Финансы Великого герцога

Хеллер Франк

Однако совсем скоро Филипп услышал слова, которые заставили его очнуться от этого кошмара.

Наконец топот ног докатился до великого герцога и профессора. В тусклом свете Филипп различил еще одного офицера: форма на нем, судя по цвету, была русская.

— Баринский, — обратился к нему его высокий товарищ, — немедленно разбудите господина Марковица и скажите, чтобы он шел в мою каюту!

Марковиц! — пропело в душе Филиппа.

— Следуйте за мной! Вы поступите благоразумно, если будете вести себя смирно, — сказал офицер, обращаясь к дону Рамону.

Услышав имя Марковиц, дон Рамон сначала замер как парализованный, а потом быстро потянулся к карману,

в котором лежал револьвер. В его взгляде читалась растерянность. Филипп понимал и разделял его чувство, но прежде чем пальцы дона Рамона успели дотянуться до рокового кармана, он схватил его за запястье. Рука профессора потащила великого герцога вслед за высоким офицером, а его губы зашептали в самое ухо дона Рамона:

— Скорее, скорее, ваше высочество! Вот мой бумажник! Воспользуйтесь им, но только в последнюю минуту! Не раньше! Здесь то, что вам нужно! Отрицайте все, но будьте хорошим артистом!

Прежде чем дон Рамон успел задать хотя бы один из многочисленных вопросов, которые вертелись у него на языке, высокий офицер, выглянув из тумана, крикнул:

— Ну, вы идете? Поторапливайтесь, так будет лучше для вас самих!

— Мы торопимся изо всех сил, — вежливо отозвался Филипп. — Вы ведь знаете, что его высочество ранен!

Высокий офицер пробормотал что-то такое, чего нельзя было расслышать, и уже в следующую секунду Филипп, великий герцог и офицер оказались в обставленной по-спартански каюте. Свет резанул Филиппа по глазам, и он захлебнулся гремящим шведским проклятием:

— Какого черта!..

Но в ту же минуту дверь распахнулась, и в каюту влетел толстый коренастый господин. Он явно одевался в большой спешке, его лицо было красным от волнения, а полуоткрытый рот издавал густое шипение. Увидев его, великий герцог покрылся смертельной бледностью. Между тем ворвавшийся принялся бурно жестикулировать и кричать на неизвестном диалекте, пока его не остановил высокий офицер:

— Замолчите, Марковиц! Подождите, пока до вас дойдет очередь! Вы знаете этого человека? — спросил он у великого герцога.

Дон Рамон бросил взгляд на Филиппа, тот быстро и ободряюще кивнул. Лицо великого герцога приняло свое обычное, спокойное выражение, и он ответил с достоинством:

— Нет, я никогда его не видел. Могу я узнать цель этого допроса?

— Сейчас вы ее узнаете, — проговорил высокий офицер тем же сдержанным тоном. — Вы продолжаете утверждать, что вы — великий герцог Меноркский?

— Да, и я не привык к тому, чтобы незнакомые офицеры допрашивали меня в моей же стране.

— Вы ошибаетесь, если полагаете, что находитесь у себя на родине. Вы в России, так как сейчас вы — на борту русского броненосца, и хозяин здесь я. Итак, вы не знаете этого человека?

— Нет, — ответил великий герцог так же холодно, как и раньше. — Я никогда его не видел.

— Ах, так он меня не видел! Он меня не знает! Святый Боже, вот милое дело! А мои триста тысяч песет — их он тоже не знает. И их он тоже не видел…

— Замолчите, Марковиц! — прогремел высокий офицер. — Вы — в России, а не во Франции. Понимаете разницу?

Марковиц взглянул на него со страхом, который воспитывался во многих поколениях. Одна прядь его жидких волос отделилась от остальных и упала на лоб. Высокий офицер обратился к великому герцогу.

