Флагелляция в светской жизни
Шрифт:
— Если я сознаюсь маме, и она меня отшлёпает, тебе будет легче? Ведь тогда я буду наказан, а с тебя всю вину снимут?
Хотя я очень боялся быть отшлёпанным, это было лучше, чем ссора с Дженни. И я сам понимал, что заслужил быть отшлёпанным, может от этого даже как-то полегчает.
Дженни призадумалась:
— Ну да, отшлёпать тебя точно нужно. Но этого мало. Надо, чтобы тебе досталось сильнее, чем мне. Вот если доской, тогда я тебя прощу.
Доской! Я был ошеломлен. Мне только один раз доставалось доской, когда я украл у одноклассника
Но ворочаясь ночью в постели, я решился. Я расскажу маме, что произошло. Она точно решит меня отшлёпать, и если не выберет для этого доску, то я сам попрошу. Я представил себе, как буду лежать у нее на коленях и получать по голой попе тяжеленной доской. Это было ужасно. Но это был единственный выход.
На утро я рассказал обо всем Дженни. Она засомневалась, но я повёл ее за собой. Мы пришли на кухню, где мама готовила ланч.
— Мама! Мне надо тебе кое-что сказать.
— Да, солнышко? — произнесла она с любопытством.
— Это я подложил сигареты Дженни под матрац.
Мама помолчала немного. Посмотрела на нас внимательно и спросила:
— Это правда?
— Да. Это я их курил. Дженни бы ни за что не стала курить. Она сказала, что от этого бывает рак.
— И она была права, молодой человек! Она тебе рассказала, что я ее отшлёпала за сигареты?
— Да. Вот я и решил признаться. Чтобы ты не винила Дженни. Она ничего не делала.
Мама сняла передник.
— Ну ладно. Очень похвально с твоей стороны, Томми, что ты сознался. Я даже горжусь, что ты собрался с силами. Но теперь я должна тебя отшлёпать. Ты это понимаешь? — она выждала паузу. — Пойдём к тебе в комнату.
— Постой, мам! Я не просто курил сигареты. Я еще и втянул Дженни в неприятности. Меня надо наказать сильнее, чем её. — Я глубоко вздохнул и с трудом посмотрел ей в глаза. — Выпори меня доской.
Мама нахмурила брови.
— Томми, я не уверена, что…
— Мама, пожалуйста! Я заслужил.
— Томми, доской будет больнее, чем рукой. Намного больнее. Подумай, чего ты просишь.
— Я долго думал. Правда.
Мама посмотрела на Дженни. Та посмотрела в ответ. Что-то прошло между ними.
Больше ничего не говоря, мама повернулась и сняла доску со стены. С ней она вышла из кухни и пошла в мою комнату.
Дженни мне странно улыбнулась, и мы пошли вслед за ней.
Обычно, когда меня шлёпали, мама закрывала двери, чтобы никто не видел. Но в этот раз она позвала с собой Дженни. Дженни стояла у открытой двери и наблюдала. Мама села на кровать, и я подошел к ней.
Мы все молчали. Я сам снял штаны и трусы и лёг к ней на колени. В моем животе словно был завязан узел, и хотелось в туалет. Слезы уже катились по щекам, так сильно я боялся доски. Но я знал, что поступаю правильно, и я хотел, чтобы Дженни увидела, как меня накажут. Так и произошло.
Справедливое наказание поркойМама положила левую руку мне на спину, и следующее, что я почувствовал, был удар доски по моей
Я упал на кровать и стал рыдать в подушку. Порка была болезненнее, чем я мог себе представить. Но несмотря на боль и унижение, я почувствовал, как груз свалился с души. Я был наказан. Я был чист перед Дженни. Я был свободен.
Через некоторое время мой плач утих, и я обнаружил, что Дженни все ещё была в комнате. Она видела, как мама меня выпорола, и как я лежал и плакал после этого. Она подошла к кровати и села на колени рядом со мной. Я почувствовал, как её холодная рука легла на мою пылающую попу.
— Теперь мы квиты, — нежно произнесла она. — Можно снова дружить.
Она вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь. Я улыбнулся сквозь слёзы. Это было худшее из всех моих наказаний, но оно было единственное, которое я был действительно рад получить.
Удовольствие от порки
Когда мне было лет девять-десять, я был совершенно несносным ребенком, но мама вот уже пару лет меня не шлёпала. Пока не произошла эта история.
Я играл во дворе с другом по имени Черил, а мама разговаривала с соседкой. По улице шла молодая женщина со своим сыном. Она остановилась поболтать с женщинами, а малыш, которому было лет четыре-пять, стал слоняться по двору.
Пока мамы разговаривали, мальчик решил облегчиться. Он спустил штанишки и радостно пописал на стену нашего дома.
Его мама подбежала в ужасе и схватила его. Она притащила его на наше крыльцо, села на ступеньки, уложила его к себе на колени и принялась больно шлёпать.
Штанишки болтались у него на уровне колен. Она удерживала его у себя на коленях и звонко шлёпала его по подрумяненной голой попке прямо перед всеми нами. Он дико визжал и извивался, с него даже слетел ботинок. Ей пришлось схватить его руки и прижать их к спине, чтобы продолжить наказание.
Я смотрел завороженно, как его голые ягодицы плясали под ударами ее уверенной руки и становились все краснее и краснее. Он орал: “Хватит, мамочка, не надо!” и громко плакал.
Я затаил дыхание и понял, что меня возбуждает это зрелище, я хотел, чтобы оно длилось как можно дольше, но, слишком скоро, оно подошло к концу.
Она поставила его на ноги, натянула обратно штанишки и заставила извиниться перед нами. Затем она ушла, волоча за собой все ещё хнычущего ребенка, громко обещая ему ещё и шлёпанье щёткой для волос, когда они придут домой.
Я был шокирован и крайне возбужден увиденным. Я осознал, наблюдая за наказанием, что сам хотел бы быть также унизительно наказанным своей мамой. Я хотел оказаться у мамы на мягких бёдрах, со штанами, спущенными до колен, чтобы она меня старательно шлёпала по маленькой голой попе.