Филумана
Шрифт:
Отдельного восславления заслуживает та своевременность, с которой гений княгини обеспечил восстановление двигательной функции ее телесности. Поскольку именно в это время к ней из страшной темноты протянулась та длань, коея и ранее указывала…
Нет, не так.
…направляла…
И это не вполне уместное слово – ибо кто может направлять великую княгиню, кроме нее самой?
…коея, по мере сил своих (не забыть добавить – слабых сил своих), оказывала некоторую помощь княгине в определении пути ея…
Вот это уже
Итак, помоляся перед сим важнейшим делом, направив мысли свои на благочестивое размышление, начнем же неспешную поэму о великом и необычайнейшем путешествии знаменитой и прославленной во всех веках и народностях светлой княгини Шагировой по непроходимой хляби…
Стоп, что это я мелю?
Вокруг по-прежнему не было видно ни зги, но я поняла, что мы с моим проводником выбрались из песчаных недр на воздух.
Неумолчный шелест песчинок исчез. Я смогла подняться с карачек, выпрямиться во весь рост. И даже дышать стало совсем легко.
Проведя рукой по лицу, я убедилась, что никакая защитная пленка меня больше не окружает, все естественные отверстия телесности открыты, и вообще – тьфу!… Что это на меня нашло – там, в глубине пустохляби, – что я занялась вдруг мысленным самовосхвалением? Взахлеб! Да еще и разделение там было какое-то: на меня великую и пресветлую… тьфу ты, опять! В общем, разделение на меня и мою телесность. Это что еще за фокусы?
Тонкая слабенькая ладошка ткнулась в мою. Высокий детский голосок произнес:
–Ди!
В полной темноте существо вновь потянуло меня вперед. Даже вперед и вверх – мы явно поднимались выше, шагая по неровной, усеянной острыми камешками тропинке. Было холодно и как-то промозгло – Ось! – предупредил голосок, но я не успела среагировать и больно задела бедром за острый камень.
– О, черт, больно! – поделилась я новостью со своим проводником, потирая ушибленное место.
– Бобо, – согласились со мной.
Потрогав камень, посягнувший на великую и пресветлую… Ну вот же привяжется такое! Короче, прикосновение к углу убедило меня, все правильно, мы в пещере. Наверно, одной из тех, которые тянутся под Киршагским кремлем на многие километры. И где мы, сравнительно недавно, так замечательно путешествовали с Бокшей.
– Эх, Бокша, Бокша, – со вздохом проговорила я.
Успел ли ты в кремль, спас ли моего сына? Судя по тому, что к нам из Киршага спешили всадники, – успел. Но хотелось бы знать наверняка – Бок-ша, – старательно и почти правильно произнес голосок из темноты.
– Ты знаешь Бокпгу? – заинтересовалась я. – Или просто повторяешь за мной?
– Ди! – голосок прозвучал весьма требовательно, и меня потянули дальше. – Ну, идем, идем, – согласилась я, стараясь быть вежливой с незнакомым существом.
Четыре крутых поворота миновали мы в молчании. Я только тихонько ойкала, вновь сталкиваясь с каменными преградами.
Вдруг существо дернуло меня за ладонь
–Льзи!
– И что сие слово должно обозначать? – спросила я. – Не имею ничего против, но против чего?
– Льзи, – повторили мне. Голос, несомненно, выдавал раздумье.
Уже хороший показатель. Меня не принуждают, а пытаются объяснить.
– Мне что-нибудь полизать? – предположила я.
– Льзи!
Обладатель детского голоса, кажется, принял решение перейти на невербальный способ общения: к одной маленькой ладошке присоединилась вторая, и обе тянули меня за руку вниз.
Я опустилась на корточки.
– Льзи! – это был приказ. Ладошки тянули меня еще ниже.
– Ползи? Ты это хочешь мне сказать?
– Льзи! – в очередной раз повторил голосок, но мне показалось, что на этот раз его обладатель улыбался.
– Ну вот, ползу, – сообщила я, становясь на колени. И, наклонив голову, двинулась вперед.
– Льзи! – истошно закричали мне, а потом что-то тяжелое мягко, но неотвратимо надавило на затылок.
Через некоторое время я вновь увидела темноту.
Я лежала лицом вниз на мелкой каменной крошке. Представляю, как после такого лежания должно выглядеть мое лицо! Но спасительная темнота надежно скрывала все под своим непроницаемым пологом.
Попробовав затылок, я, к собственному удивлению, никакой шишки не обнаружила. Странно. Удар был приличный, да и без сознания я валялась – где же последствия? Голова даже не болела.
Зато (видимо, компенсируя отсутствие последствий) причина моего позорного падения находилась по-прежнему тут.
А мой провожатый, похоже, так и просидел рядом, ожидая, пока я приду в чувство. Едва же я вознамерилась подняться, как строгий детский голос приказал: – Льзи!
Маленькая ладошка категорично прижала меня лицом ко все той же каменной крошке.
– Да льзу, льзу! – ворчливо ответила я и по-пластунски двинулась вперед.
На сей раз ничего страшного не стряслось. Кроме, может быть, того, что я исцарапала все открытые участки тела. Включая и руки, и нос. Утешало одно – судя по звукам, мой проводник тоже полз рядом. Пыхтя и отдуваясь.
– Долго еще ползти? – наконец не выдержала я, останавливаясь.
– Да, – был ответ.
– Ну тогда давай хоть отдохнем, – попросила я.
– Да, – сказали мне.
Полноценной беседой это назвать было трудно, но какое-то взаимопонимание между нами, безусловно, установилось. Мы полежали, переводя дух.
– Льзи? – поинтересовалось существо.
– Ну, поползли, – согласно вздохнула я. Когда желание ползти у меня почти полностью выдохлось, я снова поинтересовалась: – А теперь – долго еще?
И неожиданно услышала хорошую новость: – Не, – сообщило существо.
– Ты хоть скажи, когда можно будет вставать! – попросила я. – Чтоб зря не надрываться! Ох!