— Этот господин, — сказал он, кивнув в сторону Марковица, — поднялся к нам на борт в Марселе и попросил принять его. Я наотрез отказался, но история, которую он поведал мне через моего адъютанта, была настолько невероятна, что, ради чести царского дома, я был обязан узнать, действительно ли это правда… Два года назад

готовилась помолвка великой княжны и великого герцога Меноркского, но его величество выступил против этого брака. Великая княжна, которая удивительным образом влюбилась в этого герцога (удивительным, потому что она никогда его не видела), была девушкой романтичной и экзальтированной. Однажды она тайком написала ему письмо, полное неосторожных слов, которыми при подобных обстоятельствах с такой легкостью бросаются молодые девушки… Долгом великого герцога было вернуть письмо, но он этого не сделал. Внутренние дела Менорки, которые с самого его вступления на трон были очень плохи, к тому времени совсем расстроились… Вот тут и начинается история, которую мне рассказал Марковиц. Через посредника великий герцог заложил ему письмо юной княжны, Марковиц промышляет делами такого рода… И великий герцог получил необходимые триста тысяч песет, чтобы вовремя расплатиться с кредиторами. Однако на Менорке грянула революция. Телеграфное сообщение с островом прекратилось, и Марковиц оказался в полном неведении относительно судьбы великого герцога. Он заподозрил, что революция — только трюк, призванный обмануть кредиторов, и испугался, что потеряет свои триста тысяч. Из Марселя Марковиц тщетно пытался переправиться на Менорку, но тут он узнал, что я тоже нахожусь в Марселе. Ради спасения чести царской семьи я разрешил ему подняться на борт, мы взяли курс на Менорку, и сразу по прибытии к нам на корабль удивительным образом попал сам великий герцог Меноркский, который якобы расправился с революцией… Ясно ли я выражаюсь? Вы хотите что-то сказать в ответ?

Дон Рамон снова мельком взглянул на Филиппа, и только профессор заметил в этом взгляде страх, который охватил великого герцога. Филипп ободряюще кивнул, и дон Рамон проговорил холодно:

— Прежде чем отвечать, я бы хотел задать вам один вопрос: в российском флоте принято, чтобы офицеры безоговорочно верили историям, которые им рассказывают дельцы наподобие господина Марковица?

Высокий офицер слегка покраснел и ответил намного вежливее:

— Ваше высочество могут быть уверены, что это не так. Если бы рассказ Марковица не был подкреплен одним доказательством, я бы немедленно приказал его расстрелять.

— Но доказательство было предъявлено! — вскричал маленький еврей. — Оно было предъявлено! Марковиц не лжет! Да! Ваше высочество (тут он с ироничным раболепием поклонился дону Рамону) отрицают наше знакомство! Может быть, ваше высочество также будут отрицать, что вам знакомо вот это?!

Быстрым движением он вытащил из кармана два или три сложенных листка бумаги, развернул их и сунул под нос дону Рамону. В первое мгновение у великого герцога закружилась голова, но затем он схватил листок и — вздрогнул. Что такое? Неужели глаза его не обманывают? Эти бумаги были неуклюжей подделкой!

Тут не имелось ни малейшего сходства ни с его почерком, ни с почерком той, которая писала то злосчастное письмо. Словно желая убедиться в том, что это не сон, дон Рамон взглянул на господина Колина. Брови Филиппа поднялись, а губы округлились, шепча какое-то слово. И в следующий миг дон Рамон понял, что это слово: БУМАЖНИК!

Бумажник, который он несколько минут назад получил от Филиппа! Великий герцог торопливо выхватил его из кармана, открыл — и его глаза чуть не вылезли из орбит: сверху лежало письмо! Ее письмо! Легкое, маленькое письмо, которое уже месяц гранитной глыбой лежало на его пробудившейся совести! Неужели такое возможно? Или все это — сон, только приятный сон? Преодолев смущение, он повернулся к высокому офицеру и произнес: