Фирма
Шрифт:
— Как так? А за Василька, что же, не выпьем, что ли?
— Ну ладно, — неожиданно быстро согласился Гольцман. — Митя, ты пока одевайся, мойся, зубы чисти…
— А что, у вас дела, что ли? — спросила Ольга. — Я думала — посидим…
— Посидим, посидим, — успокоил ее Гольцман. — Сегодня мы с тобой посидим. Есть о чем поговорить. Ты мне скажи — ты как сама-то?
— В смысле?
— Ну, можешь по делам говорить? Или на завтра отложим?
Стадникова проводила глазами Митю, который, уныло поглядев на бутылку в руках Гольцмана, покачиваясь, побрел в ванную.
— Знаешь, Боря, — сказала она, когда спина
Гольцман удивленно поднял брови. Куда девался похмельный, игриво-капризный тон питерской богемной алкоголички? Тон, очень знакомый Гольцману, благо сильно пьющих дам в его окружении было в достатке. Все они изъяснялись примерно одинаково, и по их речам можно было довольно точно определить, в какой стадии они в данный момент находятся.
Но Стадникова говорила сейчас по-другому. Речь ее была рассудительна, голос серьезен, и в нем слышалась какая-то глубокая злость. Злость и неожиданная сила.
«Да… Интересно девки пляшут… По четыре штуки вряд, — подумал Гольцман. — Кажется, я попал по адресу».
— Подожди, Боря. Он уйдет, потом, — сказала Ольга. — Наедине хочу с тобой поговорить. С ним о делах не буду.
— Да? — Гольцман даже растерялся. — Ну ладно. Как скажешь.
Митя появился на удивление быстро. Он был одет, обут, лицо более или менее чисто выбрито, правда, красные глаза и припухлость щек, налитые вены на лбу и зеленоватая бледность выдавали тяжелую степень похмелья, но в принципе, по разумению Гольцмана, Матвеев был вполне готов к труду и обороне. Тем более что работа предстояла несложная. Подумаешь, встретить на вокзале коллектив, отвезти в гостиницу и накормить обедом. Для такого волка, как Матвеев, это вообще не задача.
— Давайте, ребятки, подлечимся, — сказал Борис Дмитриевич, разливая водку по стаканам. — И заодно помянем нашего товарища.
Ольга издала горлом странный звук, словно ее неожиданно затошнило.
Гольцман быстро взглянул на нее, но Стадникова спокойно проглотила водку и с громким стуком поставила стакан на стол.
— Все, Митя, дуй на вокзал, — сказал Гольцман. — А я ненадолго тут задержусь. Обсудим наши текущие дела.
— Понял, — сказал Митя, с сожалением взглянув на бутылку. — Пока, Оленька. Держись.
— Да ладно тебе, — ответила Стадникова. — Спасибо, что зашел.
«Победа!»
В голове у Мити сидело одно только слово — «Победа!!!» С тремя, с пятью, с десятью восклицательными знаками.
«Я сделал это! — подумал он, подняв руку, чтобы остановить приближающееся такси. — Сделал! Сколько лет… И все-таки сделал! Пускай после его смерти, но все равно — он сгорел, как свинья, торчок сраный, напыщенный самовлюбленный болван, а я трахаю его жену! Трахаю Ольку! Вот она, справедливость! Все правильно, каждому по заслугам… Каждому воздается то, что он заслужил!…»
— На Московский вокзал, — сказал Матвеев водителю, садясь в машину.
Шофер, пожилой мужик в традиционной, старомодной кожаной куртке, покосился на Митю и усмехнулся.
— Что? Что-то не так? — спросил Матвеев.
— Да нет… Нормально. Завидую.
— Чему? — спросил Митя, заранее понимая, что ответит водила, который за годы работы хорошо научился понимать состояние своих клиентов.
— Да
— Не без этого, — улыбнулся Матвеев. — Очень даже не без этого.
— Сразу видно, когда человеку хорошо. Приятно это. Редко сейчас увидишь. Все злые. Или, если веселые, тоже как звери. Нажрутся и орут… А вы — прямо как в кино. После первого свидания… Уж извините, что я так…
— Ничего. Все хорошо, — сказал Митя. — Все, знаете ли, почти так и есть.
— Вот и славно, — кивнул водитель. — Этому и завидую.
«Первое свидание, — подумал Митя. — Если бы первое… Но все равно, в первый раз ведь я с ней, в первый раз! Сколько лет, сколько лет ее хотел, сколько баб через меня прошло! А эта — ну ни в какую! Даже не подойти! Что она, боялась меня, что ли? Или — брезговала? Тогда почему сейчас все так просто? Нет, не брезговала и не боялась. Эта сволочь Василек ее держал. Как удав кролика. Сука поганая! Сдох, падла, туда ему и дорога. Она же знала, что я ее хочу, с первого дня знала. Бабы это чувствуют. А Леков гадский ей глаза застил, держал на привязи. И чего она в нем нашла? Член, что ли, у него из золота был? Так сама же сказала, что он последние годы совсем уже не мог. Вот женщины, вечно упрутся в какую-нибудь сволочь и тащат ее по жизни до конца дней. Мучают себя, а спрашивается — зачем? Ну, ничего. Сейчас все будет по-другому. Мы еще это дело повторим. И не раз. Трахается она как зверь, конечно. Если бы чуток пораньше… Годика на три хотя бы. А то ведь поистаскалась она изрядно. Но все равно, очень даже ничего. А какая была красотка, с ума сойти!»
— Приехали, — сказал водитель.
— Отлично. Держите деньги.
Митя, не считая, протянул шоферу несколько бумажек — просто достал из кармана сколько рука ухватила.
— Гуляете? — Водитель, улыбаясь, взял деньги. — Спасибо, молодой человек. Всего вам доброго.
— И вам того же, — искренне улыбнулся Митя. — Счастливо!
Он вышел на перрон как раз в тот момент, когда «Красная стрела» вползала под высокий навес платформы.
Быстро, еще до того, как поезд замер, последний раз прошипев тормозами, Митя подошел к тому месту, где, по его расчетам, должен был остановиться седьмой вагон, и не промахнулся. Опыт подобного рода встреч у него был богатейший.
Пассажиры «Стрелы» выходили не спеша — народ здесь ездил солидный, знающий себе цену и отчетливо представляющий свои действия по прибытии. Им не нужно было метаться по платформе в поисках опоздавших растяп-встречающих, на их лицах не отражалась натужная мысль о том, что сейчас нужно звонить из автомата и справляться — дома ли те, к кому они приехали, либо же отчитываться: «Я, мол, здесь, на вокзале, куда теперь?…»
Люди, выходившие из вагона «Стрелы», двигались уверенно, целенаправленно и неторопливо.
Музыкантов не было.
— Артистов, что ли, встречаешь? — спросила Митю проводница, женщина средних лет в чистенькой, аккуратно выглаженной, безупречно сидящей на ней форме.
— Да.
— Беги, тащи их уже. Замучили меня, пока ехали.
Митя вошел в вагон и, пройдя мимо распахнутых дверей пустых купе, остановился возле того, где ехала группа «Гротеск».
— Еб тать! Митька!
Гитарист и лидер московского коллектива Шамай, бритый наголо здоровенный мужик, столкнулся с Матвеевым, едва не врезавшись в него своим крутым лбом.