Фламандская доска
Шрифт:
— Не просто весьма неприятно! — Лола Бельмонте наконец нашла соответствующий термин и даже подалась вперед на стуле всем своим сухим, костлявым телом. — Это был просто позор: знаете ли вы такого-то, знакомы ли вы с такой-то… И все это с таким видом, как будто мы и есть преступники.
— А мы вовсе не преступники, — с циничной серьезностью вставил ее муж.
— Не болтай глупостей! — Лола Бельмонте метнула на него злобный взгляд.
— У нас тут серьезный разговор.
Альфонсо издал короткий смешок сквозь зубы.
— У нас тут треп и пустая потеря времени. Единственная реальность заключается
— Мои деньги, Альфонсо, — заметил Бельмонте со своего инвалидного кресла. — Если ты не против.
— Ну, это просто я так выразился, дядя Маноло.
— Тогда выражайся соответственно.
Хулия помешала ложечкой в своей чашке. Кофе был холодный, и она подумала: интересно, Лолита подала его таким нарочно? Правда, они с Муньосом явились к Бельмонте неожиданно, незадолго до полудня, якобы для того, чтобы поставить дона Мануэля и его семейство в известность о случившемся.
— Вы полагаете, картина найдется? — спросил старик. Он встретил их в домашнем свитере и тапочках, однако с искренней любезностью, несколько компенсировавшей недоброжелательство и холодность его племянницы. Теперь, сидя с чашечкой кофе на коленях, он выглядел подавленным, просто убитым. Известие об исчезновении картины и смерти Менчу было для него настоящим потрясением.
— Делом занимается полиция, — ответила Хулия. — Они найдут картину, я уверена.
— Насколько мне известно, существует черный рынок, где торгуют произведениями искусства. Фламандскую доску могут продать за границу.
— Да. Но полиция располагает подробным ее описанием. Да и я сама передала им несколько фотографий. Так что вывезти ее из страны будет нелегко.
— Не понимаю, как этим людям удалось войти в вашу квартиру… Полицейский сказал мне, что у вас там стоит решетка и электронная сигнализация.
— Может быть, Менчу сама открыла дверь. Главный подозреваемый — это Макс, ее жених. Имеются свидетели, видевшие, как он выходил из подъезда.
— Знаем мы этого жениха, — буркнула Лола Бельмонте. — Они на днях заходили вместе. Такой высокий красивый парень. Я тогда еще подумала: уж чересчур красивый… Надеюсь, его скоро поймают, и он получит по заслугам. Для нас, — она взглянула на пустой прямоугольник на стене, — эта потеря просто невосполнима.
— По крайней мере, мы сможем получить страховку, — сказал Альфонсо, улыбаясь Хулии, как лис, обхаживающий курятник. — Благодаря предусмотрительности этой очаровательной девушки. — Тут он вспомнил кое о чем и поспешил придать своему лицу соответствующее выражение: — Хотя, конечно, это не вернет к жизни вашу подругу…
Лола Бельмонте сердито взглянула на Хулию.
— Ну, знаешь ли, если бы картина еще и не была застрахована… — Она говорила, презрительно выпячивая нижнюю губу. — Но сеньор Монтегрифо говорит, что по сравнению с тем, что за нее можно было выручить, эта страховка — просто курам на смех.
— Вы уже говорили с Пако Монтегрифо? — поинтересовалась Хулия.
— Да. Он позвонил рано утром. Практически он вытащил нас из постели своим звонком. Поэтому, когда появилась полиция, мы были уже в курсе событий… Монтегрифо — настоящий кабальеро. — Она бросила на мужа взгляд, исполненный плохо скрытой укоризны. — Я же говорила: это дело с самого начала пошло не так,
Альфонсо жестом дал понять, что он умывает руки.
— Предложение бедняжки Менчу было вполне приемлемым, — сказал он. — Я не виноват, если потом все осложнилось. Да и, в конце концов, последнее слово всегда оставалось за дядей Маноло. — Он преувеличенно уважительным полупоклоном-полукивком указал на инвалида. — Не правда ли?
— Об этом будет отдельный разговор, — отрезала племянница.
Бельмонте взглянул на нее поверх чашки, которую в этот момент подносил к губам, и Хулия уловила в его глазах знакомый сдержанный блеск.
— Картина пока что является моей собственностью, Лолита, — проговорил старик, аккуратно вытерев губы вытащенным из кармана мятым носовым платком. — Хорошо ли шло дело, плохо ли, украли картину или нет, это касается меня. — Некоторое время он молчал, как будто размышляя над этим, потом его глаза встретились с глазами Хулии, и в них была искренняя симпатия. — Что касается этой девушки, — он ободряюще улыбнулся ей, словно это она нуждалась в поддержке, — я уверен, что ее поведение и действия в данной истории безупречны… — Он повернулся к Муньосу, который еще ни разу не раскрыл рта. — Вам не кажется?
Шахматист сидел в своем кресле, вытянув ноги и сплетя пальцы под подбородком. Услышав вопрос, он заморгал, точно не сразу сумел оторваться от каких-то сложных размышлений, и склонил голову набок.
— Вне всякого сомнения, — ответил он.
— Вы по-прежнему считаете, что любую тайну возможно разгадать, руководствуясь математическими законами?
— Да.
Этот короткий диалог кое о чем напомнил Хулии.
— Что-то сегодня не слышно Баха, — заметила она.
— После того, что случилось с вашей подругой, а также после исчезновения картины, думаю, сегодня музыка неуместна. — Бельмонте словно на несколько мгновений унесся мыслью куда-то далеко, потом загадочно улыбнулся. — Как бы то ни было, тишина, молчание ничуть не менее важны, чем организованные звуки… Как вы считаете, сеньор Муньос?
И на этот раз шахматист согласился со своим собеседником.
— Это верно, — сказал он, и чувствовалось, что слова старого музыканта вызвали у него интерес. — Наверное, это как на фотографических негативах. Фон, на котором, казалось бы, нет никакого изображения, также несет информацию… А что, то же самое и у Баха?
— Разумеется. У Баха имеются отрицательные звуковые пространства, периоды молчания, не менее красноречивые, чем ноты, аккорды, темп и так далее… А вы, значит, занимаетесь еще и изучением незаполненных пространств в ваших логических системах?
— Конечно. Это все равно что взглянуть на то же самое с другой точки. Временами это похоже на сад: смотришь с одного места — и не видишь никакой упорядоченности, а посмотришь с другого — и оказывается, что он спланирован в строгом геометрическом порядке.
— Боюсь, — произнес Альфонсо, язвительно окидывая взглядом обоих, — что для меня час еще слишком ранний, чтобы участвовать в столь ученых беседах. — И, поднявшись, ленивой походкой направился к бару. — Кто-нибудь желает рюмочку?
Ему никто не ответил, и Альфонсо, пожав плечами, принялся готовить себе виски со льдом. Потом облокотился на сервант и, подняв стакан, кивнул в сторону Хулии.