Фламандская доска
Шрифт:
— Технически, — проговорил он наконец с явной неохотой, — это могла бы быть она. Она знает все возможности этой партии, а кроме того, хорошо играет. Я бы сказал: довольно хорошо.
— Кажется, вы не очень убеждены…
— Есть кое-какие детали, которые не вписываются.
— Но она приближается к тому представлению, которое у нас сложилось о нем. Она наизусть знает партию с картины. Она обладает достаточной силой, чтобы убить человека — мужчину или женщину — и в ней есть нечто такое, от чего в ее присутствии становится неуютно… — Девушка сдвинула брови, вспоминая, что еще добавить к описанию Лолы Бельмонте. — Похоже, она плохой человек.
— Может быть, именно из-за этого она и испытывает к вам неприязнь. Потому что вы таковы, какой она хотела, но не сумела стать… У меня не очень хорошая память на все эти сказки, которые так любите вы и Сесар, но все же мне помнится, что злая ведьма в конце концов возненавидела свое зеркало.
Несмотря на малоподходящие обстоятельства, Хулия рассмеялась.
— Возможно, что и так… Мне бы это никогда не пришло в голову.
— Ну так вот я вам подсказал. — Муньос полуулыбнулся. — Постарайтесь в ближайшие дни не есть яблок.
— Ничего. Со мной ведь два моих принца. Вы и Сесар. Слон и конь, так, кажется?
Муньос перестал улыбаться.
— Это не игра, Хулия, — сказал он, чуть помедлив. — Не забывайте об этом.
— Я не забываю. — Она взяла его под руку и почувствовала, как он едва ощутимо напрягся. Похоже, он испытывал неловкость, но она не убрала своей руки. Ей становился все более симпатичен этот странный, неуклюжий и молчаливый чудак. Шерлок Муньос и Хулия Ватсон, подумала она, смеясь про себя, ее вдруг охватила безудержная веселость, пригасило которую лишь внезапное воспоминание о Менчу.
— О чем вы думаете? — спросила она шахматиста.
— Да все об этой племяннице.
— И я тоже. Она и правда до мелочей соответствует тому, что — или кого — мы ищем… Хотя, судя по всему, вы не слишком убеждены в этом.
— Я не сказал, что это не она была той женщиной в плаще. Я говорю только, что не узнаю в ней нашего таинственного противника…
— Но некоторые вещи ведь совпадают! Вам не кажется странным, что, будучи лицом весьма заинтересованным, всего через несколько часов после того, как у нее похитили картину, стоящую целое состояние, она вдруг забыла о своем возмущении и начала преспокойно говорить на шахматные темы? — Хулия отпустила руку Муньоса и остановилась перед ним, глядя прямо в глаза. — Или она великая лицемерка, или шахматы значат для нее гораздо больше, чем кажется. В любом случае она оказывается фигурой подозрительной. Может быть, она все время притворялась. С момента звонка Монтегрифо у нее было более чем достаточно времени, чтобы, понимая, что полиция непременно явится к ней, подготовить то, что вы называете линией обороны.
Муньос кивнул.
— В самом деле, это возможно. В конце концов, она шахматистка. А шахматист умеет пользоваться различными средствами. Особенно когда речь идет о выходе из сложных ситуаций…
Некоторое время он шел молча, уставившись на носки ботинок. Потом поднял глаза на Хулию и отрицательно покачал головой.
— Не думаю, чтобы это была она. Я всегда представлял себе, что, когда мы с ним окажемся лицом к лицу, я испытаю какое-то особое чувство. А сейчас я ничего не чувствую.
— А вам не приходило в голову, что, вероятно,
Муньос остановился и бесстрастно взглянул на девушку. Его сощуренные глаза сейчас ничего не выражали.
— Да, я думал об этом, — негромко сказал он, не отводя от нее тусклого взгляда. — И я не исключаю такой возможности.
Несмотря на лаконизм шахматиста, Хулия поняла, что есть что-то еще. Его молчание, его склоненная к плечу голова, этот невидящий взгляд, затерянный в каких-то недоступных ей пространствах, внушили ей уверенность, что мысли его заняты чем-то другим, ничего общего не имеющим с Лолой Бельмонте.
— До чего еще вы додумались? — спросила она, не в силах сдержать любопытства. — Вы что — обнаружили там что-то еще, о чем не хотите говорить со мной?
Муньос не ответил.
Они зашли в магазин Сесара, чтобы в подробностях описать ему свое посещение дома Бельмонте. Антиквар ожидал их с беспокойством и, едва услышав звон колокольчика, поспешил навстречу, чтобы сообщить новость:
— Задержали Макса. Сегодня утром, в аэропорту. Полчаса назад звонили из полиции… Он в участке возле музея Прадо, Хулия. И хочет видеть тебя.
— Почему именно меня?
Сесар пожал плечами, словно желая сказать: я могу знать многое о голубом китайском фарфоре или о живописи девятнадцатого века, но психология альфонсов, да и преступников вообще, пока еще не стала одной из моих специальностей.
— А что с картиной? — спросил Муньос. — Вы не в курсе, ее не нашли?
— Сильно сомневаюсь. — Голубые глаза антиквара излучали беспокойство. — Думаю, именно в этом и заключается проблема.
Инспектор Фейхоо, похоже, не испытывал особого восторга от новой встречи с Хулией. Он принял ее в своем кабинете, под портретом короля и календарем Управления государственной безопасности. Было заметно, что настроение у него отвратительное. Не приглашая посетительницу сесть, он сразу перешел к делу.
— Это не совсем соответствует нашим правилам, — сухо заговорил он, — потому что речь идет о человеке, которого подозревают в двух убийствах… Но он настаивает: говорит, что не станет давать официальные показания, пока не повидается с вами. И его адвокат, — казалось, он вот-вот не удержится и выскажет вслух все, что думает о представителях этой профессии, — тоже согласен.
— Как его нашли?
— Это было нетрудно. Вчера вечером мы разослали его приметы повсюду, в том числе на контрольно-пропускные пункты на границах и в аэропорты. Сегодня утром он был опознан пограничниками в аэропорту Барахас, откуда собирался вылететь в Лиссабон по фальшивому паспорту. При задержании он не оказал сопротивления.
— Он сказал вам, где картина?
— Он не сказал абсолютно ничего. — Фейхоо поднял толстый указательный палец с квадратным ногтем. — Ну, разумеется, кроме того, что он невиновен. Такие заявления нам здесь частенько приходится выслушивать: это нечто вроде обязательной программы. Но когда я предъявил ему показания свидетелей — таксиста и консьержа, он сломался. И начал просить адвоката… Тогда же он потребовал и встречи с вами.
Сделав приглашающий жест в сторону двери, он вывел ее из кабинета и провел по коридору до другой двери, охраняемой полицейским в форме.