Флэшмен в Большой игре
Шрифт:
Везде на склонах стояли кучки панди,с ружьями и примкнутыми штыками, но они не делали ничего, чтобы помочь, а на небольшом холмике, чуть в стороне, я обнаружил группу пышно разодетых туземцев — там был Азимула-Хан, что-то говоривший Уилеру, который жестами указывал куда-то в сторону барок, так что я двинулся к ним, сквозь молчаливые ряды стрелков-панди. Когда я подошел поближе, Азимула как раз вещал:
— … но я уверяю вас, генерал, что мука уже в лодках — идите и убедитесь в этом сами. А-а, полковник Флэшмен, доброе утро, сэр! Полагаю, что вижу вас в добром здравии. Кстати, генерал, может, попросить полковника Флэшмена проверить лодки и удостовериться в том, что все так, как я вам говорю?
Так что меня отправили вниз, на берег, и мне пришлось вброд перебираться к баркам по мелководью;
Клянусь Богом, грузить негров было легче. Думаю, я переправил на барки десятка два женщин (к моему счастью, ни одна из них не стоила и того, чтобы ее хоть немного потискали), вытащил из воды ребенка, который, плача, барахтался у берега и звал маму, врезал кулаком по роже одному панди,пристававшему к миссис Ньюнхем, пытаясь вырвать у нее зонтик, рявкнул на дряхлую старуху, которая отказывалась от погрузки до тех пор, пока точно не удостоверится, что предлагаемая ей барка действительноимеет 12-й номер, («Мистер Тернер сказал, что я должна сесть именнов номер 12; в другую я не сяду!»— как будто это был пароход «Грейт Истерн»), [164]а затем мне пришлось крутиться по шею в воде, помогая заменить гнилую веревку для руля. Странно, но когда вы работаете подобным образом, потея и выбиваясь из сил, чтобы навести хоть какой-то порядок в этом хаосе, то и думать забываете про смерть, опасность и возможность предательства — все ваши мысли крутятся вокруг того, где бы найти кусок веревки, чтобы привязать ее к перу руля или как найти саквояж, который горничная миссис Бартеншоу забыла в повозке.
Я вусмерть умаялся, когда наконец выкарабкался на берег и огляделся по сторонам. Почти всех к тому времени удалось погрузить, высокие барки лениво покачивались на маслянистой поверхности воды, и, скользя между ними, остатки утреннего тумана уплывали через широкую поверхность реки к противоположному берегу, находившемуся на расстоянии около мили, а жаркое солнце понемногу превращало воду в огромное пурпурное зеркало.
Всего лишь около пятидесяти наших людей, по большей части — из числа арьергарда, возглавляемого Вайбертом, еще оставались на истоптанном, усыпанном обломками и обрывками вещей склоне. Уилер, Мур и Вайберт стояли рядом, и когда я подошел к ним, то услышал голос Уайтинга, дрожащий от злости:
— …и он был застрелен прямо в своем паланкине, говорю вам — по крайней мере, полдюжины пуль! Ох, уж эти проклятые свиньи! — тут он ткнул сжатым кулаком в направлении храма на холме, возле которого Азимула сидел с Тантией Топи и маленькой группкой офицеров Нана-сагиба.
Конечно же, самого Нана не было видно.
— С этим ничего не поделаешь, капитан Уайтинг! — голос Уилера был хриплым, а его измученное лицо побагровело и покрылось потом. Казалось, он был на грани обморока. — Я знаю, знаю, сэр, что это — самое отъявленное вероломство, но этого уже не изменить! Давайте возблагодарим Господа за то, что нам удалось добраться сюда — нет, нет, сэр — мы не в том положении, чтобы протестовать или пытаться наказать виновных — нам нужно торопиться вниз по реке, прежде чем случится нечто более страшное!
