Флёр

Хэррод-Иглз Синтия

— Но я не могу…

— Больше ни слова, ступай! — Флер обеими руками подтолкнула его к лестнице, и Тедди понуро пошел вниз по ступеням. В эту минуту он был похож на побитого пса.

Она ужасно на него рассердилась, хотя и чувствовала свою вину. Ей нужно было проявлять твердость по отношению к нему с самого начала, с того момента, когда поняла, что он любит ее. Дядюшка Фредерик был прав: Тедди принял любезное обращение за поощрение его чувств к ней. Подумать только, женщине нельзя продолжать дружить с человеком, которого она знает всю свою жизнь. Какая несправедливость!

Но какой смысл сопротивляться реальности, какой бы неприятной она ни была. Что греха таить, Тедди не так умен, как она. И если он попадет в беду из-за своего глупого проступка, то в этом будет частично и ее вина.

— Вас что-то расстроило? — спросил граф.

Флер снова вошла в бальный зал, когда закончился первый танец. Не успела она оглянуться, как он уже был рядом с ней. Карев тревожно всматривался в ее лицо. От охватившего ее волнения пульс у нее учащенно забился. Неужели он так хорошо ее уже изучил, что мог определить настроение с первого взгляда?

— Нет, ничего, — ответила она.

— Может быть, этот молодой офицер в разговоре с вами допустил бестактность?

Она вздрогнула, но, спохватившись, поняла, что он имел в виду Джерома.

— Нет, что вы. Он — сама вежливость.

— Да, я знаю подобных англичан, они так утомительны для женщины, обладающей сильным духом! Обещаю вам никогда не быть воплощением вежливости.

Флер рассмеялась. В голове у нее просветлело.

— Благодарю вас. Это значит относиться ко мне с искренней добротой. Вы себе и представить не можете, как иногда скучно и утомительно быть женщиной. Никто вокруг не верит ее словам, все считают, что она постоянно недоговаривает, что-то скрывает, преследует свои цели.

— Осмелюсь заметить, — протянул он ей руку, когда пары начали выходить для следующего танца, — что как в Англии, так и в России много женщин, которые не говорят, что думают, и которые преследуют собственные цели. Виной этому их образование.

— В России тоже? Здесь женщины должны быть украшением гостиной джентльмена. Их обучают только этому ремеслу.

— Да, такая же картина и у нас. От женщин требуется лишь внешний лоск и притворное совершенство. Однако есть одно существенное различие — в России женщины равны перед законом. Об этом позаботилась императрица Екатерина. К тому же замужняя женщина продолжает владеть своей собственностью, следовательно, она пользуется большей свободой, чем англичанки.

Флер поразили его слова.

— Да, так и должно быть! Если у нее есть личный доход, она может уйти от мужа, если жизнь с ним стала невозможной.

Карев улыбнулся.

— Экономика и любовь обычно не являются взаимозависимыми предметами.

— Я имела в виду скорее брак, чем любовь, — неосторожно заметила Флер.

— Разве эти понятия для вас не одно и то же?

Она почувствовала, как краснеет.

— Мне не известно ни то, ни другое, сэр, — резко бросила она.

— Но почему вы сразу заговорили о разводе? Ваши мысли, мисс Гамильтон, забегают далеко вперед. — С серьезным видом произнес граф. — Нужно идти потихоньку, шаг за шагом.

Флер

вдруг захотелось выпалить что-нибудь резкое, но, заметив смешинки у него в глазах, она поняла, что он просто подтрунивает над ней.

— Для чего вы заставляете меня обнажать свою душу? Вряд ли это справедливо.

Заиграла музыка. Флер тут же захотелось почувствовать его руку у себя на талии, и ей даже вздумалось сказать графу об этом. Нет, — тут же одумалась она, — слишком быстро. Но когда он взял ее руку в свою, а второй обнял ее за талию, она с безумной уверенностью поняла, что он думал о том же, что и она. Посмотрев ему в лицо, Флер поняла, что погибла.

— Что такое? — спросил он. — Что означает ваш проникновенный взгляд?

Несмотря на головокружение, ей удалось довольно твердо ответить:

— Я подумала, что вы, несомненно, отличный танцор. Меня обычно хватали и тащили, как тащат, спотыкаясь, канат дюжина юнг.

— Я весь задрожал от вашего комплимента. Не хотелось бы вас разочаровывать, но ведь я могу оступиться, и мы оба окажемся на полу, — сказал он без тени смущения.

Флер танцевала с шестнадцати лет, и встречала многих молодых людей, с кем вальсировать было одно удовольствие. Но сделав с ним первые па, она поняла, что такого еще никогда прежде не испытывала. Сначала он долго молчал. Потом, одобрительно кивнув ей, произнес:

— Прекрасно! Надеюсь, вы понимаете, что нельзя одновременно и танцевать, и разговаривать, делая хорошо и то и другое.

— Конечно, — согласилась она, испытывая настоящее блаженство, — если танцевать так, как вы. Это не танец — это полет.

— А вам приходилось летать? — вежливо осведомился граф.

— Иногда, во сне.

Он, глядя на нее сверху, улыбался. Флер заметила, что улыбка преображала его, как никого из всех знакомых ей людей. Уголки его губ поднимались вверх, и от этого она ощущала внутри себя пустоту.

— В таком случае, полетайте, — сказал он. — Поговорим, когда закончится музыка.

Сейчас Флер хотелось молчать, не говорить ни слова, а лишь танцевать, танцевать вот так с ним, танцевать всегда, вечно. Выгибая спину в сильных руках графа, она инстинктивно, а может быть по невидимым флюидам, чувствовала, каким будет его следующее па. Ее ноги кружили вокруг его ног, ни на секунду не прикасаясь к ним. Они без тени усталости неслись в воздушном танце до дальнего конца зала, а там, на поворотах, так стремительно вертелись юлой, что отражение свечей и танцующих пар в больших зеркалах сливались в одно неразличимое пятно.

«Как не хочется останавливаться, — думала Флер, — больше я не стану танцевать ни с кем». В его глазах она видела отблеск ее мыслей и удивлялась, уж не высказала ли она их нечаянно вслух. И когда музыка оборвалась, она почувствовала такое разочарование, что чуть не расплакалась.

— Ничего, мы сейчас продолжим, — сказал он, словно подслушав ее. — Ну, а пока можно поговорить. Вы не устали?

— Нет, хотя понятия не имею почему.

— Напомните мне когда-нибудь, и я вам объясню. А пока расскажите, кто сообщил вам мою фамилию до нашей встречи.