Фирменные люди
Шрифт:
Я все же поинтересовалась Маринкиными делами, заранее зная, что она снова начнет жаловаться.
– Как дела?
– Представляешь, продавец поднял цену на три тысячи. У мамы больше денег нет, она отдала нам все. Американцы ей платят раз в полгода, чтобы она не уехала. Хозяйка рожает одного за другим. У них уже четверо детей, а мама все делает одна. Она готовит, стирает, занимается с малышами и со старшими...
– Да...
– Я даже пошла к Карине Мухамедовне. Та мне ответила, что дала бы мне из своего кармана, но у нее нет. – Марина помолчала. –
Мне показалось, что она упивалась своими трудностями и тем обстоятельством, что ее пожалела начальница и даже пыталась ей помочь. Хотя бы на словах.
– Марина, – сказала я. – А почему тебя не берут в штат? Ты могла бы взять тринадцатую зарплату авансом и что-нибудь еще придумать, а это, считай, половина требуемой суммы.
– Карина Мухамедовна объяснила, что пока нет штатных единиц. Надоело без конца спрашивать. Возьмут, раз обещали.
– Не теряй время. Иди в банк за кредитом.
Она так и сделала. Правда, банк, в который она обратилась, потребовал кучу документов и справок. Потребовались справки из наркодиспансера, психдиспансера, справка о доходах, три справки от поручителей и обязательное страхование жизни.
Мы обсуждали за обедом весь этот абсурд, назначенный всего за сумму в три тысячи долларов. Но что можно было сделать, когда мы все во власти страшных бюрократических монстров?
Глава 16
Бухгалтерия, в которой я трудилась, занимала большую унылую комнату неправильной формы, да еще с одним окном, похожую на квадратную грушу. У окна было только два рабочих места, и они сразу же стали привилегированными. Все остальные столы располагались по периметру комнаты лицом к стене. Так что получалось, что бесконечные посетители бухгалтерии не просто маячили за нашими спинами, заставляя нас то и дело вздрагивать, но могли потихоньку заглядывать в наши мониторы.
Мои рабочие будни были нескончаемо длинными, выходные до слез короткими, а перспективы, увы, туманными. О постоянном контракте начальство помалкивало, и мне это, честно говоря, не нравилось.
Я решила подойти к главному бухгалтеру, громоздкой рыжей женщине чуть-чуть за тридцать. Все ее звали просто Вика.
Однажды утром я заглянула в ее кабинет, дверь она обычно не закрывала.
Вика нехотя оторвалась от компьютера, будто по нему показывали ее любимый сериал, и неприязненно спросила:
– Чего тебе?
Я не была уверена, что она помнит, как меня зовут, хотя и оттрубила уже два испытательных срока. Работой сотрудников она никогда не интересовалась, не подходила к нам и ни о чем не спрашивала, но всем своим видом давала понять, что доверяет нам мало и считает людьми третьего сорта. Иногда даже казалось, что цифры для своего сводного баланса она берет не наши, а какие-то выверенные, специальные.
– Простите, я хотела поинтересоваться, почему меня так долго не переводят в штат? – спросила я. – Ведь если нет серьезных оснований, давно уже пора.
– А
Я обалдела.
– В «Келли» мне говорили, что испытательный срок два месяца.
– Это было в «Келли». А мы тебе ничего не обещали, – сказала она, сложив руки в замок на своем выдающемся животе.
– Вы не можете держать человека на испытательном сроке больше, чем два месяца. Или берите в штат, или увольняйте.
Она молчала, разглядывая вещи на своем столе, будто искала подсказку. Телефон, клавиатура, чашка с остатками кофе, иконка. Зачем ей иконка? Окошечко в мир праведный. Да разве она туда пролезет?
– Мне не нравится, что ты много болеешь, – вдруг вспомнила она, по-прежнему не глядя на меня.
Сволочь! Припомнила мне один пропущенный день. Я замолчала, понимая, что передо мной настоящий враг. Хорошо бы ее придушить, как в кино, с криком: «Я из-за вашей идиотской работы сделала аборт!»
Такие фильмы, как «Бойцовский клуб», снимают для таких, как я. Сцены в кабинете у босса гениальны, у меня они вызывают сплошной восторг, я чувствую, как вселенское добро наконец побеждает человеческое зло, ставит на место глупых начальничков. Я ощущаю победу всей исстрадавшейся душой: мои легкие наполняются свежим воздухом, голос становится звонким, глаза победно светятся, и я хочу, чтоб так было всегда!
– Я давно прошла испытательный срок, – повторила я чуть громче, – и свою часть договора выполнила. Я не искала другую работу, отказывалась от новых предложений, а они были. Может быть, вы не помните, но на собеседовании я говорила, что мне нужна постоянная работа. Понимаете – постоянная! Сейчас у меня нет никаких гарантий, что вы не уволите меня в два часа!
Про беззаконные «два часа» говорили все наши сотрудники, и все этого боялись.
Наступила тягостная тишина.
– Если бы вы сразу мне сказали, что работа будет временной, я бы к вам и не пошла, – наступала я. – Не надо было обещать!
Главбух молчала, как гробовая доска.
Я начинала терять терпение.
– Простите, я жду ответа.
– У нас нет ставки для тебя, но все же и так хорошо: никто тебя не уволит, коллектив милый, работа непыльная. Потерпи. Ну, тянет резину отдел кадров, не знаю я, почему они не дают еще одну ставку. Считай это бюрократическими проволочками. Скоро все решится.
Я ушла ни с чем.
Нину Киприянову зачислили в штат. Зная ситуацию, она, конечно, это тщательно скрывала, сколько могла. Но однажды она перестала ходить с нами обедать. Резко и без объяснений. Ее политика была прозрачна: «Простите, подружки, но на службе дружу с тем, кто полезен и кто имеет вес». Мы с Мариной сначала ничего понять не могли, но потом гадко стало – до жути. Как будто жил себе человек около нас, общался, был не очень умен, имел кучу вредных привычек, но мы к нему привыкли и считали своим. И вдруг нас отодвинули ногой, как мусор. Нина Киприянова для нас с Мариной словно умерла.