Уайтинг топнул ногой и выругался, но Вайберт, успокаивая, отвел его в сторону. Панди,окружавшие
— Алло, Флэш, — устало проговорил Мур; как и я, он был густо покрыт грязью, а его раненая рука выскользнула из повязки. — Знаешь, они убили еще и Масси. Они вместе с Эвартом протестовали, когда пандисхватили четырех наших сипаев — и расстреляли их всех…
— Как собак, прямо на обочине! — закричал Уайтинг. — Клянусь Богом, если бы у нас только была пушка! — он смахнул пот со лба, всматриваясь в панди,на склоне. — Тут он заметил меня. — Флэшмен — один из этих сипаев был пуштун — твой адъютант, тот здоровый парень в мундире хавилдара— они пристрелили его в канаве!
С минуту я ничего не мог понять и, лишь остолбенев, уставился в его красное злое лицо. «В канаве, как собаку!» — снова воскликнул он и тут меня словно ударило: он говорит мне о смерти Ильдерима. Не могу описать, что я ощутил — это не были печаль, ужас — скорее недоверие. Ильдерим не могумереть — он казался неуязвимым, даже когда много лет назад я встретил его в Могале еще мальчишкой, одним из тех людей, которые просто брызжут жизнью. Я вспомнил его ухмыляющееся, обросшее бородой ястребиное лицо — прошло ведь всего несколько часов — «Чтобы ни одна проклятая собака не смогла бы меня с кем-то спутать!» Он был прав — и вот он умер, но не той смертью, которой этот отважный идиот всегда хотел умереть, а просто предательски убит на обочине. «Эх ты глупый гильзайский ублюдок, — подумал я — почему же ты не сбежал из укрепления, когда это еще было возможно…»
— Идем! — Мур толкнул меня в плечо. — Мы поднимемся на борт последними. Мы… алло, а это что за черт?
Из-за деревьев на вершине склона запел горн и чистые звуки донеслись до нас. Я посмотрел на холм и увидел, что там происходит что-то необычное. Должно быть, я был до сих пор настолько поражен смертью Ильдерима, что мне это зрелище показалось скорее странным, нежели ужасным. Пандина склоне — а там их было не менее пары сотен — присели для стрельбы с колена, вскинули мушкеты и направили их на нас.
— Господи Иисусе… — послышался крик и тут же склон холма будто взорвался громом мушкетных выстрелов, просвистели пули и я услышал, как кто-то рядом со мной застонал, а потом рука Мура дернула меня вниз и я, разбрызгивая жидкую грязь, шлепнулся прямо в воду. Я погрузился с головой и отчаянно замолотил руками и ногами, придя в себя только после того, как врезался головой в борт одной из барок. Надо мной кричали женщины, затем раздался отдаленный выстрел из пушки и я увидел, что узкий участок воды между мною и берегом, весь покрылся рябью от ударившей в него картечи. Я приподнялся, уцепился за планшир и с трудом подтянулся, а затем всю барку словно качнула какая-то гигантская рука, и я снова плюхнулся в воду.
Когда, задыхаясь, я поднялся на ноги, пандиуже спускались по холму, держа сабли и мушкеты со штыками наготове, надвигаясь на остатки нашей береговой партии, которые пытались перебраться через мелководье. Другие мятежники, стоя на гребне склона, стреляли по лодкам, а в тени под тремя деревьями я заметил отблески залпов трехорудийной батареи, раз за разом посылающие порции картечи и ядер в беспомощно сгрудившиеся у берега барки. Люди барахтались в воде всего лишь в нескольких ярдах от меня — я видел, как одного британского солдата зарубили саблей, другой опрокинулся на спину, когда сипай выстрелил в него почти в упор, а третий, пронзенный штыком, медленно тонул у самого берега. Уилер, побледнев, кричал: «Предательство! Отходите от берега — быстро! Предательство!» Спотыкаясь и скользя по илистому дну, он выхватил саблю, замахнулся на наседающего сипая, потерял равновесие и погрузился с головой, но руки, показавшиеся из-за планширя ближайшей барки, ухватили и потащили его на борт; с генерала текла вода и он судорожно кашлял. Рядом в воде стоял Мур, а Вайберт пытался доплыть до нас, волоча свою раненую руку. Когда Мур рванулся ему на помощь, я снова ушел под воду, ударившись о дно лодки, а когда вынырнул, то абсолютно ясно понял — ну что ж, Флэши, мой мальчик, вот ты и ошибся еще раз — все же Нана-сагибу нельзя было доверять.