Финансы Великого герцога
Шрифт:
Одновременно Филипп с удивлением обнаружил, что из пассажирского отделения по лестнице поднимаются мадам Пелотард и граф Пунта-Эрмоса. В такую-то погоду! И мадам, и граф, казалось, были так же нечувствительны к погоде, как и профессор. Несмотря на килевую качку, они несколько раз прошлись по палубе. Они о чем-то говорили, и, судя по всему, мадам Пелотард задавала вопросы своему собеседнику, но не получала от него удовлетворительных ответов: она оживленно жестикулировала, и речь ее каждый раз становилась все длиннее; между тем реплики графа
Очевидно, они не видели Филиппа, стоявшего на капитанском мостике. Он слегка улыбнулся.
Внезапно ветер удвоил силу. Пена сплошным белым каскадом вздымалась у наветренного борта яхты; судно так качало, что Филиппу пришлось ухватиться за перила, чтобы не свалиться вниз. Пока он, шатаясь, пытался обрести равновесие, его мнимая супруга и граф устремились по палубе к лестнице, чтобы вернуться в пассажирское отделение. Хромота, казалось, нисколько не мешала графу: он бежал по палубе так уверенно, словно был моряком. Мадам Пелотард ему не уступала.
Но внезапно она издала крик и вскинула руки вверх; споткнувшись о коварный канат, она упала и непременно бы ударилась о поручни или даже оказалась за бортом, если бы в ту же минуту ее не подхватили могучие руки графа. В следующую секунду она, сопротивляясь и барахтаясь, уже была в его объятиях, и он маршевым шагом нес ее к лестнице. Добравшись туда, он почтительно поставил мадам на палубу; ухватившись за поручни, несколько секунд она удивленно смотрела на него, а потом, протянув ему руку, сказала что-то, очевидно, благодаря за помощь.
Граф Пунта-Эрмоса взял ее руку, пожал и быстро поднес к губам.
В следующий миг мадам исчезла в лестничном пролете, и граф медленно последовал за ней…
Филипп Колин снова улыбнулся, но тут капитан Дюпон вывел его из задумчивости:
— Военный корабль! — крикнул капитан в левое ухо Филиппа. — Военный корабль, профессор!
Филипп посмотрел туда, куда показывала рука капитана. Большое серое судно, дымовой шлейф которого Филипп заприметил еще некоторое время назад, теперь подошло ближе; его гротескный внушительный силуэт вырисовывался на горящем закатном небе. Не обращая внимания ни на ветер, ни на волнение, судно спокойно держало курс на Марсель, который только что покинули Филипп и его спутники. У острого носа судна двумя белыми вымпелами вздымалась пена.
Через десять минут судно подошло так близко, что Филипп смог различить флаг — синий крест на белом фоне. Значит, это был русский крейсер. Филипп вытащил свой бинокль, направил его на колосса и различил на борту название: «Царь Александр».
Опустив бинокль, Филипп кивнул капитану Дюпону и, улыбнувшись в очередной раз, двинулся к лестнице, где недавно исчезли граф Пунта-Эрмоса и мадам Пелотард.
Почему господин Колин улыбался?
Потому что он чувствовал себя агентом Провидения, которому доверено
И еще потому, что теперь у него появилась надежда вернуть потерянные пятьдесят тысяч фунтов!
Глава вторая,
в коей начинается большое приключение
Ночью и утром следующего дня ветер усиливался; море было черно, и только к обеду погода снова разгулялась. Около часа даже сеньор Пакено отважился подняться на палубу: с высокого синего неба, по которому, как прекрасные монопланы, кружили чайки, засияло солнце. Теплый воздух будил аппетит.
— Нам наконец выдался случай представить вам лучшее, что есть на Менорке, — климат, — сказал граф Пунта-Эрмоса.
Около шести они прошли юго-восточный мыс острова, и вскоре показался Маон. Маленький город, все такой же спокойный и белый, поднимался террасами над портом; в соборе звонил колокол, созывая прихожан на молитву «Ангелюс», тени с запада тяжело ложились на дома и пальмы. Лунный серп, как тонкая серебряная царапина, прорезал опалово-голубое вечернее небо; на прозрачной воде, словно белые кувшинки, качались чайки.
«Аист» медленно обогнул пирс и на малом ходу вошел в порт, который был пуст, если не считать чаек, при появлении яхты с криком поднявшихся в воздух.
«Аист» бросил якорь, и некоторое время все казалось спокойным.
Но вдруг из глубины порта вынырнула лодка и стала быстро приближаться к маленькой яхте. На веслах сидел портовый гребец, но кроме него на борту были два господина в форме, богато украшенной галунами и позументами. У обоих на левой руке были белые повязки.
Между тем на палубе яхты к этому моменту остались только профессор Пелотард, его жена и капитан. Когда Маон еще только появился в поле зрения, Филипп отвел графа Пунта-Эрмоса и его друга в сторону и сказал:
— Господа, я собираюсь причалить в столице. Меня там не знают, и потому я, наверное, ничем не рискую. Но если не ошибаюсь, вы бывали на острове? И у вас на Менорке там собственность?
— Совершенно верно.
— Тогда я бы счел разумным — пожалуй, единственно разумным, — чтобы вы не показывались до тех пор, пока я не узнаю, как обстоят дела на суше. Ваше появление может дать повод для насильственных действий со стороны революционеров… предугадать невозможно!
— Вы правы, — согласился граф, — давайте поступим так, как вы говорите.
Вот почему, когда лодка с «галунастыми» господами пришвартовалась у маленькой яхты, на палубе стояли только Филипп и его супруга. Через десять секунд оба господина поднялись на борт. Молодой человек (ему едва исполнилось тридцать), на котором форма была еще вычурнее, а галуны еще крупнее, чем у его товарища, по-военному отдал честь.
— Добрый вечер, — сказал он на ломаном английском. — С кем имею удовольствие говорить?
«Имею удовольствие!» Филипп разглядывал его с любопытством.