Фирменные люди
Шрифт:
– Нечего думать.
Красавец посмотрел на меня с грустью и молча выписал направление в следующий кабинет.
Серьезная врачиха выдала мне подробную инструкцию и три таблетки.
– Одну – вечером, две – если заболит живот, – сказала она. – А если не заболит – можете их выбросить. Если станет очень плохо – тошнота, сильные боли внизу живота, – вызывайте «скорую». Телефон там указан – это наша круглосуточная «скорая», которая знает, что делать.
– А что это за таблетки? – спросила я, так как названия не читались – все было вырезано аккуратно ножницами. – Они очень ядовитые?
– Нет, таблетка для организма
– И все?
– Да. Но эта процедура может проводиться только под наблюдением врача. Понимаете, случается разное: останется небольшой сгусток внутри, начнется воспаление, тогда точно операция.
Дальше все было, как она сказала. Я выпила «противоязвенную» таблетку. Через два часа из меня вывалилось белое прозрачное яйцо, и мне показалось, что оно на меня смотрит.
На следующий день на работу я не пошла. Было и так очевидно, что я принесла слишком большую жертву проклятым французам с их проклятыми таблетками, и идти «к ним» не хотелось. Хоть у меня ничего не болело, но температура все же была высокой, лицо горело, и я целый день пролежала на диване вялая и бесконечно несчастная, как обманутая и брошенная любовником Кабирия.
Глава 15
Я проработала во «Франсье» около полугода.
Нина Киприянова к тому времени была благополучно зачислена в штат и от нас с Мариной как-то незаметно отдалилась. Мы по-прежнему одиноко обедали вместе с Мариной, как моряки на подлодке. Марина оказалась особой нелюдимой и склонной к де–прессиям, впрочем, она охотно делилась своими наболевшими проблемами со мной.
Мать Марины нелегально жила в Америке, зарабатывая детям (их в семье было трое) на квартиры. Она работала гувернанткой в богатой русской семье. Старший Маринин брат был болен полиомие–литом и только что вышел из тюрьмы, младшая сестра перманентно и безуспешно пыталась лечиться от наркомании и устроиться на работу. Оба регулярно навещали Марину под разными предлогами, на самом же деле в очередной раз занимали деньги в долг без отдачи. Она не знала, куда деваться от их набегов, неотвратимых, как восход и заход солнца, и регулярно выворачивала свой кошелек на лестничной площадке, не пуская дорогих родственников в свою квартиру, которую снимала на окраине Митино.
На мой вопрос «Почему?» она со вздохом обреченности ответила: «Это такие охламоны – пригласи, всю мебель вынесут, пока тапочки успеешь достать».
После очередного транша из Америки Марина решилась на размен родительской подмосковной квартиры. Она хотела раз и навсегда отделиться от родных «де-юре и де-факто», купив три комнаты в коммуналках в разных концах Москвы, и прописать всех по отдельности.
Сестра ничего не имела против, даже наоборот. С братом же предстояла настоящая борьба. Марина сама занималась подбором вариантов и поиском покупателей, чтобы сэкономить на услугах риелторов. Все вечера, все свое свободное время она звонила по объявлениям, договаривалась, назначала встречи, каталась из конца Москвы в конец на бесконечные просмотры.
Больше всех ее доставал
Наконец брат торжественно объявил, что согласен участвовать в сделке, но хочет получить свою долю от продажи квартиры наличными.
– Я там прописан, ты квартиру продаешь – значит, моя доля принадлежит мне, – логично рассудил он. – Восемь тысяч, и нет проблем.
– А комната? Мы же покупаем тебе жилье в Москве, – недоумевала Марина.
– А комнату вы мне купите на мамины деньги, которые она заработает, – ответил он ей невозмутимо.
Марина злилась и была готова отправить его обратно в тюрьму за шантаж. Сначала она недоумевала, не зная, кто дал брату такой «дельный» совет. Потом решила, что он завел себе сообразительную подружку и та подучила его, как «полегкому срубить бабки». Но эта догадка не приближала ее к цели. Если ее догадка верна, значит, нужно было еще и с его отмороженной барышней договариваться. Марине это было явно не под силу.
Когда покупатель квартиры уже не мог больше ждать и все варианты могли рассыпаться в прах, в ситуацию вмешалась мама из Америки. Она, очевидно, знала потайные рычаги в голове собственного сына и без труда его уговорила. Братец обмяк и согласился на все в тот же день.
Марина торжествовала.
– Слушай, как ей это удалось? – спросила я из любопытства.
Маринка ответила:
– Мама наша – железной воли человек. Она брата грубо прижала, пригрозила, что если он будет мне мешать, мы его выпишем через суд в девятиметровую многонаселенную коммуналку с удобствами на улице куда-нибудь в Конаково, из которой он не выберется до конца своих дней. Братик испугался. Для меня он загадка: живет при церковной общине, служит послушником, а хороших слов в принципе не понимает.
Когда цепочка обменов выстроилась, один из продавцов неожиданно поднял цену. Марина была опять на грани нервного срыва, денег взять было негде. Единственное что ей пришло в голову, – пойти к нашему финансовому директору Кулик. Та ее выслушала с сочувствием, но сказала, что «Франсье» ей денег, увы, не даст, так как она работает в «Келли».
– Знаете, Мариночка, я готова достать деньги из своего кармана и дать вам в долг. – Она похлопала ресницами. – Но у меня, к сожалению, сейчас нет. Я тоже недавно купила квартиру. У меня такие же трудности...
Марина поблагодарила ее и проплакала целый час в туалете.
Теперь каждый день за обедом я замечала, как у Марины мелкой дрожью трясутся руки. Зная начало истории, я должна была интересоваться ее ходом и поддерживать подругу морально, хоть я и не люблю лезть в чужие дела.
Марина, как обычно, молчала, ожидала вопросов. Ее переживания были такими надрывными, что сказать ей: «Потерпи, все наладится», – я не могла, так как сама не была в этом уверена. А она бы восприняла это как жест вежливости, так как уже давно не верила в собственные силы. Сказать ей: «Плюнь на все», – тем более не поворачивался язык. Марина со своим самоедством расценила бы это как «все бесполезно».