Фирма

Рыбин Алексей Викторович

— Нашу… Хм… Интересные вещи говоришь, Матвеев.

Игнат впервые назвал Митю по фамилии, и тон его как-то странно изменился. Исчезло из голоса уркаганское ерничанье. Игнат вдруг перестал выглядеть бандитом, и облик его приобрел неуловимое сходство с государственным деятелем среднего звена, словно перед Митей сидел еще не примелькавшийся на телеэкранах, но вполне крепкий думский депутат.

— Ты, Митя, либо не понимаешь, что говоришь, либо действительно принял серьезное решение. Ты хорошо подумал?

— Да. Иначе не позвонил бы

тебе. И не завел бы этот разговор.

— Структура… Тоже, словечко придумал. У тебя сегодня какой-то прямо творческий подъем, Матвеев.

— Очень может быть.

— Так что ты там про Москву начал? — поинтересовался Игнат. — Давай договаривай.

— Нужно с московскими партнерами все делать. Чем самим открывать производство, вбивать деньги в завод, лучше использовать готовый.

— Это понятно. А ты сам-то какие функции хочешь исполнять?

— Я хочу сделать новую фирму.

— Угу. А как же господин Гольцман?

Теперь Игнат смотрел на Митю наивными круглыми глазами. Митя еще раз удивился, как быстро меняет маски бандит и как обширен арсенал этих масок.

— Гольцман? При чем тут Гольцман? — Митя стукнул донышком бокала по столу. — Я от него ухожу.

— Что так?

— Сказал же тебе, свое дело хочу делать.

— И все? Это все твои причины?

— Понимаешь… Мне что-то не нравится, как он повел дела. Вернее, в какую сторону.

— А в какую?

— Все эти его игры с мэрией, с отделом культуры…

— И что?

— Знаешь, чем это закончится?

— Ну, чем же?

— Тем, что в один прекрасный день он тебе скажет: «Извини, Игнат, я в твоих услугах больше не нуждаюсь». И мне скажет то же самое. Сделает себе новый «Ленконцерт». Я ведь слышал частично всякие его переговоры. Он хочет войти во власть, частный бизнес его уже не устраивает. Ему нужен бизнес в государственном масштабе. Номенклатурой хочет стать. И тогда и ты, и я станем ему абсолютно не нужны. Я не знаю, как ты с ним договоришься, но если он фирму ликвидирует, то я от него уйду только с тем, что он мне даст. Понимаешь? Не с тем, что я хочу взять, а с тем, что он мне захочет дать. Меня это не устраивает.

— А что устраивает? Сколько ты хочешь взять?

— Я хочу взять все.

Игнат взял бутылку водки, неслышно поданную призраком-официантом, и сам наполнил Митину рюмку.

— Махни, братан. — Теперь он снова говорил, как обыкновенный урка, громко и вальяжно, растягивая окончания слов. — Махни. Вижу, нам есть о чем побазарить.

Моня сидел в машине Эльвиры и ждал, когда хозяйка разберется с инспектором ГАИ.

— Сука, — громко сказала Эльвира, сев в машину и хлопнув дверцей. — Взяточник паскудный.

— Сколько взял? — спросил Моня. Настроение у него было хорошее, и происшествие на Марсовом поле даже развеселило директора группы. Машина Эльвиры, поворачивая с Садовой на площадь к мосту, проскочила на красный и едва не размазала по асфальту небольшой табунчик студенток Института культуры, перебегавших

через дорогу.

— Сколько, сколько… Пятьдесят баксов ему сунула.

— Много, — покачал головой Моня.

— А если бы он начал выебываться, в отделение бы погнал? Там вообще без штанов останешься.

— Или без прав, — добавил Моня.

— Да ладно, без пра-а-ав, — протянула Эльвира, выруливая на Кировский мост. — Что там, не люди, что ли? Всем деньги нужны.

— Ошибаешься. Сейчас мент принципиальный пошел. На одного взяточника три честных приходятся. Интересно, на чем они бабки делают, если у народа перестали брать?

— Ты мудак, Моня, — ответила Эльвира, опасно обгоняя дряхлые «Жигули». — Не берут только у тех, кто мало дает. А если сразу сунуть нормально, возьмут за милую душу.

— Это тебя в Магадане так научили? — улыбнулся Моня.

— Да. А что? Чем тебе Магадан не нравится?

— Он мне безумно нравится. Правда, я там ни разу не был. Но зато много читал.

— Читал он… Умный… Ладно, замнем про Магадан. Говно город, чего там, я согласна. Но и Питер тоже не ахти.

— Чем же тебе Питер не угодил?

— В Нью-Йорк хочу, — не ответив на вопрос, сказала Эльвира.

— В Нью-Йорк? Чем же ты там заниматься будешь?

— О-о… Нашла бы чем. Это вы все думаете, лежа на диванах, — чем бы заняться? Как бы денег заработать? А я, например, пошла и заработала. Нечего думать! Работать надо!

— Ну да, конечно.

Машина свернула к служебному входу дворца культуры Ленсовета.

Эльвира несколько раз погудела, чтобы расступилась толпа подростков возле железных ворот.

— Видишь, народу сколько? — спросил Моня.

— Да ладно, подумаешь… Не особо и много.

— Для первого концерта вполне достаточно.

— Посмотрим, что в зале будет.

Оставив машину во дворе, они прошли через вахту. Эльвира, не останавливаясь и не глядя по сторонам, сразу свернула в актерское кафе, через которое можно было попасть в гримерки, а Моня вынужден был отстать, удерживаемый руками знакомых, журналистов, товарищей-администраторов, музыкантов, друзей музыкантов, звукорежиссеров, друзей звукорежиссеров, друзей этих друзей и всей той обычной публики, которая посещает все концерты на халяву, считая, что входит в круг особо приближенных…

Цепкие руки держали Моню минут пять. Кому-то он выдал пропуск на сцену, кому-то — пропуск в гримерку, кого-то одарил билетами в зал для подружек, ожидающих на улице, с кем-то просто поздоровался и ответил на вопросы о предстоящем концерте.

Эльвира вошла в гримерку под приветственные крики Люды и Нины.

— Ну где ты, ей-богу? — Нинка вскочила с кожаного дивана и подлетела к припозднившейся солистке. — Мы тут чуть не обделались. Думали, опять машина встала или еще чего…

— Она и встала, — ответила Эльвира. — Гаишник тормознул на Марсовом. Полташку баксов отдала, чтобы успеть. И на концерт пригласила. Сказал — приедет.