Фирма

Рыбин Алексей Викторович

— Что за бизнес?

— Шоу-бизнес, Сергей. Советский, вернее, русский… великий и могучий… загадочный для всего мира шоу-бизнес.

— Ха… А он что у нас, есть, что ли?

— Будет, Сережа. Очень скоро будет. И в таких масштабах, которые ты себе сейчас даже представить не можешь.

— А ты?

— А я могу. И поверь, эта дорога широкая, места на ней многим хватит. Не скажу — всем. Всем не хватит. А нам с тобой — вполне.

— Ну, допустим, я тебе поверил. Допустим, попробуем… А что делать-то?

— Работы непочатый край, Кроха. Сейчас как раз самый важный

период. Места надо занимать, пока толпы туда не кинулись. Пока не прорюхали гопники, вроде твоих, что там валятся бешеные башли. Нужно уже сегодня столбить участки.

— Я не договорил.

— Да, пожалуйста.

— С пацанами, погибшими вчера… Как быть с ними?

— Я тебе обещал, что те, кто это сделал, за все ответят? Обещал, скажи?

— Ну…

— Никаких «ну».

— Обещал.

— А я свои обещания всегда выполняю. Веришь? — Грек пристально посмотрел в лицо Кропалеву.

— Мне это видеть нужно.

— Скоро увидишь, — пообещал Грек. — И услышишь. А теперь — закусим, что ли? Да и перейдем к частностям. Предварительная беседа, можно считать, состоялась. Что скажешь?

— Можно считать, — кивнул Кроха. — Можно считать, состоялась…

— Ну, и как идут дела? — Кропалев пристально посмотрел на Моню.

— Да в общем…

— Мне не надо в общем, мне надо в частности, — сказал Кроха.

— В частности? В частности, сегодня заработаем штуки четыре.

— И?…

— Полторы девчонкам. Остальное наше.

— Наше, — кивнул Кроха. — Именно, что наше.

— Ну, ваше. Я и говорю — ваше…

— Это правильно. Но тут не в сумме дело. Ты же понимаешь, что я от этих двух с половиной тонн не обеднею. Равно как и не разбогатею. Дело в принципе. Пора тебе уже что-то отдавать. Бабки-то ведь не просто мои. Бабки из дела вынуты…

— Да, конечно, — сказал Моня. — Я все понимаю.

— Вот и молодец. Я рад, что ты меня правильно понял. А то с вашим братом знаешь как тяжело бывает! С вас ведь и взять нечего… Так и норовите честного бандита кинуть.

— Кто?

— Ну, артисты. Деньги возьмут, и с концами…

— Кроха, мы же одно дело делаем, кажется?

— Одно, одно. Не парься. Слушай сюда. После концерта все поедем ко мне.

— Зачем?

— Ну и вопросы ты задаешь, однако. Я сказал — поедем. Понял, нет?

— И девчонки?

— Да. Пора начинать бизнес. Игрушки кончились.

— В каком смысле — бизнес?

— В буквальном, Моня, в буквальном. Деньги зарабатывать. А то я только трачу пока. Отбивать надо. Вот я и обрисую вам дальнейший образ действий. Да не дрожи ты, ничего страшного не случится. Наоборот, в шоколаде будете. С ног до головы.

— Неплохо бы.

— Все будет, не ссы. Давай, продюсер, секи за концертом. Чтобы не облажались твои барышни.

— Это исключено.

Моня встал из-за стола.

— Ну, я пошел в гримерку, что ли?

— Давай…

На том памятном концерте, посвященном дню рождения Крохи, Людка от страха чуть не потеряла сознание.

Растерянность и нехорошие предчувствия охватили девушек после того, как они увидели гонца, присланного за ними устроителями концерта. Гонец прибыл в черном, огромных

размеров джипе и вид имел такой, словно только что разобрал снайперскую винтовку, сложил ее в чемодане, спрятал в вокзальной камере хранения и сейчас едет получать у заказчика гонорар за «заваленного» клиента. Звали гонца Дикий.

Всю дорогу Дикий молчал, как-то очень злобно крутил руль, посматривал на девчонок в верхнее зеркальце и гнал по городу, игнорируя все существующие правила дорожного движения.

Маленький клуб, прежде неизвестный «Совам», был забит народом, но народом очень специфическим. Сверкали золотые цепи, фиксы и перстни на толстых пальцах. Джентльмены с бритыми головами держали в татуированных пальцах толстые сигары и бокалы с дорогим вином. По залу бродили девушки с блестящими, словно лакированными лицами, выдававшими их принадлежность к питерским проституткам самого крупного калибра и самой высшей пробы.

— Слушай, Моня. — Людка посмотрела на директора группы, имевшего довольно бледный вид. — Нас тут не замочат между делом?

— Не бойтесь, девчонки, — стараясь не показывать свою растерянность, заверил их Моня. — Они сами пригласили. Башли такие платят, нигде больше столько не заработаете.

— Ага. А если не понравится — тут же зарэжут, — сказала Нинка.

— Нэ зарэжут, — в тон ей, стараясь придать разговору шутливый оборот, ответил Моня.

— Хватит болтать, — неожиданно резко оборвала беседу Эльвира. — Зарежут — не зарежут… Это непрофессионально, девушки мои. Наше дело — песни петь и за это деньги получать. А Моня у нас получает зарплату в том числе и за то, что обеспечивает нашу безопасность. Правильно? Ты директор или кто?

— Правильно, правильно, — сказал Моня, оглядываясь по сторонам и пытаясь найти в толпе знакомые лица — Игната, Крохи или еще кого-нибудь, с кем можно было бы перекинуться словом-другим. Дикий посадил их за столик в баре и исчез, и теперь группа вместе с директором Моней явно выпадала из общей тусовки, привлекая к себе внимание фланирующих вокруг бандитов и их шлюх.

Игнат возник за спиной Мони беззвучно, словно его фигура соткалась из плотного от дыма и алкогольных паров воздуха.

— Привет, девушки! Чего сидим?

— А что? — хмуро спросила Эльвира. — Танцевать, что ли?

Игнат взглянул не нее, улыбнулся и ответил:

— Нет, танцевать мы будем после. А сейчас прошу в гримерку.

Моня поднялся первым, девушки последовали за ним и вскоре очутились в маленькой комнатке за сценой.

— Ну, с богом, Элька!

Сказав это, Игнат исчез так же неожиданно, как прежде появился за спиной Мони.

Люда пришла в себя только тогда, когда Эльвира запела последнюю песню из программы концерта. Выходя из гримерки, она впала в какое-то подобие ступора, пребывая в котором могла извлекать из своей скрипки нужные ноты и звуки, но не понимала, не видела и не слышала ничего, кроме звона бокалов в зале, хрупанья тяжелых бандитских челюстей, вгрызающихся в сочные куски жареного мяса, и бабаханья пробок, вылетавших из бутылок с шампанским, которое сопровождало все выступление группы, словно еще один ударный инструмент.