Флаг миноносца
Шрифт:
Телефонист крутил ручку изо всех сил, но связи не было. Вероятно, осколок перебил провод. Будаков послал телефониста на линию. Новый разрыв обрушился на КП. Орудия Сомина молчали.
"Неужели подавлены? Надо было все-таки снять с востока одну из батарей РС!" - Будаков торопливо набил трубку и выпустил клуб дыма. Молоденький шифровальщик перевязывал раненого радиста. Он посмотрел на Будакова жалкими, умоляющими глазами:
– Пожалуйста, не курите, товарищ подполковник. Ему и так плохо.
Будаков загасил трубку. "Дожил! Мальчишка, младший лейтенант, делает мне замечания! Ну,
Разрывы гранат и автоматная перестрелка придвинулись к самому подножию холма.
– Сейчас ворвутся сюда!
– Будаков вытащил пистолет. Шифровальщик стоял ни жив ни мертв, закусив нижнюю губу.
– Какого черта вы испугались!
– прикрикнул на него Будаков. Тот только моргал глазами, прижимая сумку к груди. Стонал раненый радист.
Будаков посмотрел на часы: "Четыре тридцать. Уже всходит солнце. С минуты на минуту подойдут наши. Но до этого времени немцы ворвутся на КП. Бесполезно гибнуть здесь. Ради чего? В дивизион! Вот правильное решение. Перебежать через хутор, пока туда не просочились немецкие автоматчики". Он позвал писаря:
– Бери документы. Пойдешь со мной. А вы, младший лейтенант, остаетесь здесь за меня. Ясно! Никуда не уходить. Сейчас восстановят связь. Ждите моего приказания из дивизиона.
Умышленно медленно, не торопясь, Будаков положил в карман портсигар, трубку, фонарик. Радист перестал стонать. Он тихо лежал в углу, прижимая ладони к забинтованному лицу. Будаков вспомнил о том, что санитарная машина находится во втором дивизионе. На КП не было даже санинструктора. "Вот ранят самого - и некому оказать помощь. Нет, надо идти немедленно. А рация? Все равно радист ранен".
Он успокоил себя тем, что, придя в дивизион, прикажет немедленно развернуть дивизионную рацию, чтобы принять данные с наблюдательного пункта. Снова разорвался снаряд, сквозь бревна посыпалась земля.
– Остаетесь за меня!
– еще раз приказал Будаков шифровальщику и, пригнувшись, вышел из блиндажа. Вместе с писарем он спустился с западной стороны холма. Теперь снова раздавались длинные очереди автоматических пушек Сомина. Но Будаков уже не пытался разобраться в том, что происходит за его спиной. Он бежал к крайнему дому хутора, прыгая через арбузы и двухпудовые желтые тыквы. Писарь едва поспевал за ним.
Будаков уже миновал крайнюю хату, когда рядом с ним просвистело несколько пуль. Он припал к земле. На противоположной стороне улицы среди акаций мелькнули немецкие каски.
– Просочились! Бежать по улице? Застрелят...
Он пополз вдоль забора, пролез по-собачьи под воротами. Во дворе никого не было. Будаков негромко окликнул своего писаря, но тот не отзывался. Либо убит, либо побежал через хутор на огневую позицию.
Пальцы Будакова расстегивали пуговицы кителя.
– Что я делаю? Нет! Переждать и выйти!
За забором разорвалась граната. Кто-то кричал, раздавались винтовочные и автоматные выстрелы. Будаков снова застегнул верхние пуговицы кителя и, озираясь, попятился к сараю. Здесь он зарылся с головой в сено и затих.
За холмом батарея Сомина и автоматчики
Снаряд из второй самоходки попал в орудие Омелина. Взрывной волной Сомина сбило с ног. "Вот теперь на самом деле конец, - подумал он падая. Прямое попадание..." Писарчук и Тютькин подхватили лейтенанта и потащили его под деревья.
– Не надо! Я сам...
– Мгла перед его глазами рассеивалась. В ушах еще гудело, но он уже снова слышал звуки боя. В самом хуторе автоматчики Горича вели перестрелку с просочившимися туда немецкими солдатами. "Фердинанд" двигался в обход поляны, не рискуя пересечь открытое пространство, где догорала первая самоходка. Клычков снова устремился вперед. Вместе с ним было человек пять.
– Не стрелять!
– крикнул Сомин.
Матросы уже были в нескольких шагах от "фердинанда", который медленно поворачивался на месте, наводя свой длинный ствол на орудие Белкина.
– Сейчас выстрелит!
– Сомин инстинктивно пригнулся. Раздался сильный взрыв, и самоходная установка окуталась дымом. Ни Сомин, ни его бойцы не видели, кто бросил противотанковую гранату. "Фердинанд" больше не стрелял, а через несколько минут показались двое матросов, которые вели под руки третьего. Клычкова среди них не было. Он и еще двое остались лежать у взорванного "фердинанда".
Бой кончился, только в хуторе еще шла перестрелка. Сомин в изнеможении опустился на землю рядом с орудием. Ему хотелось лежать, закрыв глаза, и не думать ни о чем. Но надо было позаботиться о раненых.
– Товарищ лейтенант, смотрите!
– крикнул Писарчук.
Сомин вскочил. Все, кто был у орудия, смотрели, как через поляну идет человек с брезентовым свертком в руках.
– Валерка! Откуда ты взялся?
– Сомин бросился к нему.
– Где Земсков? Где Людмила?
Косотруб протянул Сомину свой сверток:
– Флаг!.. Земсков - там. Людмилу ранило. Остался с ней. Доложу и пойду за ним.
Они пошли на КП. Недалеко от входа в блиндаж лежал вниз лицом убитый офицер. Воронка от снаряда чернела в нескольких шагах от него. Это был шифровальщик. Он все еще прижимал к груди свою сумку.
В блиндаже, при тусклом свете догорающей коптилки, Косотруб увидел раненого радиста. Он был без сознания.
– Бросили человека, сволочи!
– выругался Косотруб.
– Хорошо хоть перевязали.
– Тихо!
– сказал Сомин. Он услышал какой-то неясный, монотонный звук. Звук шел снизу. Сомин нагнулся, поднял микротелефонную трубку и услышал: