Флаг миноносца
Шрифт:
– Оставь его сейчас, - сказал Николаев.
– Правильно поступил, Сомин! Собаке - собачья смерть. В полку разберемся.
В Каштановую рощу они прибыли только две недели спустя. Происшествие во взводе ПВО - ПТО наделало немало шума в полку. Николаев доложил о ЧП. Арсеньев побледнел от ярости:
– Не успели сформировать полк и тут же опозорились!
Арсеньева не могло успокоить то, что первый дивизион еще до сформирования полка восемнадцать дней успешно вел бои и получил благодарность от командира стрелковой дивизии. "Что
Коржиков немедленно провел собрания во всех подразделениях. Уполномоченный "Смерш" исписал целую тетрадку. Он расспрашивал не только Сомина, но и каждого бойца с первого автоматического орудия. Сомину надоело отвечать на вопросы. Каждый хотел узнать подробности. Все ругали паршивца-Лавриненко и одобряли решительность Сомина. Не было только человека, которому сам Сомин хотел бы рассказать, как он своими руками убил изменника. Земсков уже трое суток находился в разведке. Ему было приказано пройти вдоль передовых позиций противника в районе поселка Шаумян, куда должны были выступить в ближайшие дни второй и третий дивизионы.
В последние дни на передовой Сомин уже начал забывать о своем выстреле. Там некогда было предаваться размышлениям. Но, оказавшись в полку, он снова почувствовал ту самую тяжесть, которая угнетала его после убийства Лавриненко. Доводы логики здесь были бессильны.
В свободное время Сомин уходил в лес. Каштановая роща из темно-зеленой стала золотисто-коричневой. Горы тонули в облаках. Листья покрывали землю. Они падали целыми охапками. Только дубы были еще зелеными. Яркие и печальные краски осени обтекали их стороной.
Во время одной из своих прогулок Сомин забрел на поляну, где стоял новенький санитарный автобус, точно такой же, как тот, что остался в Майкопе. Рядом была раскинута большая палатка с красным крестом. У входа сидела на пеньке Людмила. Вокруг нее, вперемешку с опавшими листьями, белели клочки бумаги. Девушка что-то писала. Увидев Сомина, она скомкала листок и сунула его в карман. Оба обрадовались друг другу. Людмила нашла, что Володя возмужал и даже вырос. Она только вчера прибыла в полк. Яновского отправили на самолете в Москву, и в Сочи ей больше нечего было делать.
– Надоело там до смерти, - рассказывала она, - соскучилась по своим. Только Владимира Яковлевича жалко. А как вы тут?
"Сейчас начнет расспрашивать про Лавриненко, - подумал Сомин, наверно уже знает".
Но Людмилу интересовало другое:
– Земскова ты видел давно?
– Не очень. Недели две назад.
– А я - очень давно - два месяца назад. Он скоро вернется? Как ты думаешь?
Сомин не мог сказать ничего определенного. Он просидел у Людмилы часа полтора. Разговор все время возвращался к Земскову.
– Он говорил тебе что-нибудь обо мне?
– в десятый раз спросила девушка.
Сомин пожал
– Для чего ты остригла косу? Хорошие волосы. Жалко.
– Жалко, жалко!
– передразнила она.
– У осы жалко знаешь где? Ты бы посмотрел, какие были волосы, когда прилетела в Сочи. Войлок! Ни расчесать, ни помыть. Я ж прямо из Майкопа пришла. С Андреем. А он не говорил с тобой обо мне?
– Сколько раз можно спрашивать одно и то же? У Андрея хватает мороки и без тебя.
– Это верно. Тем более, ему наплели здесь, наверно, черт-те чего...
– О тебе?
– Ты понимаешь, Володька, - она легла рядом с ним на сухие листья, там был один пограничник, капитан, очень хороший парень. Мне он, конечно, как зайцу свисток, но только выйду из госпиталя - капитан тут как тут. А Владимир Яковлевич все время меня отсылает: "Чего ты сидишь в палате, говорит, - как привязанная?" Но ты мне верь, Володька, ничего с тем пограничником у меня не было. Раз идем мы по берегу, зашли довольно далеко...
– Постой, постой, - засмеялся Сомин, - раз он тебе ни к чему, зачем ты с ним таскалась?
– А ты кто такой? Особый отдел или мой муж?
– в ее глазах загорелись знакомые Сомину бешеные огоньки.
– Я тебе как человеку говорю!
Сомин махнул рукой:
– Бедный будет парень твой муж. Ну тебя, Людмила, с твоими рассказами. Мне и без тебя тошно!
Бешеные огоньки погасли. Людмила дотронулась пальцем до руки Сомина:
– Я знаю, почему тебе тошно. Плюнь, Володя. Я вот думаю: Андрей и Валерка пошли в Майкоп, чтобы вытащить нас оттуда, чтобы нас не забрали немцы, а твой "преподобный" - сам к ним полез.
– Это я без тебя знаю, - прервал ее Сомин, - и нисколько не жалею, что пристрелил его. Другое меня мучает. Почему я раньше не разгадал его? Ведь по всему паршивый был парень. А разгадай я его раньше, можно было человека воспитать, а не расстрелять.
Людмила внимательно слушала, лежа на листьях и подперев подбородок ладонями. Сомин начал сворачивать самокрутку. Газета рвалась, и махорка сыпалась на стриженые волосы Людмилы.
– Володя, ты помнишь, как я ему фонарь подставила?
– Ну, помню.
– Знаешь, за что?
– Не трудно догадаться.
– Нет, ты не знаешь. То, что он ко мне полез - это мура. Живой человек и сколько времени без бабы. Это я могу понять. Лично мне он не подходит. Я ему так и сказала: "Что есть - не про твою честь", а он мне отвечает: "Твоих командиров, когда немцы победят, всех перестреляют, а солдата никто не тронет. Жинка у меня хворая. Я уже порешился к ней не ворочаться. Специальность моя железнодорожная - всегда пригодится. Будешь у меня жить, как пышка в масле", - и снова лезет под одеяло своими погаными лапами. Тут я его стукнула в глаз со всего размаху и еще крикнула ему вслед: "Не немецкую, а русскую пулю получишь!" Так оно и вышло. Теперь скажи: мог ты его разгадать и перевоспитать?