоровление. Эти события Хрисипп, как я сказал, называет «соопределенными» (confatalia). XIV. (31) А Карнеад все подобного рода [софизмы] не одобрял, а приведенный считал совсем непродуманным. И он прижимал стоиков [к стене] иным способом, без всяких хитростей. Вот как он рассуждал: «Если все происходит по предшествующим причинам, то, значит, все происходит в силу естественного, непрерывного сцепления и переплетения причин; и если это так, то всем вершит необходимость. А если это верно, то ничто не в нашей власти. В действительности же кое-что в нашей власти. А если бы все совершалось судьбой, то это означало бы, что все происходит по предшествующим причинам. Значит, не всё, что происходит, происходит от судьбы». Невозможно этому рассуждению придать более сжатую форму. (32) Так как если бы кто захотел обратить это высказывание и сказать: «Если всякое будущее истинно от вечности, так что оно определенно так произойдет, каким образом должно произойти, то все необходимо происходит вследствие цепи взаимосвязанных и взаимопереплетенных естественных причин», то он этим ничего не докажет. Ибо есть большая разница, делает ли будущее от вечности истинным природная причина, или и без этой природной вечности можно понять, что то, чему предстоит произойти в будущем — истинно. Поэтому Карнеад говорил, что даже сам Аполлон может предсказать только такие будущие события, причины которых содержатся в природе, так как эти события должны необходимо произойти. (33) А по каким, например, признакам этот самый бог мог бы предсказать, что Марцелл (тот, что был трижды консулом) должен погибнуть в море? [987] Это событие, хотя и было истинным от вечности, но оно не имело действующих причин. Карнеад считал, что Аполлон не может знать даже прошлого, если от него не осталось никаких следов, никаких признаков; тем более — будущего. Узнать, что произойдет в будущем, можно, только узнав [подготовившие его] действующие причины. Так что Аполлон не мог бы предсказать, что Эдип убьет своего отца, потому что в природе вещей не было заложено никаких причин, в силу которых он необходимо должен был убить своего отца. Аполлон не мог предсказать ничего подобного.
986
Милон — прославленный древнегреческий атлет (родом из Кротона в Южной Италии), VI в.
987
Ср.: Цицерон. О дивинации, II, 14, примеч.
XV. Стоики, настаивающие на том, что все совершается судьбой, должны признавать и подобные оракулы, и все остальное, что относится к дивинации. Но для тех, кто ограничивается утверждением, что то, что должно произойти в будущем, истинно от вечности, — это признавать нет необходимости. Для них причина не то же самое, что для стоиков. Те более стеснены, у этих мысль не связана и свободна. (34) Потому что они, если даже соглашаются [со стоиками], что ничто не может произойти без предшествующей причины, но раз они считают, что эта причина не связана с извечной цепью причин, то что это дает [стоикам]? Ведь причина здесь та, что произвела то, чему она является причиной, как, например, ранение — смерть, нездоровая пища — болезнь, огонь — тепло. Итак, под причиной следует понимать не все то, что чему-то предшествовало, но что и предшествовало, и совершило то, чему было причиной. Например, то, что я вышел на поле, не было причиной, того, что я стал играть в мяч. И не Гекуба была причиной гибели троянцев, из-за того, что она родила Александра, и не Тиндарей, от которого родилась Клитемнестра, был причиной смерти Агамемнона. Ведь [если рассуждать, как стоики], то можно сказать, что путник, так как был хорошо одет, был причиной того, что разбойник его ограбил. Это вроде как у Энния: