Финансист
Шрифт:
– О, милочка, они будут лежать так, как я скажу.
Я повертела головой, перевела взгляд с одного парикмахера на другого и пожала плечами.
– Ладно.
Андрэ отошел развести краску, а Джульет, ухмыляясь, ткнула меня в бок.
– Что? – огрызнулась я.
– Ты назвала его Кеном.
– И? Его так зовут.
– Ты всегда называла его Пижамой.
– Ну, это было раньше, когда он все время ходил в пижаме.
– Балда, это был спортивный костюм, – фыркнула Джульет.
Если Джейсон был для меня как будто братом, то Джульет –
Я сложила руки на груди.
– Неважно. У меня тоже есть штаны на резинке. Я покупаю такие в отделе пижам в «Таргете», потому что это долбаные пижамы.
Джульет и ее мастер захихикали.
– Ну, так если он больше не Пижама, что же он носит теперь?
Фыркнув, я уставилась в зеркало перед собой, пытаясь послать своему парикмахеру телепатический призыв поспешить с этой своей краской.
– Ну, не знаю… Не пижаму. Типа… галстук.
Выражение на лице Джульет с веселого сменилось на озадаченное.
– Галстук? С каких это пор тебе нравятся парни в галстуках? Тебе всегда нравились те, которые выглядят так, будто они грабят парней в галстуках. Под дулом пистолета.
Я против воли рассмеялась.
– Я в курсе. Но ты просто его не видела. Это был не просто костюм с галстуком. Это было… не знаю… круто.
– Господи.
– Ну что?
– Он может стать твоей местью!
– Нет. Кен? Он же совсем не мой тип. Он не пьет, не курит, у него ни тату, ничего. Его, небось, ни разу не арестовывали.
Мастер Джульет хихикнула.
– Детка, тебе точно нужен другой тип.
Джульет поглядела на нее.
– Что ей нужно, так это месть. Всем известно, нет лучше способа пережить мужика, чем завести нового.
– И новую стри-и-и-ижку! – Появился Андрэ с миской, полной бордовой жижи. Он резко отвернул мое кресло от Джульет, и наш разговор оборвался.
Пока он там колдовал, мои мысли вернулись к Кену. Надо было признать, что единственным моментом за прошлые шесть недель, когда я не перебирала в памяти все печальные детали нашего с Гансом разрыва, были те несколько минут, что я провела вчера с Кеном.
Но разве с ним можно всерьез встречаться? Ну, в смысле он же Пижама. У нас нет ничего общего. Да и кроме того, я его почти не знаю. Ну ладно, я знаю почти всех его друзей, и где он работает, и что мы с ним ходили в одну школу, и что он бросил футбольную команду, потому что ему не нравилось, что на него орал тренер. Еще я знала, что он путешествовал по Европе и был во всех музеях, куда хотела бы попасть я, и что он знает о Древнем Египте и истории больше, чем я, потому что он помогал мне готовиться к экзаменам. И я точно знала, что Кеннет Истон не пьет, не курит, не употребляет наркотики, не ест шоколад, не признает праздников, дней рождений, обнимашек, нормальных отношений и даже фразу «Спаси Бог», потому что он упрямый,
Так почему я не могу перестать о нем думать?
Три часа спустя вся голова Джульет была в длинных тугих черных косичках; а у меня было гладкое, остроугольное бордовое каре; а все в этой парикмахерской теперь наверняка умрут от рака – столько всякой химии пришлось вылить на мою голову, чтобы избавиться от кудряшек.
Мы с Джульет обнялись на прощание на парковке и разошлись по машинам, я – в свой десятилетний черный «Мустанг», на котором когда-то, еще до того как смогла покупать себе сигареты, гоняла на треке за деньги, а Джульет – в старый минивэн, который ей отдала мама, когда она в шестнадцать лет забеременела от своего дружка-наркодилера.
Ах, добрые старые времена.
Теперь же мы с ней были двумя уставшими одинокими женщинами, тратящими все свое время только на то, чтобы прорваться сквозь учебу.
Но теперь у нас хотя бы были потрясные прически.
Мы с сияющими улыбками и сигаретами в руках одновременно выехали с парковки у парикмахерской. Джульет повернула на шоссе направо, в сторону маминого дома, где жила со своим четырехлетним сыном. Я свернула налево, направляясь в сторону опиумной курильни, которую называли домом мои предки-хиппи.
С каждой новой милей я чувствовала, как депрессия, с которой я боролась все время после разрыва с Гансом, поднимает голову и покусывает краешки моего сознания.
«Только поглядите на Биби, вся такая из себя, а ехать ей некуда», – дразнилась она.
Я включила радио.
«Одна только трата денег».
Я сменила станцию с поп-музыки на хард-рок.
«Ради кого ты стараешься, а?»
Я прибавила громкость.
«Ради родителей? Все равно сегодня вечером ты больше никого не увидишь».
Как раз когда я начала раздумывать, вывернуть ли мне рычажок громкости на полную мощность или же рулевое колесо вбок, вмешалась Вселенная.
– Цирк дю Солей объявил, что его фирменное желто-голубое Большое Шапито возвращается в Атланту этой весной с «Варекай», его последним представлением. Глубоко в лесу, у подножия вулкана, существует потрясающий мир – мир, где возможно все. Этот мир называется… «Варекай». Премьера «Варекай» состоится 6 марта, но продажа билетов начинается уже сейчас.
Прежде чем я успела придумать план или хотя бы задуматься, я выхватила из сумки телефон и прижала его к уху плечом.
– Что за…
– Джейсон! – заверещала я. – Мне надо, чтобы ты прямо сейчас позвонил Кену, дал ему мой телефон и сказал, что он ведет меня в Цирк дю Солей!
– Какая стри-и-и-ижка! – воскликнула мама, едва я успела войти в дом. Помахав мне из кухни, она подошла и потрепала мой новый бордовый боб. – Ой, он такой прекрасный, блестящий и прямой. Пообещай, что больше не будешь его сбривать.